правильно.

правильно.

есть люди глаголов, есть люди прилагательных+наречие. Первые "эффективны", вторые интересны (качественная перемена всегда интереснее).

мне казалось, что именно в глаголах качественные перемены и происходят, а в прилагательных они только отпечатываются, за нашим неумением передерживать в ладони водяную струю. Нельзя же сказать, в конце концов, "но лишь божественное прилагательное до слуха чуткого..." ) ?

я смотрю, тебя сильно эта тема зацепила :)
утешься - ныне считается, что любая номинация - это свернутая предикация. Ну, то есть, когда мы говорим "Ночь. Улица" и так далее - это сокращенный вариаент высказывания "Была ночь, улица..."
правда, это в сфере синтаксиса, конечно, а не семантики, но сам теоретический посыл очень твоему мировоззрению соответствует...

мне вот смутно вспоминается про "тему" и "рему" - как ты вчера говорила об инстинктивно воспринимаемой слушателем важности прямого дополнения - когда мы говорим "в комнату вошел мрачный бандит с пистолетом в руке", мы скрадываем в описании, в сущности, все - кроме важных для нас вещей, которые по определению должны быть _новы_ (ведь комната неагрессивна). И если бы пистолет не был обнажен, он исчез бы так же точно из поля зрения говорящего (из поля речи, так сказать). А существительные: "бандит", "пистолет" и пр. - лишь свернутые в трубочку и затолканные в тубусы взаимодействия, причинно-следственные связи, для удобства переноса и манипуляций: "он выстрелит, жизнь в Джеке прекратится, Джейн останется вдовой" - которые все глагольны, конечно, как вся жизнь.
Мне-то хочется "Ночь. улица" раскрутить дальше, фонарь вызывает сразу ассоциации тысячи картин и сценок, под фонарем проходящих - а вот теперь все эти связи обчищены, как кора с сосны, и стоят четыре голые столба, недвижимо. Поэтому это и стихотворение про ад, что там нет глаголов, и времени нет, и ужас читателя состоит не из излучения этих столбов, а из понимания бесконечности зияния, отсутствующего между этими столбами. Собственно, этим же пугает скелет. "Ночь. Улица" - это совершеннейший скелет без мяса, между ребер которого поэт как Гамлет вкладывает свои пальцы. Кстати, принц ведь вспоминает именно движения Йорика, которыми шут его веселил, а не его самого.

в теме и реме я не знаток - очень не люблю все эти категории. там еще "данное" и "новое", все это для меня недоступная пониманию тьма. могу прислать статью Чейфа про рыбок - там и про дополнение есть.
насчет фонаря согласна, да.

в реме я сам не в теме.
Слово "дополнение" какое-то странное, вдруг заметил - оно что, дополняет полежащее и сказуемое? ну, это только в случае аккузативного присоединения )) - кто-нибудь овладел кем-нибудь и как-нибудь себя дополнил овладенным. Костыли, все подпираются костылями из вещей и дополнений.

"...Народы той планеты от природы идеалисты. Их язык и производные от языка - религия, литература, метафизика - предполагают исходный идеализм. Мир для них - не собрание предметов в пространстве, но пестрый ряд отдельных поступков. Для него характерна временная, а не пространственная последовательность. В предполагаемом Ursprache Тлена, от которого происходят "современные" языки и диалекты, нет существительных, в нем есть безличные глаголы с определениями в виде односложных суффиксов (или префиксов) с адвербиальным значением. Например: нет слова, соответствующего слову "луна", но есть глагол, который можно было бы перевести "лунить" или "лунарить". "Луна поднялась над рекой" звучит "хлер у фанг аксаксаксас мле" или, переводя слово за словом, "вверх над постоянным течь залунело". Вышесказанное относится к языкам южного полушария. В языках полушария северного (о праязыке которых в Одиннадцатом Томе данных очень мало) первичной клеткой является не глагол, а односложное прилагательное. Существительное образуется путем накопления прилагательных. Не говорят "луна", но "воздушное-светлое на темном-круглом" или "нежном-оранжевом" вместо "неба" или берут любое другое сочетание..."

Тигра не даст соврать, Третий Мир, конечно, всплыл в наших разговорах левиафаном, показав именно эту спину в волнах беседы... Хотя порой я хотел бы забыть этот кусок из Борхеса, потому что сейчас в нем большая доза интеллектуальной игры, а этот подход подсознательно заразителен, и передается думающему вместе с тезисом, как сальмонелла со свининой. Мне хочется проще, проще - акт творения активен, в мире есть воля, воля есть страсть к созданию, то есть преображению, то есть изменению (но нисходящей, по приближающей к нашему слою), понять можно сымитировав, различить скорость лицо в стекле мчащегося вагона можно, лишь припустив на велике по параллельной рельсам тропке. Почему нас так волнуют романы? потому что в них стенографируется _изменение героя_. Не исключаю, что в истории Христа поразительно то, что он родился, жил и потом умер, причем сам пошел на это последнее изменение.

может быть, я ошибаюсь, но ваше "проще" --- в той же степени интеллектуальная игра, как и у Борхеса :)

давайте сойдемся на компромиссе - вся эта отвлеченная игра разума на деле Борхеса глубоко волновала :)