О смерти…
Траурные дни – уходят великие люди, да и никчемными старуха с косой не брезгует…
В прошлый вторник приходил отец Борис – кроме благодарного воспоминания от общения с ним оставил среди даров своих и вот эту махонькую книжицу – недавно убитого священника Сысоева.
Всего-то сотенка страничек карманного формата – и как хорошо, что есть теперь и такое вот благовествование…


Умереть – легко, умирать мерзко. Потому как – если представить все то фальшивое лицемерие, с которым связан уход – ханжеская скорбь, когда уже назавтра все тебя забудут, эти глумливые – через силу – тосты на этих омерзительных поминках, когда ты уже даже не сможешь посмеяться над этими дебилами, отбывающими номер.
Ох, уж эта профессиональная скорбь! Знавал я одну бабенку, которая жила с своим благоверным аки кошка с собакой – тут, правда, и сам он был невыносим – спивался, а во хмелю был агрессивен и поган. Помню, его дни рождения – он готовился, заранее приглашал, и вдруг – чуть не плача – звонил и все отменял: по его словам, она вдруг ни с того, ни с сего подходила к нему и била по морде… Ну какой после этого праздник? Был у него однажды промежуточный юбилей – сороковник, и он приперся ко мне на работу, а я был замотан – выпускали новогодний номер – и хозяин издания каждую минуту прибегал смотреть, как идут дела, ведь он и сам был неплохой журналист, но став бизнесменом, уже не опускался до ремесленных мелочей, но ревностно блюл свое реноме – следил, как говорится, за контентом и оформлением…
И тогда приперся этот наш несчастный друг и вступил в разговор с хозяином – они вместе учились у Засурского. Встретились толстый и тонкий, один поглядывал в окно на застоявшийся свой «мерседес», другой – поглаживал пузырь в холщовой сумке…
При этом хозяин не терпел винопийства и слаб был на алкоголь – сразу резко пьянел и делал глупости…
И тут он - как назло – все время прибегал придираться – тут сократить, там поставить другое фото, а здесь – заменить заголовок…
В редкие секунды пауз – когда он выходил из комнаты – мы умудрялись быстро разверстать фанфурик, но все это была как бы в предынфарктном каком-то обрамлении – в любую секунду мог ввалиться босс, и если другу моему все как с гуся вода, то мне все это было не очень приятно, между Сциллой и Харибдой…
И мне очень его было жалко – все-таки сорок лет, а пойти некуда…
Потом он совсем поплохел – легко напивался, ему уже черти всякие мерещились. Явная белочка. Словом, погиб человек – часто он просился на ночь или приходил днем, при этом сам уйти не мог, приходилось брать машину и его вывозить… Понятно, жить с таким было тяжело, да он и сам мучался, это уже был предел болезни…
И вот он умер… Так теперь в доме, где он был ненавидим, по всякому приемлемому поводу, равно как и без оного и вспоминают, каким он был, кого они все потеряли. То его все гнали вон, на порог не пускали – а тут сразу объявились родные и близкие – не пропускающие ни одного памятного мероприятия…
Жуть.

У меня, помню, был знакомый – теткин муж. Из бывших, что называется. Странный симбиоз – бывший полковник, к тому ж – беспартийный, и самодеятельный композитор, писавший шлягеры для кабаков…
Мы с ним любили разговаривать на вечные темы.
И мне запомнилось, как он однажды пожалел… астрономов – мол, как они не сходят с ума – все эти бездны мироздания… космическая беспредельность…
Я часто и сам об этом думал... Где мы все, зачем? Что там и впрямь в этом небе? Почему-то порой Вселенная казалась каким-то сундуком, где в уголке затерялся и наш шарик… Ну это ведь убогое представление – наподобие той баньки, что мерещилась Свидригайлову.
Но кто-то мудрый уберегает нас от развития этих мыслишек – ведь можно и впрямь свихнуться. В этой связи представляется одна-единственная волнующая секунда – это небо над Аустерлицем.
Вот, кстати, похоронили вчера Тихонова. И опять – суета. По радио – фальшивые сетования, что в ХСС на панихиду мало кто пришел. И чуть ли не зазывные завывания – идите, еще не поздно… Я к Тихонову хорошо отношусь, но очень много глупостей долдонят все эти дежурные воздыхатели. Позавчера реанимировали одну из записей – интервью с артистом. Честно говоря, не Спиноза. Лучше б он не давал такого интервью, да он ведь и не лез – уговорили. И сейчас не надо было повторять…
Он ведь избегал всех этих паблисити.
Я вспомнил, видел раз его в не чересчур парадной обстановке.
В 1982 году был съезд профсоюза рабочих морского и речного флота. Там в профсоюзе был очень ладный профессионал по части культуры – организатор праздничного концерта. Он даже Плисецкую уговорил и она танцевала на мерзкой сцене, обитой каким-то сукном – по-моему, для балерины это все равно что танцевать на пляже.
И вот – Тихонов.
Он просто взял микрофон и – ничего не изображая – стал разговаривать. Он вспомнил про какой-то свой недавний юбилей, а поскольку перед ним сидели люди морской профессии, то и повод был – ведь в тот юбилей он решил смыться от поздравляющей сволочи и спрятаться на… корабле у знакомых моряков.
И вот в открытом море – на мостике вдруг зазвонил телефон. Кто-то разыскал его-таки с своими поздравлениями…
И он смеялся, вспоминая этот случай…
А смерть… Это – космос. У Маяковского на сей счет есть гениальная строка – с рифмой "врезываясь-трезвость"…
И отойдет в потёмки льдистые пустая опостылевшая жизнь...