МОЯ ОБОРОНА 4
Тем временем я предпринял очередную (и последнюю) попытку получить хоть какую-то бумажку об образовании, на спор с папашей поступив в техникум Игрушки, на специальность художника-оформителя. Основную ценность этого учебного заведения представляла непосредственная близость пивной, расположенной аккурат в историческом здании со Студией Звукозаписи. Персонажи, поступившие со мною, сдавшим кое-как вступительные работы, не впечатляли; постхудшкольные юноши и девицы, не имевшие никакого понятия о РОКЕ, ПАНКЕ и ХИППИЗМЕ трудолюбиво тянули планшеты в перерывах и на призывы зайти в диагональном направлении и выпить по кружечке не реагировали. Мне же, в свою очередь, было крайне нудно рисовать облезлые гипсы.
Дабы как-то себя развлечь я, цыкнув на старосту, уходил с половины занятий и шел слоняться, благо сентябрьская погода была прекрасной, городской парк еще не был подарен черным монахам, а пиво и курево я мог приобрести вместо обеда. В один из таких изумительных дней произошло _чудо_. Сейчас я уже и не могу назвать это другим словом.

Направляясь в сторону парка, возле Вечного Огня я обнаружил странного персонажа - облаченного в какой-то драп парня, обладающего бородой и хаером. Драповая личность меланхолично разглядывала памятный барельеф.
- Браток, а ты откуда? - окликнул я его.
- Из Москвы, приехал посмотреть ваши края.
- А ты чего это... Хиппи?
- Ну, так...
- А чего слушаешь?
- ГО.
- О! Пошли в гости?
И мы пошли. Парня, если мне не изменяет память, звали Серегой. Было ему за двадцать и мой восторженный гон он слушал с должным элементом сарказма. Представив гостя маме, которая накормила его обедом (какое же еще количество народу ей предстоит кормить!) мы с личностью удалились в мой спальный пенал, который представлял собой комнатуху площадью четыре квадратных метра, где, кроме кушетки, находились какие-то ошметки аппарата. Естественно, незамедлительно были запеты песни и тут, к моему изумлению, Серега принялся методично поправлять меня в столь тщательно подобранных мною аккордах. Когда же я спросил его, какие еще вещи Обороны он знает, то выяснилось, что ВСЕ. Обалдело я извлек общую тетрадку и далее, в течение наверное нескольких часов, трудолюбиво их расписывал.
Потрясенный, я сказал: чувак, а давай ИГРАТЬ?
- Что? Его, родимого?
- Да хоть и так!
- Не, смысла нету.
Вечерело и я пошел провожать нового друга на вокзал. На вопрос о телефоне Серега, улыбаясь, сказал просто: "Не дам, зачем тебе? Ты еще звонить будешь."
И уехал. Больше мы никогда не встречались, хотя кажется и сейчас я узнаю его в любой толпе. Удивительно, что ни в хиппейной Системе, ни в условно-обороновской компании мы так и не пересеклись, хотя там были знакомы все. Теперь мне кажется, что это был _ангел_.

Скучные дни продолжались. От нехрен делать я принялся захаживать в Бомжатник - привокзальное обиталище юной металлической женщины Наташи Ебанько, знаменитое количеством единовременно проживавших там собак и отметившихся на хозяйке местных неформалов. Как-то вечером Наталья сказала: "а поехали завтра в Москву, искать мЕталов?" Честно сказать, от скуки и одиночества готов я был ехать уже хоть к волку в жопу, благо грубо подведенные карандашом Наташины губы предположительно сулили если и не неземное прижизненное счастье, то хотя бы тихую гавань среди собачьего поголовья. Потому и попер, на следующий день под посыпавшимся снежком, в очередной раз вместо игрушечного технаря, в сторону вокзала. На месте выяснилось, что вместе с нами искать металов отправляются Леха Дэт и моя овчароподобная собака Алиса, на тот момент отданная Наталье на дрессуру. Против участия в наших поисках этих двух персон я был весьма, но Натальина упёртость имела качества бетонного постамента. В ларьке были приобретены водка и лютый портвейн Анапа, а на Алису нацеплен строгий ошейник, чтобы она не искусала робких москвичей. Леха Дэт, со своими розовыми спортивными портками и футболкой Слейер, напяленной поверх свитера, в ошейнике не нуждался.
Саданув пресловутой Анапы, мы довольно быстро долетели до Трех Вокзалов. Там нас ждало первое препятствие в поисках металов: с собакой в метро нас пускать отказывались. Пришлось спешно изобретать, что это щенок и брать великовозрастную дуру Алису на руки. Затем мы, по наводке Натальи, поехали в магазин "нотки", который являлся по ее твердому убеждению главным оплотом всей металлургии страны. Как в эти нотки попасть, Наталья не имела конкретного представления, но здесь помогла моя недюжинная память, потому что именно в Нотах на Неглинке я и приобретал свой подержаный полуакустический бас. В самом магазине мы никого интересного не обнаружили, но попавшийся неподалеку чувак Сева (!), в огромных ботинках от фабрики экспериментальной обуви, щедро допив наш портвейн на крыльце ЦДРИ, пояснил, что нам совершенно необходимо ехать на Арбат, где уж точно есть и металы, и все остальные необходимые граждане. Вслед за Севой нарисовался красивый, сатанического вида фраер с пентаграммой, которого Наталья принялась поить нашей водкой, что вызвало живое негодование Дэта.
Кое-как мы добрались до Библиотеки имени Ленина. Пройдя насквозь Арбатскую поднялись наверх и, в замешательстве, тормознули парочку; рослого парнягу в косухе и девицу с ручной крысой, с задолбавшим уже вопросом "...а где здесь..." На что нам было сказано: идите к Бубликам, там - все. Персонажем был Леха Индеец, а его спутницей - Маринка (системные мои мама и папа, привет!)
Чем ближе мы приближались к указанной точке, тем больше изменялась реальность. Вокруг, будто с фотографий из журнала Америка, возникали ХИППИ. Казалось, я угодил в кинохронику, хотя, на самом деле просто - ДОМОЙ.
От всей этой эйфории мы с собакой Алисой еле успели на последнюю электричку, а смертельно обидевшиеся на меня за предательство металла Ебанько и Дэт испарились куда раньше. Повезло.

*

Арбатская тусовка того времени примечательна тем, что средний возраст хиппующего контингента редко превышал восемнадцать, в основном же стрит наполняли школьники старших классов и первокурсники. В этом был, как я сейчас думаю, огромный плюс: пока умудренная жизнью олда развлекалась продуктами распада солутана или обкуривалась до усёру шалой на флэтах, пионеры на стриту тешились копеечным сухим вином, потому что приобретение иных напитков в ту пору не имело экономической целесообразности. Парадоксально, но граната приличного грузинского или молдавского сухача стоила чуть дороже бутылки пива и раза в три дешевле требовавшей такой совершенно непозволительной роскоши, как закуска, водки.

Были мы постоянно голодны, в своих прикидах из позавчерашнего детства выглядели, как чокнувшиеся на бисерной бижутерии бомжи, в головах наших бурлила чудовищная каша, но мы были счастливы. В тот момент устойчиво наблюдалось существование даже не двух, а как минимум трех параллельных миров; назревавшего, как золотой прыщ, мира капитала, сверкавшего в ста метрах от нас на Калининском, одновременно несущегося под откос унылого мира предков и нашего - c парадными без замков, мира песен, вина и бесконечных разговоров. Конечно, наш уделывал одной левой все остальные.

Обычный арбатский день проходил так: во второй его половине шорох шагов прохожих помаленьку разбавлялся легким звоном колокольчиков для донок. Стоившие смешных даже по нищим хипповым меркам денег, они перекочевывали с прилавка соседнего с Бубликами магазина Охотник на наши джинсы. Черно-белую картинку пешеходного движения начинали разбавлять яркие пятна вельвета, бус и вышивок и откуда-то со ступенек парадного уже раздавались аккорды нестроящей гитары. К вечеру эти одинокие маяки сливались в одно большое разноцветное и многозвучное колесо, like a rolling stone перекатывающееся из конца в конец Арбата, а в случае холодов влетающее в парадные. В иной вечер их, парадных, даже и не хватало; на всех этажах толпились дети цветов количеством сотни под полторы, сверху неслись Битлы, снизу - Крематорий, а со средней площадки хором гремела Оборона. Тетрадка с Серегиными аккордами делала свое дело. Коля Глюк, поднимаясь по лестнице, при виде меня задушевно восклицал сакраментальное: "Друид, давай... Егёёра!" И мы давали.

К тому времени анархическая компонента мышления помаленьку вытеснялась различными радикальными идеями. Далеко не на последнем месте виной тому была знаменитая "Программа А", в эфире которой Летов на всю страну заявил о смене ориентиров и торжестве коммунистических ценностей, да и юный постсоветский капитализм безусловно добавлял градуса тотального несогласия, так или иначе требующего выражения. К примеру, Илюха Леголас (которого, вместе с мамашей, каким-то чудом не расстреляли на том самом стадионе около Дома Советов) в знак протеста плевал (слюной) на норковые шубы богатеньких дамочек.
Самой передачи я не видел, но на следующий день мама сказала: "посмотрела я вчера на твоего Летова. Ну и мудак." (после этого заявления стал выражаться матом дома.) Аудиозапись эфира Макс Еремян осуществил на свою Электронику-302, так что через несколько дней мне удалось с ней ознакомиться. Ничего такого мудацкого я, честно сказать, там не обнаружил, не покатила только песня про "новый день", показавшаяся довольно синтетической. С "политической" же точки зрения задорный треп Летова на тот момент был вполне верен, так что я принялся исподволь подыскивать контакты упомянутых в интервью движений. Почему-то координат боевых отрядов товарища Эдуарда не имел никто из тусовки, а вот телефон базы РНЕ один хиппейный знакомец мне подогнал. "Единым фронтом... Анпилов... Баркашов..."

Однажды гулянка на стриту затянулась и я внезапно обнаружил себя в компании паренька в шинели, с которым мы шли куда-то по заснеженным трамвайным рельсам, во весь голос распевая Янку. Помнится, собирались в гости к какому-то Винталику, до которого не удалось дозвониться. Время было позднее и мы отправились вписывать меня к однокласснику шинельного юноши, по дороге обсуждая наш завтрашний дебютный визит к баркашовцам.
Одноклассник, проживавший в неимоверно загаженной квартире сталинского дома, оказался бледным от недостатка первитина еврейским мальчиком, делящим этот запущенный кров с очень грустной еврейской мамой и готовящейся отбросить коньки бабкой. Пока молодые люди обсуждали проблематику трансмутаций при тотальном дефиците кристаллического йода, мама грустно кормила меня жареной на сковородке питой, извиняясь, что кушать больше нечего. Милая тетя, тогда твоя пита была круче любых разносолов.
Наутро, выспавшись на диванных подушках, я зашел за своим новым соратником в соседний подъезд. Открыла мне пухлая родительница, которая, не разделяя вовсе боевого настроя своего отпрыска принялась рыдать, умоляя не связывать ее ребенка с радикалами. Пришлось сконфуженно откланяться и отправляться в поход одному. Доехав по предварительно полученной по телефону информации до Новогиреево, в центре зала я обнаружил небольшую толпичку, возглавляемую подтянутым молодым человеком в камуфляже, украшенном характерными нашивками. Дождавшись прибытия еще нескольких новобранцев мы кое-как построились попарно и двинулись наверх. По дороге я принялся задавать камуфляжному герою вопросы, суть которых сводилась к взаимоотношению РНЕ с другими фракциями.
- А вот как вы с Лимоновым?
- С каким еще Лимоновым, на хер он нужен?
- Ну как же, вот Летов говорит про единый радикальный фронт...
- Егор? Да Егор много чего пиздит! - рассмеялся баркашовец.
Беседуя подобным образом мы дошли до какого-то пруда в парке, где в здании, напоминавшем лодочную станцию и располагался штаб настоящих националистов. Я принялся рассматривать украшающие стены листовки, все больше понимая, что угодил к банальным фашистам. Больше всего мне не понравился фотографический портрет самого Баркашова, картинно опиравшегося на рукоять нелепого двуручного меча. "И чего я тут забыл? Чушь же какая-то..." - мелькали унылые мысли.
Наконец нас построили в шеренгу и принялись по очереди спрашивать имяфамилию, национальность и цель вступления в ряды. Дошли и до меня. Националисты скептически разглядывали мои клеша, патлы и бусы, однако я оказался расово полноценным (они даже милостиво закрыли глаза на часть цыганской и польской крови) и мне было предложено подстричься, привести себя в порядок и приходить уже в качестве полноценного бойца. Куда больше повезло стоявшему рядом молодому армянину, у которого в довольно грубой форме осведомились о том, что он здесь забыл.
Мы шли обратно к метро и армянин страшно негодовал. "И щто, еслы я армянин, я - нэ русский? Я - нэ патриот?!", возмущался он. Я сочувственно кивал, понимая, что больше к веселым молодцам не поеду ни за какие коврижки. Желание знакомиться с другими радикальными движениями тоже стремительно таяло, "да они, по ходу, все такие же ебнутые".
На том и закончилась майн кампф.
Хотя, вот еще одна забавная история. Той же зимой я шел поздно вечером по Загорску и случайно встретил Леху Горына, человека из Мусоропроводовского окружения. Уже в те времена он сильно пил и изрядно торчал. Почему-то он попросил меня пройтись с ним по городу, на что я согласился, тем более, что нам было по дороге. Мы купили бутылку водки и около вокзала он настойчиво начал предлагать зайти в гости к ним в спортзал.
- Какой еще спортзал, Леха?
- Ну тут. Наш спортзал такой.
- Это какой "такой"?
- Да уж пришли, давай, в тепле посидим.
В дореволюционном двухэтажном доме на проспекте Красной Армии, в полуподвальном помещении, при тусклом свете лампы я увидел незнакомого, небольшого роста, мужика, перетянутого портупеей и до крайности знакомые листовки на стенах. "Ты куда меня притащил, Горын? Ты охерел, это же баркашовцы, не люблю я их!", шипел я. "Да нормальные ребята, я с ними тут уж давно, это вот - Олег."
Олег, отрекомендовавшийся как Чернорубашечник, оказался командиром Загорского отделения РНЕ. Он гостеприимно предложил присаживаться, мы выпили по стопке и Горын незамедлительно отключился.
Дальше состоялся приблизительно такой разговор:
- Олег, а вот скажи, чего ты насчет евреев думаешь?
- Ну чего... Они, конечно, евреи, враги, всю кровь выпили.
- Ну так что же, все-таки?
- Ну ты понимаешь, у меня их столько знакомых... Как их убивать... Дам очередь над головой, чтоб убежать успели, да и всего делов. Пошли, я тебе приемчики покажу?
В подвале действительно имелся условный спортзал - обитая ковролином комнатушка, где Олег принялся демонстрировать мне какие-то основы самообороны. В этот момент в комнату вломился Горын. "Ты чего его трогаешь?!", взревел он и кинулся на командира, который был несколько трезвее, так что урок боевых приемов был преподан весьма наглядно. Пришлось умывать Леху от кровищи, попутно выговаривая Олегу, что он совершенно зря так перестарался.
Командира я больше не видел, а Горын потом загнулся то ли с перепоя, то ли с переторча.