МОЯ ОБОРОНА 2
Отдельного упоминания стоит качество тех самых записей: при наличии отсутствия должного технического обслуживания магнитофонов не только у частных владельцев, но и в упомянутых Студиях Звукозаписи, и без того не лучший саунд Обороны дополнительно облагораживался различными спецэффектами, самым клевым из которых было увеличение скорости воспроизведения фонограммы, что только добавляло задору. В результате нескольких же перезаписей на таких машинах довольно инфантильный хардкор ранних альбомов превращался практически в speed-metal, а Летов начинал голосить весьма заливисто, с эдаким pitch +0.5. Из-за этого Прохор Селиванов, например, заполучивши от Сани Таскина необходимую кассету вообще поначалу был уверен, что это Таскин и поет: в пучинах скоростного забоя балдежом реял пронзительный Буратино.
Что интересно, появившиеся в продаже винилы имели приблизительно такое же ускоренное звучание, так что некоторое время спустя, во время зенита славы ХОР-рекордз я, приобретя несколько ремастеренных релизов был страшно разочарован: какого хера так занизили скорость, где весь драйв?!

*

Главным, наверное, в то время для меня действием, был внутренний отход от задушевного Кировского хиппизма и осознание себя ПАНКОМ. ПАНК же в моем представлении был движением таких, как я: много читать (а читал я все подряд, недаром же на спине моей джинсовки была шариковой ручкой нарисована обложка Дюрренмата, представляющая собой картину "Музицирование скелетов"), лазить по промзонам и заброшенным домам, бухать и жить _не_по_правилам_. Я был уверен, что чуваки из Обороны поступают также, а иначе зачем вся эта "колючая проволока и ваще"?
Конечно, были попытки слушать и разный другой "панк", например Лаэртского или какой-нибудь Монгол Шуудан, но, что называется, не канало: первый казался бледным и попсовым эпигоном Григоряна, компенсирующим свою бледность матюгами и похабщиной, а вторые - частушками. Да так и было, чего уж.

Самым сильным тогдашним обломом в поисках ПАНКА были две записи: Автоматических Удовлетворителей и Sex Pistols. АУ, на сторону "B", я записал в той самой Студии Звукозаписи (на стороне "А" была Некрофилия). Пистолз же просто купил в магазине Радиотовары, зайдя туда случайно. Правда, пришлось бежать домой за рублем, именно столько стоил продукт польских пиратов. Каково же было мое изумление, когда столь прославленные в уже появившихся рок-энциклопедиях Удовлетворители оказались глуповатой, вовсе не актуальной на тот момент, социальной сатирой ("Рэйган-провокааатор? Да какой, на хуй, Рэйган?!") а легендарнейшие Пистолз просто - банальным мажорным рокенролом, да еще и с каким-то гопником на вокале.
Про Пистолз, кстати, я узнал вовсе не из рок-энциклопедии, а из оранжевой КонтрКультУр'ы, которая окончательно убедила меня, что ПАНКИ - это люди, которые читают книжки, шляются по местам разной степени урбаничности и люто ненавидят любые правила, а вместе с правилами и все, что по этим правилам существует, то есть весь окружающий их мир.
Попал этот оранжевый номер ко мне следующим образом: осенью девяносто третьего, шляясь по мокрому вечернему городу, я встретил Диню Пыхчеева.
Как уже говорилось, Диня слыл панком и лидером группы Мусоропровод. Несколько раз я до этого уже с ним пересекался, каждый раз изумляясь его отмороженному виду; белому, с бритыми висками, хаеру (по бытовавшей легенде, этого хаера боялась Динина школьная училка - "будто там кто-то ползает", - говорила она), шинелеобразному пальто и общей, как сейчас бы сказали, _упоротости_. Тем вечером мы внезапо разговорились и решили зайти бухнуть в "каморку", репетиционную точку трикотажной фабрики, где досиживал последние дни некий ВИА, имевший на тот момент запоминающееся наименование Соблазн. Через третий стакан невнятного ликера польского происхождения мне было предложено играть на басу, а после четвертого состоялась первая репетиция на неподключенных местных музимах.
Домой я пер на кривых ногах, но ощущение было такое, что практически лечу. Кажется, кричал ХОЙ.

С началом репетиций с Мусопроводом (что расшифровывалось, между прочим, как "проводить ментов") подкрался конец моему образованию. Надо признаться, что избавиться от меня родная школа #22 порывалась еще весной, когда на выпускной линейке радостным голосом мою фамилию зачитали в списке покидающих гнездо девятиклассников, но тогда я удивился и (из принципа) взбунтовался - зашел к директрисе и заявил, что хочу продолжать учебу.
Лето выдалось превосходным. Вспомнил одну историю: как то раз, очень ранним утром, я шел от Селиванова, с которым в ту пору мы могли запросто трепаться сутки напролет. В руках моих было по свежеподаренному Прохором противогазу, а третий противогаз я напялил на себя, благо он был без фильтра и дыханию особо не препятствовал. Навстречу шла одинокая и весьма задумчивая девушка.
- Простите, не подскажете, сколько времени? - пробубнил я из недр резиновой хари.
- Половина... (тут девушка подняла взгляд на меня) ....пятого, ОЙ! А почему вы в противогазе?
- Скоро война. Спасибо.
После лета, началась не менее превосходная осень: в моей противогазной, опять-таки, сумке, с намалеванным черной масляной краской знаком Анархии, одиноко болтались изрисованная лозунгами тетрадка и какой-нибудь дежурный учебник, пустоту же прекрасно дополняла бутылка Анапы или Сахры. На ремне этой сумки, в октябре, Вольдемар Ежков красной и синей шариковыми ручками художественно изобразит триколор, выглядящий очень смешно из-за защитного белого цвета. Можете сами попробовать раскрасить. Символизировал этот триколор протест против реформации коммунизма, именно так подавалась вся история с Домом Советов. Впрочем, на политику нам всем было положить; все, что происходило вокруг, как раз идеально подходило под понимание Анархии, а то, что где-то там делали Руцкой, Руслан Мембраныч, Анпилов или выставляющий себя им противовесом Ельцын, воспринималось как абсурдные дрязги обломков Совка.

Репетировал Мусоропровод на квартире у Дини, расположенной в панельной девятиэтажке Северного поселка Загорска. В мои обязанности входили игра на басу, обеспечение процесса звукозаписи и походы в ларек за спиртом Рояль. Выглядело это примерно так; часов в девять утра я, навъюченый полуакустической бас-гитарой системы музима чесал на остановку автобуса-скотовоза за номером 2. Протошнив через весь город "двойка" доставляла меня как раз к оплоту Загорского панка, где, поднявшись на пятый этаж я принимался звонить в дверь, а если звонки не помогали - начинал в эту дверь колотить. Рано или поздно из двери высовывалась лохматая Динина физиономия, имевшая все следы удачно проведенного вечера. Далее, пока хозяин отпаивался водой и чаем, я коммутировал аппарат и, в зависимости от состояния, шел (или не шел) в ларек. Через некоторое время появлялся гитарист Леха Букин, по прозвищу Глобус и репетиция, кое-как, начиналась.
Изрядную часть времени занимала борьба с аппаратом, центром которого являлся микшерный пульт Эстрада - тяжелый и жуткий, оклееный черепаховым дерматином, чемодан. Для тех времен иметь собственный микшер, да еще и с ревербератором, было чем-то невероятным. Я, например, помню, как ради одной репетиции дружественного Мусоропроводу коллектива этот пульт перемещался на руках через весь город, или как для попыток записи собственного материала я катил его через этот же город на санках к себе на Кировку. Надо признаться, что от этого агрегата было две больших пользы: во-первых, я более-менее начал понимать, что, как и куда надо подключать и какие ручки вертеть для того, чтобы разрозненный лязг инструментов превращался в нечто похожее на звук и, во-вторых, произведенной посредством него записью альбома "Рапорт на мою жизнь", единственный оригинал которого был, естественно, утерян.
Вот еще характерная история: вспомнил, как Глобус, желая окончательно превратить свою шиховку со звукоснимателем в полноценный электрический инструмент, дабы как все иметь возможность красиво подключать звукосниматель проводом к разъему, а не сматывать этот провод вокруг гитары, притащил огромных размеров коловорот и как летели щепки от обечайки под напором могучего сверла. Гнедо системы DIN - совок болталось в образовавшемся дупле, но Глобус был весьма доволен, втыкая и вытыкая штекер.
К вечеру уставший от репетиционного процесса коллектив, как правило, перемещался в подъезд, кто-нибудь непременно шел в ларек и литр Рояля, в разведенном состоянии являвшийся эквивалентом пяти бутылок водки, с первой космической скоростью нахлобучивал наши панковские мозги. Вопились песни, разбивались гитары, терлись душевные до слез и соплей телеги за жизнь. После одной из таких посиделок я всю дорогу до Кировки проспал на полу "двойки"-скотовоза. Что интересно, ни разу никто из нас не подвергся какому-либо наезду, ни за бритые виски, ни за грим а-ля Роберт Смит, ни за пьяные вопли или вот такое вот спанье в общественном транспорте. Мы выглядели и были слишком инопланетянами.
Еще помню, как мы, непонятно откуда, узнали что в Москве должна играть Оборона, но по лени и раздолбайству так никуда и не поехали, не больно то и хотелось. И это, надо сказать, слава Богу, потому что как раз на том концерте в ДК Горького несколько тысяч таких вот "инопланетян" щедро отхватило от ОМОНа. Ничего об этом мы не знали.
Спирт тренировал печень, бас - пальцы, пульт - звукорежиссерские навыки, а оранжевая КонтрКультУр'а - мировосприятие. Не помню, где ее умудрился раздобыть Диня, скорее всего это был подгон Дурилы, бывшего уже на тот момент гитариста Мусоропровода, главное, что она своевременно угодила ко мне.

Нет особого смысла пересказывать содержание того номера, для тех же, кто вовсе не в курсе, отмечу, что с точки зрения "экзистенциального сибирского панка" данный журнал - апогей, прыг-скок и недостижимая вершина всего, что в этой стране может быть сказано о рок-музыке, апофеоз людоедского тандема "художник - журналист". Никогда, ни до этого, ни, тем более, после, никому не удалось создать ничего подобного. Впрочем, скорее всему здесь виной цепь событий и совпадений; начатый пронзительным некрологом Янки, он продолжался монументальным интервью Летова, авторской дискографией Обороны, Комитетом Охраны Тепла, яростной Плюхиной телегой, а заканчивался порнографической провокационной пьесой Свена Гундлаха, наполненной саморазрушением до краев.
Все эти "пронизывающие степи", трубы заводов, покосившиеся избы, херовые гитары и какая-то необыкновенной чистоты Вера, пронизывающая все это, казались отражением в пыльном зеркале, плохо напечатанной, но от того не менее реальной фотографией моей собственной жизни. "ПАНК - это такие чуваки..."