Нас вырастил Сталин на верность народу...



Посвящается памяти труда Викентия Вересаева "Пушкин в жизни".

"И Сергей Михалков,
одержимый холопским недугом... "
Венедикт Ерофеев.


Вспоминается 1998-й год.
Трам-бам-бам... Как будто бы столетье Ильича. По всем почти каналам воспевание Михалкова. Тужатся-пыжатся, мелькают. Монтаж, макияж, антураж. Клип на славу: Зюганов, Горбачев,Жириновский, даже вездесущего Руцкого откопали. Жаль не присовокупили Кобзона с Газмановым (хотя Глазунова-таки вставили). Массовка продекламировала по складам чеканные строки классика. И сам - самовлюбленный, агрессивный, ничего не осмысливший. Игрушечки с властелинами продолжаются.

Отступление 1
"ДРАМА, ИЛИ Я ХОЧУ ДОМОЙ"

И справа, и слева, и прямо,
И рядом, и там вдалеке
Реклама. Реклама. Реклама.
И вся на чужом языке.
Сергей МИХАЛКОВ

Разыграна жуткая драма,
Повеситься впору, запить.
Реклама. Реклама. Реклама.
Все можно свободно купить.
Везде магазины, базары,
И это доступно, и то.
Товары. Товары. Товары.
Такого не помнит никто.
А как было раньше прекрасно,
Допущенных ждал лимузин.
А дальше все просто и ясно:
Пожалуйте в спецмагазин.
Продумано все шито-крыто,
Приятно душе и уму.
Для номенклатуры корыто,
Низы на подножном корму.
Добром поминаешь игривость
Идеологических клизм
Вот это была справедливость,
Вот это был социализм!
К цековскому старому дому
Уже не придется спешить.
Все ныне доступно любому
Ей-Богу, не хочется жить.
С прижизненного пьедестала
Пришлось, к сожаленью, слезать.
Опоры надежной не стало
И некому стало лизать.
Тоскуют, привыкши к веригам,
И функционер, и поэт.
Вы нас позовите, мы мигом,
Но нет покупателей, нет...

(Александр ИВАНОВ. Из книги: Пародии и эпиграммы, М., "Московский рабочий", 1995, стр. 49-50).

Отступление 2
"МИХАЛКОВ Сергей Владимирович (1913) – русский советский поэт и драматург. Член КПСС с 1950. Автор (совместно с Эль-Регистаном) текста Государственного гимна Советского Союза (1943). М. выступает в печати с 1928. В 1935 начал писать стихи для детей, гл. обр. для дошкольников. Наряду с юмористич. и сатирич. произведениями («Дядя Степа», 1936, и др.), М. написаны героич. баллады («Три товарища», 1938, «Враг», 1938), лирич. песни, поэтич. рассказы («Быль», 1946, «В Музее В. И. Ленина», 1949, и др.). Стихи М. отражают многообразные интересы советских детей и проникнуты стремлением воспитать в них высокие патриотич. чувства. Разнообразию тем и жанров в произведениях М. соответствует многообразие поэтич. средств. Простота и выразительность словаря, ясность мысли, занимательность сюжета, четкость синтаксич. Конструкций и ритмов – все это делает идейное содержание стихов доступным даже для самых маленьких читателей. За стихи для детей М. удостоен Сталинской премии в 1941 и за киносценарий «Фронтовые подруги» (1941) – в 1942. М. написаны пьесы для детей: «Том Кенти» (1938; по мотивам повести М. Твэна «Принц и нищий»), «Особое задание» (1946), «Красный галстук» (1947); они воспитывают у юных зрителей смелость, честность, чувство дружбы и товарищества. В пьесе «Я хочу домой», (1949) показаны тяжкая жизнь и борьба советских детей, угнанных гитлеровцами во время войны и насильно задерживаемых американцами вдали от Родины. За эту пьесу, а также за пьесу «Илья Головин» (пост. 1949) М. удостоен Сталинской премии в 1950. В 1952 написал сатирическую комедию «Раки». М. – автор многочисленных басен, пользующихся популярностью среди читателей. Награжден орденом Ленина и другими орденами и медалями.</span></span></p>

(Большая Советская Энциклопедия, 2 издание, т. 27 – медузы-многоножка; подписано к печати 18 июня 1954 г., стр. 613.).

14 марта 1998 года, в субботу, Михалкова интервьюировали по телеканалу ТВ-центр, на другой день по российскому телевидению в кабаке с pater family поддерживал разговор Урмас Отт. Восседает старец, роняет благоглупости. Тут вспоминаются корни, барские - Кончаловские, Суриков... Конечно же, гимн, услада сталинистов, естественно кивок в прошлое не без экивоков: мол, счастлив, что не репрессировали, что не попал в плен (вспомнил, даже про Михоэлса). Петь под гармошку и подпрыгивать в госпиталях, словно напрашиваясь на милостыню, и с бравым видом позировать фотографу в летчицкой фуражке - это, разумеется, тоже участие в жизни воюющей страны. Даже умненькие интервьюеры избегают топтаться на этих гвоздях программы. По ТВ-центру не сынок, а какие-то другие выкаблучивались. Бедные! Старикана, конечно, доканали, он взялся капризничать, дескать, все уже давно сказано. ТВ-центрики (в отличие от сынишки) явили очередную жену - храбрая тетенька! Любимое слово у нее "потрясающее": "У Сергея Владимировича потрясающий характер... У Сергея Владимировича потрясающее чувство юмора... Казалось, не Суриков, а Пукирев пращур юбиляра, только в этом браке молодая не заревана, а с тайным придыханием смирно дожидается окончательной участи, уготованной судьбой. Пока что бодренько хулит какого-то питерского критика, неблагосклонного к юбиляру: "Представьте, стихи "Мы едем, едем, едем в далекие края", написанные в 1937 году,этот критик относит к массовой высылке людей на этапы и проч. Но это же детские стихи!
Отт, фатоватый и глуповатый, не взявшийся за труд хотя бы чуть-чуть подготовиться к встрече с профессиональным юбиляром, предложил чертовски смелый вопрос - о Пастернаке. Оказывается, юбиляр был всего лишь за выполнение закона, по которому, дескать, произведение надо было сперва напечатать на родине, а потом лезть с оным за границу. Правда, оговорился юбиляр, потом-то он узнал, что Пастернак не давал согласие на публикацию итальянцам. Словом, ему (юбиляру) свети в глаза, а ему - все божья роса.

"Не скажу, что у нас была образцовая семья.Нас воспитывала мама - и била нас, и целовала, но все равно занималась не очень. Она писала, была поглощена творчеством, папа витал где-то в начальственных высотах, заседал. Естественно, я смутно представлял, чем он занят, да и то время помню смутно. Помню отца в военной форме, помню его скрипящие сапоги, запах кожаной летной куртки с молниями...
Был случай, когда отцу звонил Сталин по поводу гимна, сказал, что нужно дописать еще куплет про Красную Армию. Я этого не помню, да меня при этом и не было. Но помню, как в 43-м году позвонили из Кремля. Отец в тот момент в ванной, а я ездил по квартире на трехколесном велосипеде. Квартира была двухкомнатная (тогда мы еще жили в доме № 6 по улице Горького), но для моей езды места хватало. Зазвонил телефон, стоявший на тумбочке-этажерке. Мама сняла трубку, потом пошла к ванной.
- Сережа, тебя к телефону.
- Я моюсь, пускай перезвонят.
- Подойди.
Отец вышел абсолютно голый, весь в пене, прошлепал к телефону. Голого отца, расхаживающего по квартире, я никогда не видел: это меня поразило – наверное, потому и запомнилось. Он стоял около тумбочки, под ним от сползающей пены растекалась лужа. Не возьмусь воспроизвести, что говорил отец, но что-то в памяти осталось, мне все -таки было уже шесть лет.
Мама принялась гладить рубашку, чистить гимнастерку, мне отец поручил сапоги. Как сейчас, вижу себя сидящим на полу и намазывающим их ваксой – сверху донизу, включая подошвы. Старался изо всех сил. Так старался, что заработал подзатыльник. Других новых сапог у отца не было, на высокие государственные этажи пришлось ехать в старых."
(Андрей Кончаловский. Низкие истины.стр. 13-14).

"Государственный гимн, редактированием которого занимался лично Сталин, отразил его роль в судьбе Отечества:

Нас вырастил Сталин на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил.

С, Михалков и Эль-Регистан, подготовив по поручению «вождя» текст гимна, вручили его Сталину, Тот, посидев над строчками, внес поправки. В архиве Сталина сохранились эти «следы».

Вместо «Свободных народов союз благородный» Сталин вписал: «Союз нерушимый республик свободных».

Второе четверостишие подверглось большей переработке, Оно выглядело первоначально так:

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
Нам Ленин в грядущее путь озарил,
Нас вырастил Сталин – избранник народа,
На труд и на подвиги нас вдохновил.

После того как по тексту «прошелся» карандаш Сталина, вторая и третья строки стали выглядеть иначе:

И Ленин великий нам путь озарил,
Нас вырастил Сталин – на верность народу…

Сталину чем-то не понравились слова «избранник народа». Хотя, если вдуматься, народ действительно его н е и з б и р а л. Он стал лидером, вождем, диктатором огромного народа, н е б у д у ч и и м и з б р а н н ы м! С его самой существенной правкой согласились сразу же не только Михалков и Эль-Регистан, но и присутствовавшие вечером 28 октября 1943 года у Сталина Молотов, Ворошилов, Берия, Маленков и Щербаков. Так что Сталин не просто «утверждал» текст гимна. Например, предложенный авторами припев:

Живи в веках страна социализма,
Пусть наше знамя миру мир несет,
Живи и крепни славная Отчизна,
Тебя хранит великий наш народ, -

Сталин сразу же отбросил, не объясняя даже, почему ему он не понравился, Возможно, его не устраивало «миру мир»?»
(Дмитрий Волкогонов. Триумф и трагедия. И. В. Сталин. Политический портрет. Книга 1. М., 1990, сс. 389-390).

"Иван Семенович Козловский сказал маленькую ироническую речь, упомянув о том, что на вечер ;явился весь президиум и даже Михалков не опоздал. Легко представить себе, какую реакцию вызвали эти слова: из президиума (Козловский разумел Секретариат) не пришел никто, а Михалков опоздал на добрых полтора часа. Казалось бы, ничего особенного не было в его появлении. Но и на сцене и в зале уже сложилась "антиофициальная атмосфера, а в литературных кругах трудно назвать другого деятеля, который был бы в такой степени ей противопоказан. У меня нет никакого желания грязнить эти страницы изображением литератора, сказавшего мне после смерти Сталина с искренней горечью и даже почти не заикаясь: "Двадцать лет работы – собаке под хвост!" Скажу только, что он живое воплощение язвы продажности, разъедавшей и разъедающей нашу литературу. (В. Каверин. Эпилог. "Нева". 1989, № 8, с. 86).

"1 января 1944. Был вчера у Михалкова, он всю ночь провел у Иос. Вис.вернулся домой в несказанном восторге. Он читал Ст[алин]у много стихов, прочел даже шуточные, откровенно сказал вождю: Я, И. В., ч[елове]к необразованный и часто пишу очень плохие стихи. Про гимн М. говорит: Ну что ж, все гимны такие. Здесь критерии искусства неприменимы! Но зато другие стихи я буду писать во! И действительно его стихи превосходны особенно о старике, продававшем корову".
(К. Чуковский. Дневник 1930-1969. М., 1995,стр. 165-166).

Кстати: вот и ещё одно мнение о "старике, продававшем корову", который так восхитил вежливого и пределикатнейшего Чуковского:

"Поэт и козёл"

На рынке корову старик продавал.
Никто за корову цены не давал.

- А много ль корова даёт молока?
- Да мы молока не видали пока...

Сергей Михалков

Поэт на базаре козла продавал.
Козёл, паразит, молока не давал .

Доил он козла - аж устала рука.
Козёл всё равно не давал молока.

Поэту козла надоело доить.
Хотел он сначала его удавить.

А после решил: загоню дурака
И в магазине куплю молока!
(Александр ИВАНОВ. Ямбом по хорею. М., ООО "Гамма Пресс 2000", 2000, с. 34).

Бедняги-репортеры, выполняя указ начальства, добросовестно стрекотали камерой. Еще надо было отразить, как радетель и человеколюб всем всегда и во всем помогает. Затрезвонил телефон, и человеколюб, рухнув в кресло, кому-то назидательно повторял, что надо, мол,пойти в милицию и сделать там заявление.Тут стало всем уже ясно, что наш герой поистине мудр и добр: делится самым сокровенным, до чего больше никому не додуматься. Оракул! Фальшиво было то, что все делалось на камеру, и если и взаправду бедолага по ту сторону провода пытался чего-то добиться при помощи звонкоименитого юбилейщика (теперь у него такая профессия - вытягивать из судьбы по очередному пятаку для бойкой цифры), то жестоко просчитался лукавый баснописец на публику сыграл не то, чего от него ожидали (а ждали, видимо, чтоб сам позвонил какому-то начальнику милиции и решил какой-либо вопросец).

Конечно, сыны высокоталантливы, и сам многописец небывалый. Труженик. То из Достоевского пиесу сбацает, то над побасенкой потрудится, да и гимн та же басня, только величавая. Сценарии, пьесы, поэмы как бы в стихах и стихотворения. Небесталанен. Такими же были, помнится, Булгарин, Потапенко, Боборыкин. Но у тех не было такой группы поддержки, не так было все схвачено, и если лизоблюд живет мафусаилов век, это еще не говорит о том, что он кристально чист. Конечно, сыны-кинематографисты не враз принялись обрадовывать папашу. Готов был сперва обрыдаться. Особливо из-за старшенького, пустившегося в свое время на ловлю счастья и чинов в голливудские палестины. Когда в 1983 году Ю. Нагибин писал сценарий о Рахманинове, режиссером которого намеревался стать Андрон (теперь уже Андрей) Кончаловский, батя немало попортил себе кровушки:

«Разговор с Сизовым (директор «Мосфильма») о «Рахманинове». За день до этого – странный звонок Сергей Михалкова. Смысл звонка в том, чтобы я канителил как можно дольше со сценарием. Видимо, тянуть надо около двух лет, чтобы его успели переизбрать на съезде писателей. С сыном-беглецом он провалится, с сыном, работающим над новым фильмом, да еще о Рахманинове, - спокойно пройдет. Совершенно неожиданно Сизов сказал, что решили дать Андрону постановку без всяких предварительных условий…

...Реакция «папы Шульца», которому я позвонил вечером, была непонятна. Он стал разговаривать, как пьяный конюх, с матом – в адрес шалуна-сына, его парижской семьи и т.д. … Мат выражал его гражданский пафос и вместе – давал выход восторгу…Библейское возвращение блудного сына решалось в другом ключе. Кстати, тут возвращения так и не состоялось (мудрое решение отменили), и Михалков не смог возложить руки на запаршивевшую голову странника-сына и омыть ее жидкой слезой из ослепших от горя глаз»,

(Ю. Нагибин, дневник, М., 1996, сс. 518-519). 

«<Твардовский> Очень ругает Серг. Михалкова. «Весь уже седой, а такой мазурик…»
К. Чуковский, там же, стр. 303).

«О Президиуме (правления союза писателей, где обсуждали и осуждали Пастернака в конце октября 1958 г. – Прим. составителя.) рассказывают, что там выступали не сквозь зубы, не вынужденно, а с аппетитом, со смаком – в особенности Михалков…»

(Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962. Том второй. М., 1997, стр. 327).

...Конечно, юбиляр был при регалиях. Заметил, что пенсия у него полтора миллиона (по старому), что Звезда Героя соцтруда указом Ельцина приравнена к Герою Союза («Гори-гори. моя звезда… на пиджаке у Михалкова» – как молва приписывает тому же Гафту; он почему-то в свою книжку эти эпиграммы не включил).

«Зато незаменимый при Сталине, обожаемый при Хрущеве, необходимый при Брежневе и его преемниках, Михалков и сегодня хоть куда. И не только потому, что женился давеча, вызвав слезы умиления едва ли не у всех добросердечных журналисток. Важнее другое – он по-прежнему заседает в президиумах и советах, по-прежнему бурлит и, раздраженно ворча, на манер старика Болконского, служит новому уже режиму, наглядно воплощая в себе (собою) идею преемственности, непрерываемости государственно-культурной жизни в России.

И вот тут стоп. Мы, кажется, подошли к главному. К тому, что, привычно отдавая дань антибольшевистской риторике, и власть, и общественное мнение незаметно, но окончательно распрощались с недавно еще авторитетным взглядом на советскую эпоху как на национальную катастрофу, оскорбительный перерыв в исторической традиции. Амнистированы не только советские вельможи, но и прошлое, перечеркнутое, казалось бы, августом 1991-го.».

(Сергей Чупринин. И воздастся каждому по делам его. Вослед 85-летию Сергея Михалкова и 90-летию Сергея Сартакова. – «Общая газета», № 9, 26.03-01.04.1998).

«Что еще помню в Алма-Ате? Помню арыки на улицах. Помню белый китель отца – он вышел в нем из уборной и сказал: «Посмотри, не накапало ли». На кителе было откуда-то капнувшее ржавое пятно».

(Андрей Кончаловский. Там же, стр. 44).
Юрий Нагибин записывает 30 апреля 1983 года:

“Почему-то я ничего не написало своем скандале с Кривицким (зам. главного редактора “Нового мира”. – Авт.) из-за Михалкова… <Кривицкий> был на юбилейных торжествах Михалкова и умиленно рассказывал о них. Особенно тронул его тост юбиляра, крепко покоробивший, как мне известно, всех остальных участников банкета . «Вот Наташа, сказал растроганный чествованием Михалков, - знает, что я ей всю жизнь изменял и изменяю, но она уверена, что я ее никогда не брошу, и между нами мир-дружба». Я сказал, что никакого мира и никакой дружбы между ними нет и в помине, что Наташа жестоко оскорблена его поведением, что у нее происходили омерзительные объяснения с его бывшей любовницей, и что тост его гадок. Кривицкий аж перекосился от злобы. «В чем вы его обвиняете?» – сказал он дрожащим голосом. «В данном конкретном случае всего лишь в вызывающей безнравственности». – «Вот как! А вы, что ли, лучше его? О вас не такое говорили!» - «Оставим в стороне, что я значительно раньше развязался с этим. Но когда я блядовал, то не руководил Союзом писателей, не разводил с трибуны тошнотворной морали, не посылал своих девок за государственный счет в Финляндию и Париж и сам не мчался за ними следом через Иран. А он развратник, хапуга, «годфазер», способный ради своего блага на любую гадость». – «Кому он сделал плохо?» – «Не знаю. Но он слишком много хорошего сделал себе самому и своей семье. Его пример развращает и убивает в окружающих последние остатки нравственного чувства, он страшнее Григория Распутина и куда циничнее. Михалков никогда не вызывал во мне ненависти, скорее - чуть брезгливую симпатию. Недавно я узнал, что Михалков опасный и злой человек, что добродушие в нем и не ночевало">(Ю. Нагибин, Дневник, М., 1996, сс. 498-499).

"Во время прощания с телом Ахматовой некую даму-распорядительницу упрекнули в том, что все устроено очень плохо. Та ничтоже сумняшеся отвечала:
- В следующий раз организуем лучше…

Впрочем, без глупостей и пошлостей не обошлось и на кладбище. Там слово получил Михалков, он говорил «от имени московских писателей, которые не успели попрощаться с Ахматовой», а кроме того объявил:

- Настоящее искусство не имеет срока.

Слава Богу, это продолжалось недолго, возле гроба появился священник и предал покойную земле.»

(Михаил Ардов. Легендарная Ордынка, СПб, 1997, с. 173).

"Скажу про басни Михалкова,

Что он их пишет бестолково.

Ему досталось от Эзопа,

Как видно не язык…»

<Виктор Ардов> (Цит. по: Борис Ардов, Table-talks на Ордынке. В кн.: Легендарная Ордынка, СПб, 1997, с. 221).

"Или рассказать нечто общественно значимое про пятерых литераторов, написавших в Прокуратуру специальную бумагу - экспертизу? - в поддержку обвинения Синявского и Даниэля? (Барто, Корнейчук, Сучков, Михалков, пятого забыла".
(Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой.1963-1966. Том третий. М., 1997, с. 307).

"9 марта 1966. Оказывается, в Союзе писателей 9-го было собрание писателей. Горячо протестовали против подлого молчания о выносе тела Ахматовой. Это сделали по распоряжению ЦК, даже на стенке не вывесили объявления. Думали, что дело сойдет шито-крыто. Но на собрании в Союзе самые тихони с негодованием кричали, Михалков, произнесший знаменитую фразу:"Слава богу, что у нас есть ГПУ!", был обруган единогласно."(К. Чуковский. Дневник 1930-1969. М., 1995, с. 384).

А вот выдержки из беседы с Никитой Михалковым поэта Эдмунда Иодковского («Континент», № 70, Париж-Москва, 1992, стр. 317 – 334. Беседа (а точнее монолог Н.М.) обзагололовлена простенько – «Мы – Евразия». (Циник А. Кончаловский, глумливо усмехаясь, любит повторять чуть ли им самим сочиненное и понятно с чем рифмующееся: «Мы – Азиопа»!).

Стр. 326 «…74 года людей отучили работать. Страна богата, открывали холодильник – и вынимали мясо, вынимали нефть, кормили этой нефтью полмира за бесценок, чтобы они голосовали только за коммунистические режимы, которые кровью, огнем и мечом уничтожали старые. Было много всего - и стало иссякать, и вдруг поняли, что это не бесконечно. Жили, ничего не преумножая, а только пользуясь богатствами. Целые поколения выросли людей, которым не стыдно сделать плохо. Посмотрите, как строятся дома, зайдите в больницы, на вокзалы, посмотрите, как работает умывальник, как делают батареи! Хорошо делают тем, от кого зависит конкретная твоя жизнь. Вот был ЦК КПСС – ему делали хорошо. Не сделаешь хорошо – уволят, а уволят – будешь работать в РСУ. А работать в РСУ – это значит: ни пайка, ни двух выходных…

<”Из средств на соцсферу выдали студии Н. Михалкова $ 659 тысяч” – «Мафия исчезает, когда приходит к власти», «Новая газета», № 47, 1998, с. 6>.

(Картина: вальяжно-снисходительный маэстро, морщась, цедит сквозь зубы «вечные» истины, и перед ним – всего лишь сошка, какой-то там литератор, редакторишко газетенки «Литературные новости». Интервью – жанр, конечно, ущербный. Уговаривай «звездуна», потом гляди ему в рот, он млеет от цедимых благоглупостей, потом сто раз прошерстит текст с придирками, как бы он себе, любимому, не показался неприглядным. «Беседа» то и дело заходит в тупик, оттого, что «собеседник» путается в бурном потоке сознания. Оракулствует, будто надиктовывает передовицу в «Правду»).

– А в применении к культуре? Что утрачено?

– Утрачено все, чего там говорить… Утрачены понятия греха и стыда. Утрачена сама культура. Как учат детей, на чем их учат? Учат, что история начинается с 17-го года, с Ленина, что Толстой – «зеркало русской революции», что Герцен – демократ… Вы когда учились в школе?

– Я окончил в 49-м.

(Михалкову- младшему тогда было четыре годика, его папа аккурат в том году написал классическое произведение «В Музее В. И. Ленина», которое заставляли зубрить поколения школяров, упрятав от них и их родителей в спецхраны все о чем станет дальше разглагольствовать режиссер, однако тот продолжает менторски):

–Значит, в 39-м поступили. Вы что-нибудь знали про Мережковского, пока учились в школе? Если вы сами не читали…

– Читал.

(Но соответчик-глухарь лишь только собою заслушивается, продолжает отчитывать vis-a-vis).

– Вы что-нибудь знали про Ильина, про Бердяева, про сборник «Вехи», про Соловьева? Ничего не знали про тех, кто спорил с Лениным, кроме тех материалов, где Ленин их лихо разбивал...

И невдомек инфанту, что в эпоху тотального «одядистепенения» все эти книги нельзя было назвать общедоступными, да и не интересует его вовсе мнение какого-то интервьюера. Тертый Иодковский подыгрывает:

– А когда для вас начался процесс постижения всех этих ценностей? Ведь вы тоже прошли через какое-то инакомыслие.
И в ответ услышишь, что повезло человеку с матерью - Натальей Петровной Кончаловской, внучкой Сурикова, которая благодаря отцу Никиты Сергеевича, то бишь Михалкову-старшему жила как хотела.



«А в это время шел долгожданный пленум, на котором команда Никиты Михалкова отчитывалась о проделанной работе. На майском, IV съезде кинематографистов Михалков стал председателем Союза на волне воодушевляющих обещаний решить все наболевшие вопросы нашего кино – от творческих до социальных. Для этого правой рукой знаменитого режиссера стал Дмитрий Пиорунский – вице-президент возглавляемого Михалковым же Российского фонда культуры и совладелец банка «Капитал-Москва».
Надо сказать, что в узких кинокругах этот «неофит» и «варяг» стал едва ли не более популярной фигурой, чем его патрон. Что бы ни думать о личности и деяниях г-на Пиорунского, трудно с ним не согласиться, когда он называет собственность Союза кинематографистов чемоданом без ручки, а производство современных фильмов – строительством паровозов, для которых еще не проложены рельсы.
В активе нового секретариата пока только констатация общеизвестного и смехотворные планы по выходу из финансового тупика: например, предлагается на кухне Дома ветеранов в Матвеевском выпекать пирожки и продавать их ресторанам, а на территории построить теплицу и тщанием студентов-практикантов из сельхозакадемии выращивать фрукты-овощи для ветеранов и на продажу».
(Ирина Юрьева. С кино не получилось. – «Общая газета», № 46(276), 19-25 ноября 1998 г., с. 10).
«Слово – полководец человечьей силы», – утверждал великий пролетарский поэт. А слово партии Ленина – это полководец той руководящей силы, которая всей своей непобедимой и благородной мощью устремлена на созидание счастья людей труда, подлинной свободы и справедливости. Как замечательно, что и наш юбилейный пленум вдохновлен сегодня словом партии! Идейно-художественный курс, путь советской литературы начертаны, определены речью Генерального секретаря ЦК КПСС К. У. Черненко.
Дорогой Константин Устинович!
Писатели России поздравляют Вас с самой высокой наградой нашей Родины – с орденом Ленина и третьей золотой медалью «Серп и Молот» и мы желаем Вам на Вашем высоком партийном и государственном посту доброго здоровья и долгих лет жизни!
Товарищи!
Высокогуманная энергия талантов России обогатила советскую и мировую литературу поистине непреходящими ценностями. Многое свершено писателями Российской Федерации, но замыслы и мечты обгоняют. Реальная советская действительность упорно опережает свершенное!..»
(Сергей Михалков, Выступление на юбилейном пленуме Союза писателей СССР, посвященному пятидесятилетию создания союза, 25 сентября 1984 года. – «Литературная газета», № 37(5001), 26 сентября 1984 года, с. 4).