Общее собрание трудового коллектива назначили, как всегда, в актовом зале. Седобородый толстячок – директор института – суетливо передвигался между стульев президиума и обильно потел, регулярно утирая лоб несвежим платком. Все-таки не каждый день случалось такое историческое событие, как визит высоких чинов из столицы – представителей «новой влады». Некстати вспомнилось гоголевское: «Господа, я собрал вас здесь для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…»

Представители выглядели сумрачно и непрезентабельно. Плохо побритый тип в мятой темной одежде и неизменной «мазепинке» с тризубом. Позади – двое «горилл» с привычными бейсбольными битами. Представители….

«Згідно з настановами нової влади, ваша установа підлягає реорганізації. Інститут перейменовано у Виш-ліцей. Штати задля збереження коштів державного бюджету буде радикально скорочено в першу чергу за рахунок осіб некорінного походження, - глаголил представитель с чудовищным галицким акцентом. Ось ти, - ткнул он пальцем в заведующую родной кафедрой Юрия. – Як прізвище? Шчєглова? Ось з тебе почнемо. Потім іньші».

Юрий стоял среди колег и бездумно пялился в потрескавшуюся штукатурку стены. Не так чтоб у него было много поводов сочувствовать заведующей. Еще помнился прошлогодний неприятный разговор про пару, не доведенную до конца из-за собачьего холода в нетопленной аудитории. Но у него было слишком хорошее образование и некстати вспомнилось известное высказывание Нимеллера. Тем более, что национальность у него с востроносой Еленой Николаевной все-таки была одинаковой.

И он вдруг почувствовал, как внутри тяжелой ртутной волной поднимается холодная ненависть, заливающая все вокруг и постепенно загоняющая в дальний угол остатки очень здравого смысла, вопящие «остановись, не делай этого!»… И темная беспросветность вокруг, и сплошная бесперспективность впереди… словно в спину толкнули.

И он сделал шаг вперед, отделяясь от толпы. Переступил раз и другой, уставившись в приблизившиеся продымленные усы «представителя». И выдавил из пересохшего внезапно горла прямо в лицо заезжему: «Слушай, ты, галицай, а не слишком много на себя берешь?»

Гориллы, первоначально растерявшиеся от такой наглости тощего интеллигентика, застыли, но затем, взревев нечленораздельно, вздели биты и ринулись вперед. Однако спинка удобно подвернувшегося под руку стула скользнула в ладонь и стул, описав правильный полукруг в воздухе, врезался в набегающих боевиков, сметая их на пол. И дотянувшись до одной биты, Юрий тут же добавил поднимающемуся второму. И обернулся.

От двери набегал еще один, словно в замедленном кино, вытаскивая из кармана пистолет. И, как перед лицом неизбежной смерти, мелькнули в памяти фрагменты давно прошедшей жизни: и босоногое детство в бабусином доме на окраине Макеевки, и счастливый перезд в середине 70-х в трехкомнатную «чешку» в новом районе, и старый двор на улице Чапаева, игра в городки, тяжелые деревянные чурочки, потом долго валявшиеся по углам ящика с игрушками, и сама игра… И вспомнившие все руки сами изготовились и четко сработали. И бита, быстрее пули метнувшаяся навстречу боевику, вонзилась ему прямо в глаз. И, издав короткий взвизг, он начал заваливаться на спину. И бесцельно улетела в потрескавшийся потолок первая пуля. А вторая… К тому времени до пистолета уже дотянулась рука Юрия. И снова всплыли в памяти фрагменты прошлой жизни: срочная служба в рядах Внутренних Войск МВД СССР, временное прикомандирование к первому взводу первой роты, и тот выезд, когда их вооружили вместо привычных АК-74 – короткими и неубедительными ПМками в негнущихся кобурах.

И вторая пуля влетела в лоб поднимающемуся с пола первому гориллоиду. А третья – свалила второго. А представитель все корчился на полу, держась за живот.

Толпа с женскими визгами рассыпалась и смелась в двери. И не осталось рядом никого… Нет, один остался. Малознакомый темноволосый преподаватель с соседней кафедры постоял, затем задумчиво нагнулся и поднял биту. Шагнул навстречу Юрию, взглянул в глаза и тоже пересохшим голосом спросил:

-          Что дальше?

-          Добей его, - Юрий махнул головой в сторону корчащегося «представителя».

Темноволосый шагнул к телу, вздохнул глубоко, поднял биту двумя руками и с силой опустил на хрустнувший череп. Галицай затих.

… Спускаясь лестницей на первый этаж, они наткнулись на бегущих навстречу еще двоих боевиков. Битки в их руках взлетели вверх, но наткнувшись на взгляд черного зрачка пистолета, тут же застыли. «На колени!», - гаркнул Юрий. Команда была немедленно выполнена. Темноволосый Иван начал заходить за спины боевиков, отбрасывая ногой биты, но один из них тут же завел привычное: «Ну, ты попав, москалюга. Тоби ж зараз повный гаплик. Усюды знайдемо…» Это были его последние слова. Бита взлетела и опустилась. И еще один блудный сын прикарпатских полонын с раскроеным черепом повалился наземь. И за ним еще один йододефицитный.

Выбежав во двор, Иван и Юрий сразу увидели роскошную автомашину, произведенную явно не на Львовском автозаводе и столь же очевидно не купленную. Через минуту Иван уже выруливал со двора, как вдруг впереди замаячила фигура патрульного. Когдатошний украинский милиционер, а ныне пан полициянт явно был не в курсе самых последних событий в стенах Виша-лицея. Он вяло взмахнул полосатой палкой, нагнулся к открытому окну… и встретил тяжелый взгляд Юрия. Минуту они смотрели друг на друга и словно ниточка понимания вдруг протянулась между. И пересохшим голосом пан полициянт выговорил: «Проижджайте». И тут же добавил по-русски: «Счастливого пути».

…Мимо окон неслись последние домики родного города. «К Глебу, только к нему, - думал Юрий. – А там посмотрим: не поздно ли начинать новую жизнь. Или все-таки имеет смысл хотя бы закончить ее с выигрышным счетом. Пока 6:2 в мою пользу. И я постараюсь, изо всех сил постараюсь, чтобы неизбежную «тройку» в итоге сопровождала хотя бы «десятка».