Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет crivelli ([info]crivelli)
@ 2005-09-22 11:12:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Печальные новости. Настолько печальные, что я по частям о них расскажу, ладно?
Серьёзно и внезапно заболел наш друг, поэт Исраэль Элираз.
Он должен был лететь с нами в Москву, а вместо этого ложится на операцию.
Я его много переводила. Последние переводы сделала из книги "Гёльдерлин" специально к Биеннале, к предстоящей германско-израильской встрече.

Исраэль Элираз

Из книги «Гельдерлин»


1
Ближе, чем к стоящему тут
и ждущему меня стулу,

я отродясь не бывал ни к одному человеку.

Что составляет стул помимо стула?

Я вижу, как бодрствующие формы
ведут тяжбу со мною (и с ним).

Годами в угаре безумия
(мой мрачный карантин),
я больше не спрашиваю:

Доколе глина? Кто месит? Зачем этот посвист?

Есть и то, чего нет, не возвращающее то, что в него вложено

И я говорю сам себе: рискни,
выйди

7
Что ты делаешь, Гельдерлин?

Я покоюсь во плоти, а плоть на мне.

Рядом стул. Факт рядом
с фактом,

из них хаос создаёт форму, дабы
удержать с упрямством дерева,

чьё будущее определят раздражённые древоточцы
или огонь, прозываемый леопардом.

Если умолкну, придёт Господь
и отнимет моё молчанье.

Скажи Ему: «Ты,
сопровождающий мои страдания».

Мы живём,
мы делаем это.

10
Под грязные ногти
забилась вся вера,

будто волос в ноздре,
будто магическая линия, окружающая
внешний мир.

Мы, дети отдаления,
вопрошаем о господине,
куда пошёл?

Я говорю об этом с конём, с мошкарой.

Конь скалит зубы, показывает мне
подковы и залежи навоза под копытами.

Последую за мухой
она знает дорогу,

настанет день, узнаю и я.

11
На вопрос плотника, почему он не
зовёт пса по имени, ответствует Гельдерлин,

что не знает ангельского имени его
и всех блох его.

Из долины подымается колокольный звон, от
реки – гудок гружёной баржи,
коровье мычание.

Вовремя, рука девы (возлюбленной)
в окне зажигает свет. Это весь

старый инвентарь, пращи провинции, пропавший механизм.

В полночь (с южным акцентом) Гельдерлин выходит
к реке и в гневе кричит её водам:
«Невежи!»

После свежует зайчиху, солит, прибивает к стене.

45
Гельдерлин, всё ещё неподвижный под своим прозрачнейшим именем, рёк:

Как-то раз я сидел и слушал музыку
в темноте и думал,

что, на самом-то деле, я не сижу
и не слышу музыку,

и вот уже и досуга не будет
этим заняться,
а темнота – будет,

и мысль будет, хоть и зря, и подумал я,
что главное – подвинуться,
уступить место

тому, что покамест белó. Даже если холодно,
уже не холодно.

А нынче, что? Конь уже бьёт копытом.

46
А тот, что лишь хотел припомнить,
как выходят отсюда
должным образом.

Во вне мысль останавливает его,
досматривает на заставах

его вещи, дабы обложить налогом.

Пользуясь своим стародавним правом,
суёт нос в его карманы,
утверждает:

Даже если это уже не так, это всё ещё так.

Лето возвращается, но никогда не повторяется.

Под конец законов природы – увядание,
красные следы, будто бы
от щипка.



Ещё один цикл из "Двоеточия" №5-6(11-12)

ИЕРУСАЛЕМВИЛЬ


Окна же в горнице его были открыты против Иерусалима.
Даниэль, 6, 11

Щеголиха и нищенка.
Й. Ратош



1

Движение, незамеченным
проходящее пред лицем твоим
в этой столице,

возвратится к тебе долгое время спустя

в мельчайших подробностях
в ином месте.

Граница не камень
даже если высекли в
граните: граница

опасность нам не помешает
приблизиться к границе риска


2

Я ищу городок
в горном зимнем городе.

Сыщу, ведь есть и поменьше его
в закоптелом золоте.

Идущему мимо арабскому ишаку
я говорю: Сударь,
только после вас.

Лицо моё обращено к раскрытой двери
тёмного прощения.


3

Спустя годы вновь говорят
здесь о головокружении о
дрожи о
рождении какого-то изобилия
в иле памяти.

На спуске горы тяжёлое фисташковое дерево,
распростёршее во все стороны ветви
не всё объясняет

ни толщу лета,
ни жар стенания


4

Армянский отрок ставит на стол
стакан чистой воды

мягким движением,
не изменявшимся поколениями.

Возможно ли, что в том же раскалённом стакане
было немножко чистого стекла,

немножко непроницаемого
или гранёного?

Парнишка рад мне:
Хорошо, что пришёл, что не умер,

здесь не Троя,
здесь нет конца войне.


5

На вопрос: Как ты проводишь ночь?
деревенщина из Силуана
отвечает, как Тимон Афинский:

Из-под таво шо на мне.


Это час, когда псина со
своими летними блохами

встречает гостей оскалом.

А выше – возвращаются
и загораются птицы.


6

Бог весть, кто умеет коснуться того, что есть,

не превратив это в целое дело –
то есть, пригодное к разрушению?

Где синева, что ведёт к резчику
по дереву, к трепальщику льна,

к той двери под замочным камнем:

если позабуду тебя*


7

Жёсткий, безухий город
и люди в нём

(с двойными именами)
в мягких шляпах

сидят у него во рту
между сломанными зубами

дабы первыми приять
сладкий хлеб
Гόспода


8

Я помню медовую стену
и облачный карниз,
утраченные мною.

Я уже не полагаюсь
на крохотные ручки
этого звёздного воспоминания.

Ныне я подобен тому, кто
стряхивает со своей руки руку

перед ручкой деревянной дверцы,
раскрывающейся в середине врат,
в сердцевине сна

* Строка из псалма 137 (в православной традиции – 136) – «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя».

А в комментах - ссылка на "Солнечное сплетение"