Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет bruno_westev ([info]bruno_westev)
@ 2010-12-28 12:50:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Entry tags:Ханты=манси бхай бхай!

Нравы Ханты-Мансийского уезда
Был, а может быть, и до сей поры существует писатель Юван Шесталов – Иван Николаевич, официально, а тут – для пущей самобытности и ради экзотики – таким вот он макарчиком именовался. По праздникам в обкомовской газете разлегался подвалом с занудными урра-патриотическими ламентациями. Вроде бы, типичнейший совок. Таких – из малочисленных нацокругов – лелеяли особенно в Питере – город считался покровителем севера, тут и Рытхеу жил, его – словно в Кунсткамере – держали тут как шаблонный эталон чукчи (или нивха?). Я не знал его близко, но что-то подсказывает мне, что не тот он, за кого его выдают на обкомовской витрине. Вот и Шесталов.
Тут ленинградский литератор Д. Каралис время от времени печатает в «Неве» выдержки из своих дневничков. Там порой забавные записи – типа «ни дня без строчки». Например:
«6 июля 2006 года . Вчера с Ольгой попраздновали 25-летие нашего сына Максима. Он в городе со своей девушкой. Ольга выпила шампанского, я — безалкогольного пива. Абрикосы, черешня, клубника. Хочу встретиться с Максом и серьезно, по-мужски, поговорить. Учится в аспирантуре и работает неделя через неделю геодезистом на строительстве трубопрокатного стана в Колпино — Скворцов устроил. Но что такое “учится в аспирантуре”, мы знаем, проходили».
Меня особенно умилило сообщение, что автор попил-таки «безалкогольного пива», почему-то сразу вспомнилась книжка про баснописца Крылова, где говорится о кругозоре тогдашних цензоров – один из них, сходив в сортир, не преминул в дневнике отметить: «Отправление было изрядное». Сразу видно: товарищ работает для вечности. Он знает, что дневничок его будет прочитан:
«3 июля 2005 года, Зеленогорск.
Звонил Юрию Полякову в Москву — мы с ним летим на литературно-театральный фестиваль в Черногорию.

Он мне кажется сейчас писателем номер один в России — без всяких натяжек, по гамбургскому счету. Я писал о нем в питерской газете «Смена» — с приятным волнением, потому что совсем недавно открыл его заново. Когда-то читал «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа» и т. д. Нравилось. И вдруг он пропал с горизонта. Москва стала хвалиться другими авторами, которых без поллитры сейчас и не вспомнишь — авторы всевозможных культовых и знаковых романов. Я даже думал, что он завязал с писательством. И вот — купил две его книги, с восторгом прочитал «Замыслил я побег» и «Грибной царь». Его дарование обернулось большим талантом. Прекрасный язык! Здравый смысл, человечность, доброта — то, что я ценю в литературе. И напрочь забытая критиками категория — авторская позиция! Прочитал его пьесы — великолепные социальные комедии! Там есть ответы на вопросы сегодняшнего дня. Но что удивительно: он написал за эти годы несколько толстых книг прекрасной прозы и пьес, а Москва о нем молчит, сует нам как верх литературного совершенства Улицкую и Аксенова, которых я долго читать не могу в силу назойливо вылезающей изо всех щелей темы — страдания еврейской интеллигенции при злой советской власти.
…Писатели такого калибра, как Поляков, сохраняют литературу как вид искусства. Так истинные доктора сохранили медицину во времена наплыва Чумаков и Кашпировских, когда народ бросился лечиться у них от всех болезней стаканом «заряженной» воды.
Поляков — главный редактор «ЛГ». Он превратил ультралиберальное издание, в которое выродилась при двух последних редакторах газета, в площадку для всех писателей России. Выровнял крен. Не боится слов «Родина», «патриотизм», «армия»... Из рабочей семьи.
Этот типичный русский парень симпатичен мне сочетанием таланта и порядочности. Думаю, на него распространяется утверждение, что рыжий — если враг, то на всю жизнь, если друг — то искренний и верный. Недавно узнал: его пьесы не хотят ставить в Петербурге — в театрах не разделяют его гражданскую патриотическую позицию».
Ну, прямо рекомендация в КПСС, СП или в ТСЖ.
Елея много не бывает – ныне автор записи был услышан и стал собкором литературки в СПБ.

Но есть и поистине любопытные свидетельства. Скажем, я всю жизнь свою был уверен, что заповедный Ханты-Мансийский округ – это край чистоты и неги, богатый и цивилизованный оазис, харчующий наших олигархов. Не зря де среди журналюг – любителей халявы – считается престижным выхлопотать туда командировку.
Но вот бесстрастно фиксирует наш летописец современья:
«16 декабря 1998 года…
…Вчера звонил Юван Шесталов, он вернулся из родного Ханты-Мансийска. Энергичный дядя. Длинные черные волосы, широкий лоб, умные глаза, быстрые плавные движения. Подпольное прозвище — Шаман.

Накануне его отъезда я просился с ним на рыбалку-охоту — был разговор после прочтения предисловия к его “Избранному”, заманчиво написанному Солоухиным. И вот он предлагает ехать весной. Говорит, что надо собрать компанию хороших стрелков и ехать — бандиты, дескать, расшалились в его бывшей брошенной деревне.
— У меня же своя деревня была, теперь там никто не живет. А бандиты приедут, пачкают, живут там…
— И на Севере бандиты есть? — удивился я.
— А как же! — не без гордости ответил Юван Николаевич, внук шамана. — Сколько хочешь. Тут вот тюменские приезжали, стрельба была. Так что надо ехать хорошей компанией.
— Да я не охотник… Мне бы порыбачить.
— Это ничего, — радовался предстоящей поездке Юван. — У меня польская палатка есть — целый дом. Немного рваная, но хорошая. Надо железную печку отсюда взять. У меня и квартира в Ханты-Мансийске есть. И катер большой. Он прошлую зиму под водой был у берега. Я его сам затопил, чтобы не украли. Два ружья есть. Как охота начнется, так и ехать можно. В апреле.
Я представил себе: компания писателей с палаткой, железной печкой и ружьями пробирается в брошенную шесталовскую деревню. Тает снег, дымят болотные хляби...
— У вас же там начальство знакомое, — напомнил я.
Юван часто рассказывал, как его — единственного писателя-манси любят в Ханты-Мансийске. Квартиру дали, денег на четырехтомник дали, издательство организовать помогли, хотят памятник поставить. Деды — шаманы, отец — председатель колхоза.
— Да, знакомых много, — скромно сказал Юван. — Но новые манси меня не знают. Им один шайтан, кто перед ними — писатель или купец... Боевые парни... Чуть что — за автомат хватаются.
— У них и автоматы есть?
— Да, бывают. Надо их укорачивать, этих молодых бандитов.
— А вы хорошо стреляете?
— Да немного стреляю.
Ехать расхотелось. В Предисловии Солоухина ничего не говорилось о бандитах в ханты-мансийской тундре. Наоборот, все уважительно кланялись Ювану и его друзьям, плясали в их честь народные танцы, били в бубен и торжественно вводили под ручки в яранги, где на оленьих шкурах московские гости пили-ели, а потом ездили на катере по широченной Оби и ловили, если оставались силы, рыбу. Такой вот писательский десант в давние советские времена. Теперь, судя по всему, требовался десант ОМОНа, а не группка задумчивых писателей с блокнотами и авторучками для записи путевых впечатлений.
— Понятно, — как можно бодрее сказал я. — До весны время есть, подумаем. Так что, летите спокойно в ваш Будапешт, счастливого, так сказать, пути!
В Будапеште Юван Шесталов воспитывает будущего президента Венгрии в языческом духе древних манси.
Повесив трубку, я стал думать, что шаман Шесталов испытывает меня, проверяет — дрогну я или не дрогну? Будем считать, что дрогнул. Но зачем мне перестрелки с ханты-мансийскими бандитами? Отбивать шесталовскую деревню с дробовиком в руках я не подписывался. В конце концов, у него есть зять-поляк, местная власть, которая помогает ему — пусть они и бьются.

На следующее утро звонит Юван. Через несколько часов у него самолет, и он хочет поделиться новой идеей. Мировая общественность должна встретить третье тысячелетие на Северном полюсе! Но с обязательным заездом в Ханты-Мансийск, оттуда — на оленьих упряжках в тундру, где будет купание в теплых гейзерных ямах, которые надо срочно привести в порядок, а затем — короткое посещение его родного села ВИП-персонами, которым Юван расскажет о космическом сознании и прочтет свои новые северные баллады — он их сейчас заканчивает.
Руководителем празднования он готов назначить меня. Все будет проходить под приглядом Фонда космического сознания. Надо уже сейчас не спать, а составлять список и приглашать английскую королеву, президента США, остатки ансамбля “Битлз” и прочих важных персон…
Я сказал, что идея тянет на грандиозную. Главное, чтобы ее не украли.
— Вот-вот, — сказал Юван. — Поэтому ты никому не болтай.
— А на какие шиши организовать этот праздник?
— Бабки, что ли? — переспросил Юван. — Бабки найдем! Они когда северное сияние увидят, в обморок от красоты упадут. Ты когда-нибудь видел?
— Видел.
— Сейчас, главное, приглашения разослать. У начальников расписание за год составляется. У тебя адрес английской королевы есть? Ну, на крайний случай, найдешь в Интернете… Я сейчас в Будапешт улетаю, но ты позвони туда, я тебе расскажу, что дальше делать. Запиши телефон…
Я зачем-то записал.
Еще Юван заставил меня записать телефоны ректора и проректора Педагогического университета, которые должны помочь в организации встречи нового тысячелетия на Северном полюсе.
— Они знают, что должны помочь? — осведомился я.
— Да-да, — сказал Юван, — я им рассказывал об этой идее. Даже объяснил, где деньги взять… Будь с ними понастойчивей, они парни ленивые, их надо теребить, чтобы не спали. А я приеду из Будапешта, разберемся. Может, из Европы участников наберу человек сто — это уже стартовые деньги…
И улетел в Будапешт, воспитывать будущего президента Венгрии на принципах космического сознания.
Про Ювана Николаевича ходили вздорные слухи. То, дескать, огнепоклонник Шесталов разводил вместе с московским поэтом Евтушенко костер у себя в квартире, устраивал пляски с бубном, гипнотизировал автора “Братской ГЭС”, который на несколько суток терял способность сочинять, потом напускал гипноз на участкового, и тот отдавал ему свой пистолет, а после приходил в слезах и умолял вернуть табельное оружие… То сильно пил, но потом бросил и стал играть сам с собой в домино и плясать вприсядку под граммофон.
Год назад я шел к нему в квартиру на Васильевском и ошибся адресом. Мне открыл спортивного вида парень и молча пошел по коридору. Я решил, что это польский зять, который плохо говорит по-русски. Зашли в большую комнату с видом на Тучков мост. Гордо вскинув винт к потолку (мы, дескать еще полетаем!), на подставке из брусков стоял дельтаплан с прорванным крылом.

— Вот, — смотрите, — парень обвел комнату рукой. — Здесь восемнадцать метров, солнце с утра до полудня…
— А кто машину подстрелил? — Мне вспомнился анекдот, про чукчу, который на вопрос, какая птица самая большая и сильная, отвечал, что “Однако, дельтаплана самая большая и коварная птица. Чукча три раза в нее стрелял, пока она человека отпустила”. Юван не чукча, но все-таки… Я еще не понял, что ошибся квартирой.
— Это я в Кавголово сосну задел, — обиженно сказал парень.
— Понятно. А Юван Николаевич дома?
Выяснилось, что я ошибся адресом, но шамана, как назвал парень соседа-писателя, он знал. Сказал, что бегает таким колобком, песни напевает…
Советская власть не обижала Ювана Шесталова — награждала медалями и орденами, давала литературные премии. Печатала.
Во времена перестройки Юван предложил свои шаманские услуги премьер-министру Рыжкову. Сибиряк Рыжков внимательно выслушал и повел к генсеку Горбачеву. Генсек сказал, что у него в 15 часов обед, и он принять писателя-шамана не сможет. Ювана напоили чаем и отправили. “Бойтесь теплых августовских ночей! — предрекал Шесталов, делая пассы руками. — Они опасны для вашей власти!”. Горбачев махнул рукой: “Вы нам тут не подбрасывайте...” И ушел обедать с генералами.
Шесталова отправили в Ленинград под присмотр заслуженного полярника Гидаспова, тогдашнего секретаря Обкома. Шесталов вытянул из Гидаспова деньги на организацию Фонда космического сознания и запустил на них частное издательство, чтобы печатать книги о передовой роли Севера в борьбе цивилизаций.
Венгры, как известно, — те же манси, только много веков назад часть из них, мечтая о лучшей жизни, ушли с холодной Оби и двинулись туда, откуда жарче всего светило солнце — на Европейские черноземы. Одна ветвь, правда, чего-то взбрыкнула по дороге и подалась направо, угодив в нынешнюю Финляндию. Они стали называться угро-финнами. Те, кто дошел до зеленых равнин в центре Европы и теплых вод Дуная, стали называться венграми.
Теперь древние предки Ювана живут тремя раздельными стойбищами: в Венгрии, в Финляндии и на Оби. И вот Ювана, как хранителя языческих традиций народа, тайно пригласили воспитывать будущего венгерского президента. Купили ему квартиру в Будапеште, дачу на Балатоне, японский автомобиль и яхту. Чтобы он, значит, в свободном общении раскрыл молодому претенденту глаза на полезные традиции своих предков и на будущее страны. Расчет такой: венграм надоел американизм, и они изберут следующего президента, воспитанного на исконных мансийских традициях и в духе боевых предков. Это вернет былую славу Хунгарии, как в те времена, когда она занимала пространство от Балтийского до Черного морей!
Такой вот тайный замысел одного семейно-политического клана: подготовить президента-шамана.
Шесталов говорил, что может предсказывать будущее. Но не больше, чем на восемь лет.
Через несколько дней меня разбудил телефонный звонок, и я услышал певучий голос Ювана.
— Спишь, Дмитрий... Надо вставать, Космос зовет, зовет Космос...
— Вы из Будапешта?
— Какое, из Будапешта!. Я уже пол Земли облетел, уже здесь, на Васильевском. С такими людьми встречался, с губернаторами, понимаешь... Все поддерживают... А Бранский подвел, подвел Бранский.... Не смог ничего сделать, только наобещал...
— Так все же были в отъезде, весь оргкомитет, — заступился я за исполнительного Бранского. — Как же он пошлет письма? Английской королеве или принцу Чарльзу просто так не пошлешь, надо выход на них иметь...
— Королева согласна, я ей звонил, — продолжал петь Шаман, но уже не столь благодушно...- А вот Бранский подвел... Придется нам с тобой работать — Космос нас зовет, спать нельзя...
Ну, нет! На такое я не подписывался! Готовить полет на Северный полюс пяти сотен человек, триста из которых — руководители стран и международные деятели... Я не имен боялся, а шаманского подхода…
…Я посмотрел на настенные часы. Они стояли. Они встали, когда я начал сопротивляться. Три минуты назад. Фантастика. Я заводил их накануне вечером. Вот они, шаманские штучки!.. (http://magazines.russ.ru/neva/2006/7/kara4.html)