суточные щи -

Федорино Горе и Мойдодыр.

Интересно, как Корней Чуковский, всю жизнь изучая англо-американскую литературу, ввел в русскую литературу чисто японскую концепцию цукумогами - оживших бытовых вещей, в которые вселяется добрый или злой дух в зависимости от того, как с ними обращаются владельцы. Или он это у кого-то из англичан вычитал? Совершенно не припоминаю такого. Французы же издали серию книг Classiques de l'Orient как раз начиная с 1920 года, где эти японские монстры упоминаются.

Cinq Nô: drames lyriques japonais. Noël Peri. 1921

Или Николай Корнейчук и по-французски читал всю наличную литературу подряд? В таком случае этот незаконнорожденный сын турецкоподданного и прачки-хохлушки сам натуральный монстр. Скорее, кто-то из цеховых приятелей подбросил сплетню о японцах, у которых зонтики и тапочки убегают и вытворяют разные фокусы.

Допустить, что идея оживить вещи пришла автору в голову как-то совершенно независимо я конечно могу, но для начала надо исчерпать более приземленные возможности передачи идей от литераторов литераторам. Владимир Набоков со своей безупречной памятью и осведомленностью обо всём сразу мог заразить бедного выскочку желанием обскакать аристократа если не в систематической начитанности, то хотя бы в наслышанности обо всём на свете.