суточные щи -

! В ЖЖ эту запись удалось вставить цельным куском, в LJ выдается ошибка 500, так что разбиваю вручную на два куска.

Трактатъ об изнасилованиях. Часть 2

(будет писаться порционно, правиться как и когда придется, так что и читайте как угодно; лучше часа через два после объявления, а еще лучше на следующий день или недельку погодя)
Эпиграф

- Что это? - спросил я.
Не будь дурачком - сказала Алиса, перекатывая на ладони две одинаковые пилюли. - Сейчас же съешь одну и запей шипучкой. А немного погодя наши барьеры рухнут и мы будем делать всё, что хотим, но опасаемся в этом признаться. Она пытливо заглянула в мои глаза своими удивительными фиалковыми. Всё свободно, то есть бесплатно - сказала Алиса, мило улыбаясь и показывая платиновую проволоку на почти уже ровных белых зубах.
Я машинально ощупал языком свои кривые центральные резцы, и пробормотал:
- Извини, сначала мне надо отлить.
Через несколько секунд я бежал, миновав тусклую веранду, темный двор с мерцавшими китайскими фонариками, садовую калитку и наконец стальные ворота и убедившись, что за мной не бегут мои друзья. Музыку было всё еще слышно; удивительно, как соседи терпят. На душе попеременно царили позор и раскаяние. Я всё ещё не то надеялся, не то боялся, что они побегут за мной и приведут обратно к счастью. Со смехом, но настойчиво. Непонятливого недотепу из отсталых, забитых иммигрантов.

Еще через пять минут, добежав трусцой до станции метро, я твердо убедил себя, что на самом деле боюсь, а все прочее это аппетиты молодого самца, голодного во всех отношениях, и эти аппетиты необходимо укротить.

- Если я буду делать то, что я хочу - сказал я себе - и притом знаю, что хочу это делать, то с утра мною может заинтересоваться полиция или мафия, или ваши родные и близкие из больших начальников и денежных тузов, или все одновременно.
- Но дело даже не в этом, ведь очень даже возможно, что вы, друзья мои сохраните тайну нашей вечеринки от стражей законов и общественных приличий и всё будет весело и прекрасно, без малейших последствий для моего и вашего здоровья и моей и вашей свободы, в конце концов мы все интеллигентные люди и уважаем друг друга. А потом, когда барьеры снова вырастут, мы будем продуктивно трудиться. А потом опять сломаем границы, когда захотим. Нет, не в этом дело, хотя это уже выглядит бессмысленной рутиной.
- А дело в том, что я могу начать вытворять то, что я хочу, но не знаю об этом. Может быть слегка догадываюсь, но боюсь сознаться даже себе, в полном одиночестве. Вот что на самом деле страшно.

(автоплагиат из романа-в-стол "Антиподы")

-----


Необходимое введение.

В русском языке, мысли и литературе есть четко различимая граница между трудом и работой. В труде - счастье. На работе - неволя. Дмитрий Иванович Менделеев ясно понимал, что не всякая работа есть труд, и специально писал об этом. Труд не обязательно работа, хотя может может сопровождаться работой. Но труд вообще есть основа душевного здоровья индивида, позволяющая каждому преодолеть крайний, нарциссический индивидуализм, сделать нечто очевидно полезное для ближнего, или даже для всего общественного организма. Работа может быть страданием, но в труде есть обязательное наслаждение, полнота жизни, слияние с общим началом - и это понимают, например индуисты, говоря о карма-йоге для просвещенного йогина как о совершении предписанных свыше обязательств без привязанности к плодам своего труда. В широком смысле любой труд - это занятие, которое поглощает определенную часть времени нашей жизни. Вот сейчас, когда я пишу эссе, я занимаюсь делом, тружусь. Но не работаю. И этим я рискую огорчить начальство. А чтобы этого не произошло, вместо утра я буду работать вечером, чем рискую огорчить беременную жену и сына. Но куда мужику деваться? Я отработаю, я двужильный.

В английском языке также есть существенная разница между work и labour. Нанять можно labour, но сделать можно work. Labor force - это те самые трудящиеся, которых когда-то опекала партия лейбористов, а теперь нанимают со всего мира. При этом можно заметить, что сам смысл слов labour в названии "партии труда" радикально изменился за последние десятилетия.

Почему это произошло? Работа, теряя свой обязательно - принудительный характер в обществах высокого среднего достатка, и/или развитого социализма и велфера, постепенно теряет тот самый смысл, который присутствует в словах "работа" и "labour". Говоря о том, что "я пошел/пошла на работу" человек конца 20- начала 21 века часто подразумевает совсем не то, что подразумевалось под работой двести или даже сто лет назад. Как анекдот, можно вспомнить о том, как советские женщины - инженеры и технологи, трудящиеся многочисленных институтов, бюро и министерств, придя на "работу", вынимали несессер и принимались усердно полировать ногти, подкрашивать губы и поправлять ресницы.

Да и в странах условно капиталистических стало происходить что-то очень похожее. И не только среди женщин, но и среди мужчин. Синие, серые, черные униформы и одинаковые пиджаки сменились разнообразием нарядов и фасонов, прически стали то удлинняться, то укорачиваться, менеджеры высшего звена вдели пиратские серьги в проколотые уши, младшие сотрудники отпустили бороды и так далее и тому подобное. И в общем целом - если еще в недавние 1950е и даже в начале 1970х рабочая минута на капиталиста была действительно рабочей минутой со строгим рационом перекуров и обеденным перерывом по звонку, то в современном офисе царит расслабленность, просачивающаяся даже в самые низы, в слои трудяг- синих воротничков.


Это лишь необходимая иллюстрация для подхода к теме об изнасилованиях.

В данном сочинение изнасилование будет пониматься и весьма абстрактно, и весьма конкретно, и я буду стараться делать необходимые оговорки для того, чтобы максимально прояснить понимание, но при этом не сузить проблему до тривиальной.

Сексуальное насилие далеко не так тривиально, как представляется некоторым. Если бы оно было тривиальным, не было бы ни клубов БДСМ, ни популярной книжки о пятидесяти оттенках Серого. (Алё, Серёга, слышь, ага, какую тему буржуйские промокашки подогнали, сплошной сеанс, ля.)

Мне, как читателю меня, как писателя хотелось бы пока детализовать и сузить проблему, перед тем, как её расширить и обобщить.

Секс, как и всякое занятие человеческое, может быть и вольным, полезным во всех отношениях трудом, который приносит и конкретное удовольствие участникам, и улучшает индивидуальное и общественное здоровье. В конце концов, любое общество, которое не может или не желает заниматься сексом, по данным нашей реальности вырождается и вымирает.
Но секс может быть и подневольной работой, вызывающей скуку, отвращение и растущий рессантимент. Секс как работа может привести к травмам и повредить здоровью. Деторождение необходимым, а значит рабочим образом связано с сексом, хотя технологический прогресс может сделать аборты не более неприятными, чем чих и сморкание в носовой платок. Как и зачатие может стать таким же рутинным делом, как смазывание индейки жиром в духовке. И в перспективе секс или отсутствие такового может совершенно отделиться от деторождения или отсутствия такового.
Но отставим пока темы абортариев и спермобаки оплодотворительных клиник за кадром.



Для начала нам надо разобраться с тем, что такое насилие вообще.