Чтобы пользоваться идеей, нужно ее в себе нести, "принять". Протестантский Апокалипсис - это сердце Запада, "спасутся избранные Богом, поэтому Саддам должен быть наказан". То есть, повторюсь, чтобы быть "апокалиптиком", нужно стать американцем.

Православный (русский, о Греции и Грузии не берусь судить) Апокалипсис как "культурный ген" по сути отсутствует. Это просто один из элементов более широкого понятия - "тайны России". В этом смысле русская эсхатология - это всегда "что-то другое", может быть даже "то, что нам обещано". Соответственно, строить на ней что-то невозможно.

Разница тонкая, но принципиальная.

О буддизме так просто не скажешь. Если христианство - это простая геометрическая фигура, то буддизм - сложная. И любое утверждение в нем может быть как верным, так и ошибочным - не только в зависимости от контекста, но и от того положения на "ленте Мебиуса", которое занимает сам утверждающий. В определенном смысле эсхатология в буддизме есть (как есть и рай и ады), просто потому, что у любого человека есть страх смерти, но все же буддизм прежде всего - "транспорт", а не "пейзаж". Его цель - другой берег. И ожидание прибытия Майтрейи (на нижнем ярусе буддизма, очень похожем на христианство) больше похоже на русское же ожидание проявления скрытого Китежа, чем на западный Большой Пиздец для всех неверных.

Высшие же уровни в буддизме - недвойственные, и там нет никакой истории или реальности, отдельной от Я.

Мне все же кажется, что отсутствует скорее категория ("культурный ген") дуалистичского разделения добра и зла, чем апокалиптичность. Этого-то как раз хватает: люди испытывают даже какой-то подъем от катастрофических событий. Это было хорошо заметно во время взрывов в Москве, во время затопления "Курска", пожара в Останкино, текущего банковского кризиса. Что это как не ощущение того, что мир (а не человек) конечен и что происходит как будто репетиция конца.

Вы очень любопытно говорите о буддизме, но я сразу должен отметить, что ваши слова о многозначности метафор относятся в равной мере и к православию. До Алексея Михайловича это была воинственная национальная религия, а после стала общечеловеческой немощной ересью. Сергий Радонежский дает своим монахам крест вместо шлема и они идут на смерть в уверенности, что их хранит Бог, а Достоевский мучается Иисусом Сладчайшим, как с ним быть, не понимает и рисует у себя каких-то дурачков, якобы подражающих Христу. Вот какая разница.

Когда я был в буддийских монастырях в Америке, у меня сложилось впечатление, что это не столько "лодка на тот берег", сколько образ жизни. Уход от Макдональдса, от машин, от адвокатов, от менеджеров. То есть цели не столько метафизические, сколько житейские: куда себя деть, ведь в этом дерьме жить невозможно. Вот как-то так. Но это американцы, а тебетские монахи, с которыми я здесь познакомился, это просто другие существа, они и люди и не только люди одновременно, в них много магии.