НЕБОСКРЕБ
1.

А в конференц-зале восседала Буча. Буча восседала уже три месяца, и этот ее симпозиум имитировал управление Дворцом, потому что конклав держался в тени и свои штатные междусобойчики не афишировал. Ас конклава приходил иногда в пандемониум-холл. Он сидел в центре зала, и когда он желал что-то высказать, гренадеры волокли трибуну на шарикоподшипниках прямо к нему, освобождая ее на ходу от предыдущего оратора (для того имелось
специальное устройство – наподобие кузова самосвала) и быстро-быстро дезинфицировали ее и меняли микрофон.
Сам Дворец был высотою в полкилометра, но это было не окончательно – выше на полтораста метров тянулась еще статуя Повелителя, причем треть ее занимала голова (Элпэ объяснила Ллонону, что сделано так затем, чтобы снизу Повелитель не казался микроцефалом, чтоб перспектива искажалась бы так, что мудрый и всеобъемлющий череп Повелителя отовсюду бы казался грандиозным и устроенным настолько затейливо, что и сомнения б не возникало, что есть какой-то вопрос, на который там не отыщется вразумительного ответа!). Статуя представляла собой нагромождение конструкций из чугуна, железобетона и стали; посредством гигантских кремальер она могла поворачиваться и изменять наклон, но что-то десять лет назад заело в зубчатых колесах, и статуя Повелителя чуть-чуть накренилась спиною вниз, и воздетая громадная рука – семидесятиметровая! – показывала уже не вперед и дальше, как было первоначально запланировано, а немного как бы и ввысь, словно призывая соплеменников покинуть вдруг враз грешную землю и устремиться к звездам через лишения жизни мирской. Тогда побоялись сразу трогать Повелителя, дабы не усугубить угла падения, вот и получилось там некое подобие Пизанской башни. Главный смотритель, однако, божился, что никакого усугубления ни за что не случится, лишь бы не пытались поворачивать колосс. Внутри него по-прежнему безотказно действовали все тридцать шесть лифтов, а в голове работали ресторан и планетарий. Единственное, что переменили во всех ста двадцати четырехэтажах – это перестелили полы, сделали их наклонными – в противоположную от направления крена Повелителя сторону, чтоб не ездила зря мебель и прочая обстановка.
«Крокодил», опоясывающий Дворец по наружной стене и двигавшийся непрерывно вокруг Повелителя, не елозил зря. Маршрут заканчивался у подножия статуи, а затем начиналась режимная зона – чтоб никто не мог бы и не смел копошиться просто так внутри Повелителя. Особо тщательно оберегался машинный зал с кремальерами. Их уже и не пытались приводить в движение, однако особая команда регулярно все смазывала, проверяла, чтоб не ослабли болты креплений, поскольку непомерная тяжесть ложилась на главный барабан Дворца.

2.

В голове Повелителя – между планетарием и рестораном - располагался штаб. У его дверей Шрнирый и подслушал клочок разговорца: заговорщики (их было четыре особи), как выяснилось, намечали взорвать Дворец, чтобы построить храм на его месте. «Оказывается, - подумал Шрнирый, - и на верхних этажах порой можно узнать о том, что творится внизу».

3.

- Вот так. Все отвечают и ни от кого ничего не добьешься толком.
- Но вы же пришли. Вы пришли сюда. Что вам тут было надо?
- Я очень хочу позвонить. Но в чертовом вашем дворце все погублено, сломано, перекорежено... Что это за дурацкие подмостки! В какие еще тар-та-ра-ры я провалюсь сегодня?
- Так то ж спиральный трек. Мужчина, ну што вы волнуетесь? Видите – еловые, некрашеные, отполированные доски, и вы по ним спокойненько – без боли, заметьте! – ниспровергаетесь в подполье. Там, конечно же, уже не будет так сухо и тепло. Там ведь нет никакой облицовки. Вот почему там все время стучат топоры. Плотникам приходится обновлять еловые настилы. Ведь они, хотя и пропитаны смолой, однако гниют-с... Да и крысы – бедные изголодавшиеся твари – нет-нет, да и попробуют на них поточить свои зубки... Вот и прохудился материал. Меняем.
- Крысы?
- Ну а что здесь особенного! Они же везде заводятся в таких местах, где сумрачно и немножко влажно. Вентиляции тут никакой нет. Припасов съестных не водится – вот и голодают они. Когда-то еще попадет к ним туда какой-нибудь бедолага. Уж этого ведь они вообще не вправе знать. Дуры, знаете ли...
- А часто ли случается, что к ним попадает какая-нибудь жертва?
- Это уж не нам судить. Это в канцелярии высчитывают. Кто из гостей попадет к ним на заметку, да вовремя уйти не догадается – тот, глядишь, и обречен. Так вот. Да и вы, однако, очень-то не задавайтесь! Ведь наклон трека могут менять из канцелярии. Один миг – и под откос! Не опасаетесь?
- Как-то я еще не думал об этом. Сразу и не подумаешь. Дворец весь такой приветливый... Освещен, весь в мраморе и хрустале. Сверкает паркет, мебель такая красивая... И все приветливые. Все... Да, почти что все. Кроме той мегеры за барьером, которая не разрешает позвонить.
- А что вы думаете, если все вдруг станут звонить. Ведь что они могут наговорить там по телефону... Вы хоть представляете себе, что тогда будет?
- А что может быть? Ну вот, скажем, я. Я ведь и не знал, что окажусь здесь сегодня. Не вспомню, как и рядом-то оказался. А-а! Я встретил товарища... Не приятеля, а так – собутыльника... Когда я был моложе – мне было интересно иногда с ним выпивать.
- А теперь что же – неинтересно?
- Он другим стал. Завистливый, озлобленный. Он всегда любил повеселиться за чужой счет. А тут – прямо талант какой в нем прорезался. Талант альфонса. Других-то, правда, за ним и не замечалось никогда. Теперь он больше всего любит хвастаться своими заработками. А в кармане всегда пусто. По крайней мере он сам так говорит. Но хватит чего покрепче – так и хлынет из него вся его мерзость. Делается агрессивным, недоверчивым. А так – словно маску на себя напяливает – само добродушие, медоточивость, обаяние. Он и привел меня сюда...
- А разве он на службе во Дворце?
- Нет-нет, что вы! По крайней мере я так не думаю. Ведь он такой безалаберный. Анкета у него – как синусоида. Туда – сюда... Нигде не задерживается, порхает по жизни. Голубок! Одних институтов чуть ли не с полдюжины поменял – и нигде до финиша не добрался.
- Хватит вам о нем! Неинтересно, право. Что мне-то за дело до вашего собутыльника! Наш магистр таких терпеть не может. Фанфароны! Их-то чаще всего на спиральный трек и того-с... Пусть-ка потрепыхаются. Ха-ха! Да вы не бойтесь, что вы задрожали! Вы раскрепоститесь! Это ж совсем не больно. Ну подумаешь – голодные крысы пощекочут вас своими зубками. Тут ведь беда вся от распущенности. Неумения владеть собой. Нежелания сосредоточиться в мыслях над чем-то возвышенным, одухотворенным. Вечным! Терпеливость надо в себе культивировать – вот! Иначе нельзя. Иначе – каюк. То есть каюк - он-то в любом случае не задержится. Но... Не надо так унижать себя перед последним, перед скорбным часом. Всего-то и на часочек агонии. А потом – полная тишина. Даже блаженство. Избавление... Ведь вы и не успеете испугаться, как крысеночек последнюю вдруг жилку животворную вам и разорвет.
- Бр-р! Сколько ужасов – и все за одну минуту!
- Да бросьте вы... Однако вот уж и слышны бродячие шаги командора. Хотя, бывает, правда, что и обманешься. Там в свите у него мальчонка есть. Ну я вам скажу активист! Живчик, одним словом. Магистр на нем опыт ставит. Взял самого заурядного, тупого и завистливого. И хочет доказать всем, что от природы ничего не зависит. Пусть, мол, поактивничает, надо ему чуток властишки предоставить, чтоб не сникал. Потому-то и велено ему следить, чтоб настил на треке был всегда без сучка и задоринки. Плотники как раз в его подчинении. У них и топоры есть, и плаха, и циркульная пила. Во-он визг, слышите?
- Но я всего-то ищу – откуда позвонить. А вы столько страху нагоняете...
- Страшно должно быть именно теперь. В предвкушении, если можно так сказать, расплаты. Вот и Живчик-активист разносит его флюиды. Слышите его рык из подсобных кабинетов? Он пока еще думает, что не ведает страха... Это также входит в эксперимент. Иллюзия безнаказанности... Мы на то и поставлены тут, чтоб никто не увильнул от жесточайших сомнений. Судите, что вам предпочтительней – жить в страхе, но не ведать мук казни, поскольку вы в предчувствии смертных терзаний не сделаете опрометчивых шагов и не встанете на путь подлости и злоумышления. Либо – другое. Вы прозябаете в беззаботности, не ведая о могущих случиться адских испытаниях. И вдруг – вы попадаете на скользкий, неумолимо влекущий вас в подземелье еловый трек. Его клепки плотно пригнаны друг другу – как на палубе крейсера. А потом... Потом сперва предполье – подвал первой степени, бель-подвал, как сказали бы французы, Там властвует Агрегатыч – впорлне безобидное существо, дяденька следит за водоснабжением. Не то, что, скажем, Агасферыч – его начальник ниже этажом.