Настроение:	depressed
Entry tags:	карта звёздного неба

Интересно что, в отличие от смены парадигм, ломка эпистем приходится в точности на мировые войны. Это конечно некоторая условность; например, для этого придётся две понумерованные мировые войны слить в одну -- ну так там переплетено, между ними возникли и фрейдизм (лежащий скорее в эпистеме Максвелла-Маркса), и квантовая механика (предвосхищавшая уже послевоенную эпистему). Мне доводилось встречать это наблюдение в контексте пропасти между геометриями Джона Ди и Декарта: мол, если Джон Ди считал геометрию (стартующую в физических явлениях, абстрагированных до полной невещественности -- 'линия есть протяжённость, не имеющая ширины' -- и продолжающую их изучать чисто умозрительно) мостом между миром плотным и бесплотным, идя по которому, можно научиться енохианскому и получить от ангелов истинную религию, которая положила бы конец раздорам, то Декарт, насмотревшись на резню по поводу истинной религии-той, осознал, что второго берега в данном случае тупо нет, а всю ценность представляет сам мост (не имеющий конца). Но в общем случае, кажется, оно работает не так. Сначала происходит фальсификация эпистемы -- в том смысле, в каком фальсифицировали мощи святых синодальные попы, набивая их глиной и трухой -- при сохранении порождённой ею формы содержание заменяется бледным дисфункциональным муляжом (переход от Фичино к Кальвину, от Вилкинса к Руссо, от Маркса к Ленину и Мёллер ван ден Бруку, от Макалипса Младшего и Фуко к Бэннону и антирасистским тренингам). Эпистема фальсифицированная становится достоянием масс, а следовательно, как учит классик, ядром конденсации массового психоза. Звучит как чудовищно фанерная схема, притом наглухо противоречащая самой фукольдианской идее, но первые бомбардировщики тоже были из фанеры (и противоречили сантос-дюмоновской идее о том, что раз все армии видать с воздуха, войны станут невозможны и ненужны).

Ещё придумал хорошую частную иллюстрацию, а именно понятие функции в математике. В математике Возрождения его просто нет: знак с означаемым и памятью об их отождествлении нераздельны и неслиянны, бла, бла, бла. В классической науке вместе со знаком логично возникает и функция, причём исторически первая функция -- температура -- преодолевает ровно ту критику, которую может придумать ренессансный муравейник: как вы холодное и влажное отличите от столь же холодного, но сухого, и т. п. В эпистеме Максвелла-Маркса с её корпускулярностью функция, а точнее наблюдаемая, есть выражение от функций мириад частиц, которые сами не наблюдаемы; в послевоенной эпистеме ненаблюдаемых функций нету, а есть только меры -- которые, однако, на доступном нам уровне дают функции в силу явления концентрации меры. Именно поэтому сейчас, думаю, никакой войны пока что не будет: ещё концентрацию меры толком не обмозговали. При этом одновременно с Максвеллом и Марксом в 1860-х годах работал и Риман, благодаря которому случился переход от эллиптических интегралов к алгебраической геометрии, и математический фокус во многом сместился от функции к многообразию. На этом примере явно видно, чем смена парадигмы отличается от ломки эпистемы: для смены парадигмы достаточно необъяснимого явления (того, что Эйлер открыл многозначность логарифма), которое проявляет себя в важных, но плохо осознанных местах (теорема Абеля-Руффини) -- ну и одного гения, который это явление объяснит. Впрочем, что бы Риман делал без итальянской школы... но всяко лучше, чем мировая война.