окололитературный трутень
Читал в week-end Довлатова – точнее перечитывал «Компромисс» и «Заповедник». Поразительно, что два этих деятеля – Довлатов и Бродский – хронологически и топографически совсем близко, рядом. И ни того, ни другого не довелось увидеть живьем. А ведь топтались на одном пятачке. Д. жил на Рубинштейна, Бродский – угол Пестеля и Литейного. Аккурат почти посередине дом Салтыкова. Тут же «Сайгон» где они бывали. Правда, один был в Эстонии, второй сослан в Коношу, но поразительно, как судьбы плели кружева вокруг моей невзрачной личности. Скажем, Александр Иванович Бродский носил мне в «вечорку» портовые фотографии для клуба «Город и море», а я и не знал, кто у него сын. Про Бродского, конечно, слышал – с О. Петровым мы были у ленкерового дружка – Славы Паперно (его жена, говорили, дочка Веры Пановой – толстая барышня, продавщица из лавки писателей), так он давал читать машинописную запись процесса Бродского. «Хорошо бы это экранизировать!» – сказал он тогда. И хотя о заметке в той же «вечорке» «Окололитературный трутень» я узнал позже – из «Огонька», но один из сочинителей памфлета Матвей Наумович Берман, подписывавший свои фельетоны псевдонимом Медведев, был мне хорошо знаком. При мне он писал фельетоны, где, например, бичевал непоименованных субъектов, которые матерятся в троллейбусе. Был такой кроткий, тихенький. Когда меня принимали в КПСС (1977 год), он вдруг спросил, кто мой отец (вроде бы я его подробно не отразил в анкете). Я уж было собрался что-то мямлить, как неожиданно парторг Семенов резко оборвал фельетониста: «Ну какой отец! Сами поймите, какое было время!» Медведев сразу осекся. Больше того, Альберт Забалуев, который редактировал районую газету в Коноше, учился со мной в одной группе в университете. Помню, как я загорелся, узнав, что он устроился в газету – даже мечтал уехать в эту дыру. Давно бы там спился. А не так давно смотрю по телевизору показывают Альберта, который совсем не изменился с тех пор (середина шестидесятых), и он рассказывает, как печатал в своей газете стихи ссыльного Бродского.
А Довлатов... Впервые услышал эту фамилию, наверное, от Карцевой – она была во всех отношениях ближе к литературе и искусству – сношалась с живописцами и стихотворцами. Мне представилось почему-то, что это какой-то утонченный пижончик. Читать его ничего не довелось тогда. Просто, какой-то мистический мост. Например, я знал Арьева и даже отца его – управляющего трестом «Мостострой-6» – знал, помню ехал с ним в его «Волге» смотреть какой-то новый мост, точнее путепровод, и он мне вскользь жаловался на сына – не очень одобряя его литературные увлечения. Теперь Арьев – самый главный, пожалуй, корифей отечественного довлатоведения. Довлатов и Бродский мало того, что современники – почти сверстники – они не только сделались классиками, но уже достаточно давно написали все свои основные вещи и даже успели умереть. А я вот не только не состоялся, но и продолжаю бременить лик земли. Хотя совсем не жалею, что не стал водить экскурсии в заповеднике.
Многих заботит и злит популярность Довлатова и Бродского. Вот Резник – берет и чешет в каком-то интервью, что и он может так же вот потоки рифм изливать на бумагу. Едва ль не погонными метрами. А Рейн – тот и вообще нагромоздил вокруг Довлатова массу своих недоделанных опусов (Рассадин назвал его книжку забавной). Благополучным евреям покоя нет от олимпийской отстраненности сокрытых гробовой доской, во всех отношениях недосягаемых соплеменников. Вот я видел Конецкого, Вознесенского и Евтушенко, Антокольского, Дудинцева, Лиходеева, Иодковского, тов. Абрамова С. А. и даже Поволяева... Встречался с Анатолием Приставкиным. Два раза видел Гранина. При желании мог бы взглянуть на Михалкова, хотя совсем не хочется. Но почему, почему в шальных своих пробежках питерскими тротуарами не встретил ни разу тех двух?