Шаронизм.
Две очень любопытные статьи в пятницном номере Ха-Арец: интервью с р.Йоэлем Бин-Нуном, и с историком Давидом Охана (ссылки на английский текст). Любопытные и сами по себе, но особенно - по тому, как одна проясняет другую.
«As Oslo shattered the dream of Greater Israel, the disengagement will shatter the dream of peace» - это, пожалуй, центральный момент в апокалиптическо-истеричном монологе Бин-Нуна. Здесь проговаривается самое важное: основным следствием программы отделения является разрушение мечты. Но только название подобранно не совсем верное. Речь идёт не просто о мире.
Именно об этом - о той мечте, которую разрушает Шарон - второе интервью, с Давидом Охана: "There was a declaration of intentions to create Israeliness, there were good directions. The Israeliness that comes closed to realizing those intentions existed in the 19 lean years between 1948 and 1967...Kiryat Gat is a test case of the Israeli ethos, which I would like to see realized. There were no settlers there, no Haredim (ultra-Orthodox Jews), there was no `north' Kiryat Gat [i.e., an affluent section]; it was a place of laborers, of people who earned a livelihood... It was a formative experience. That was the golden age of my childhood, and I miss Kiryat Gat".
Мечта и сон, которые разрушает Шарон - это мечта о Кирьят-Гате, о душной атмосфере Израиля 1948-1967 года с его "высокими моральными ценностями" и "взаимной ответственностью", с его "мобилизованностью" и "довольствованием малым". Мечта о возрождении унылого мессианского Израиля Бен-Гуриона: утопии, в которой воображаемое понятие "национального" блокирует подход ко всему подлинному.
Противники Шарона (и сейчас, и во время ливанской войны – тут Бин-Нун прав: программа отделения – непосредственное продолжение того, что Шарон делал в 1982) - те, кто хотят "обратно в Кирьят-Гат". "Правое" и "левое" значения не имеют: споры о размерах "Кирьят Гата" совсем не так уж и важны по сравнению с главным. Ибо границы этого "Кирьят-Гата" всегда останутся границами Освенцима, даже если он будет простираться от Нила до Евфрата. Удушье, бывшее уделом израильского общества в 1948-1967 годах - в самую тоскливую эпоху еврейской истории в двадцатом веке - было удушьем духовным. И что бы ни разрушали бульдозеры Шарона, они на самом деле разрушают "Кирьят-Гат" .
"Хотящие в Кирьят-Гат" - конечно же, мессианцы: неважно, идёт ли речь о мессианском Гуш-Шаломе с "миром сейчас" и "Новым Ближнем Востоке", или о мессианском "Гуш Эмуним", с "Великой Землёй Израиля". Следует ли из этого, что этому тосклиовму мессианству Кирьят-Гата Шарон противопоставляет подход "анти-мессианский", либеральный, или прагматически-реалистически?.
Не следует спешить с выводами. Противостояние "бен-гурионизма" и "шаронизма" - это не конфликт между мессианством и прагматизмом; речь идёт о вытеснении одного типа мессианства другим..
Мессианство - это такая реализация невозможного, при котором невозможное, несмотря на реализацию, не перестанет быть невозможным. В Бен-Гурионовском варианте невозможность достигается совмещением в понятии "национального" двух противоположно-направленных векторов: с одной стороны, племенно-родового, укоренённости в почве, территориальности, с другой - универсального, "морального": племенно-родовое государство должно быть "светом народов", должно служить примером именно с точки зрения универсальных ценностей. Эти два противонарпавленных вектора блокируются в "национальном", которое вбирает их в себя и застывает в своеобразном глухом параличе, будучи не в силах сдвинуться с места. Эта невозможная каталепсия и есть Кирьят-Гат; именно забокированной тягой в разные стороны и объясняется та специфическая "душность", которой характеризовался Израиль до 1967 года; душность и тесность, для которой "границы Освенцима" были лишь внешним предлогом.
После 1967 года эти два вектора распадаются: с одной стороны, в универсально-этическом мессианстве "лагеря мира", с другой - в "племенно-этническом" мессианстве Гуш Эмуним. Однако невозможность, создавашаяся блокированием, исчезает. Остаются лишь лозунги и истерика - что с той, что с другой стороны: судорожные попытки вернуть невозможное.
В Бен-Гурионовской модели приходится выбирать между реализацией невозможного и движением. Шароновский мессианизм избавляет от этой альтернативы: здесь идёт речь именно о невозможном движении.
Иоэль Бин Нун прав, когда говорит о действиях Шарона - во время Ливанской войны и сейчас - как о "пари". Но только ситуация ещё более радикальна, чем предполагает Бин-Нун, всё-таки придумывающий для Шарона какую-никакую "мотивацию". И в том, и в другом случае речь идёт о попытке "невозможного действия", действия, не основывающегося ни на каких предпосылках и рассчётах, действии, которое поддерживает и порождает само себя. Действия, являющегося единственно возможной секуляризацией "еврейской традиции", основной отличительной чертой которой является именно эта первичность поддерживающего себя из себя галахического действия.
Государство Израиль в версии Шарона продолжает оставаться "Государством Невозможного", и потому - мессианским. Оно остаётся таковым, поскольку является государством "тотальной секуляризации", то есть реализации того, что имплицитно, не будучи в состоянии осознать, несёт в себе еврейская традция. Из национального государства, бывшего всего лишь маской, оно превращается в то, чем, по сути дело, было с самого начала: машиной высвобождения абослютно первичного действия, во всей его разрушительной для "фантазий" и "мечтаний" разного рода мощи.