Звезды синеют. Деревья качаются.
Вечер как вечер. Зима как зима.
Все прощено. Ничего не прощается.
Музыка. Тьма.

Все мы герои и все мы изменники,
Всем, одинаково, верим словам.
Что ж, дорогие мои современники,
Весело вам?

Георгий Иванов

Не спится мне. Зажечь свечу?
Да только спичек нет.
Весь мир молчит, и я молчу,
Гляжу на лунный свет.

И думаю: как много глаз
В такой же тишине,
В такой же тихий, ясный час
Устремлено к луне.

Как скучно ей, должно быть, плыть
Над головой у нас,
Чужие окна серебрить
И видеть столько глаз.

Сто лет вперед, сто лет назад,
А в мире все одно —
Собаки лают, да глядят
Мечтатели в окно.

1930

Я храбрые марши играю,
Скачу на картонном коне,
И, если я умираю,
Все звонко хлопают мне.

Мои представленья неплохи,
Понравятся, коль поглядишь.
Учены прыгают блохи,
Танцует умная мышь.

А то, если милые гости
Хотят, мы в дальнем углу
Отыщем ржавые гвозди,
Особенную пилу.

Приятно тела восковые
Гвоздем раскаленным колоть:
Трепещут они, как живые,
Нежны, как живая плоть.

Я сердце когда-то измучил,
И стало негодным оно,
А пытки для глупых чучел
Выдумывать — так смешно.

Я детские песни играю,
В карманах ношу леденцы,
И, если я умираю.
Звенят мои бубенцы.


Георгий Иванов

И по теме подведения итогов.
Вспоминая классиков:

"Гамлeт (потихеньку починаe тверезити):
- Iтогi подвeдьом. Упиздив тата. I мамку запиздячив з
рiдним дядьком. Попиздив мeбeль ценную, герба нацiонального
хуйнув. Усюди смерть, розруха. Не буду бiльше пити я, хоч,
правда, яка розумная цьому альтернатiва? Пiздець всeм
сподiванням. Ех, блядська Данiя....

Гамлeт рве на собi товстовку i тихо граe музика, приeмний
голос спiваe "Яблучко". Зiгмунд Фрейд пiдходить до Гамлeта,
колить його у сраку шприцем i уводить до божевiльного дому.
На сценi з'являються семеро матросiв в жахливих чорних
бушлатах. Пiсня "Яблучко" переможно шириться. Пiд веселi зву-
ки "Яблучка" матроси мовчки вiдбивають чочотку."

Лесь Подеревянский. Гамлет, або Феномен датського кацапiзму

"— Где-то я вычитал странную легенду; выслушай
ее, Владимир. Кончился страшный суд. Славословя
Господа, праведники в белых одеждах отправились
в рай, а грешники, как полагается, с криком и воплями,
были низвергнуты в ад. Осталась малая группа
людей, стоявших в сторонке. — Кто эти? — спросил
Бог архангела. — Бог мой, это странные люди,
говорящие на странном языке, но все они — грешники,
и не отправить ли их по закону в ад?
Удаляясь, грешники говорили непонятное на непонятных
языках, и слова последнего долетели до
слуха судящего Бога:
— «Божье имя, какбольшая птица, — вылетело
из моей груди, — впереди густой туман клубится,
— и пустая клетка позади».
Прошло время. Бог позвал архангела. — «Пусть
праведники поговорят со мною на языке грешников,
которых ты отправил в ад». — Но ни один праведник
не смог говорить на языке грешных поэтов.
Тогда архангел вернул грешников, говорящих
на странных языках. И слушал их Господь и радовался,
что человеческий язык мог превратиться в
дивную музыку."

Мышь без оглядки от кошки бежит.
Волка убьют на охоте.
Птица по синему небу летит —
Платят за птицу по счёту.
Ясно. Все ясно. Но вот человек,
Если повеситься сам не сумеет,
Значит на старости лет заболеет,
Станет любимцем соседних аптек,
Так ли уж гордо звучит — Человек?

http://uanews24.blogspot.ru/2014/11/blog-post_87.html

от неё отвернулись другие коалы,
и осталась она в одиночестве,
про то говорили по всем каналам,
но это ей помогло не очень-то.

и лишь годы спустя на выпасе,
в столице австралийской Канберре,
открылась она про одиночества ужасы,
одной никому не известной виверре

Коты на лестницах упругих,
Большие рыла приподняв,
Сидят, как будды, на перилах,
Ревут, как трубы, о любви.
Нагие кошечки, стесняясь,
Друг к дружке жмутся, извиняясь.
Кокетки! Сколько их кругом!
Они по кругу ходят боком,
Они текут любовным соком,
Они трясутся, на весь дом
Распространяя запах страсти.
Коты ревут, открывши пасти,-
Они как дьяволы вверху
В своем серебряном меху.
Один лишь кот в глухой чужбине
Сидит, задумчив, не поет.
В его взъерошенной овчине
Справляют блохи хоровод.
Отшельник лестницы печальной,
Монах помойного ведра,
Он мир любви первоначальной
Напрасно ищет до утра.
Сквозь дверь он чувствует квартиру,
Где труд дневной едва лишь начат.
Там от плиты и до сортира
Лишь бабьи туловища скачут.
Там примус выстроен, как дыба,
На нем, от ужаса треща,
Чахоточная воет рыба
В зеленых масляных прыщах.
Там трупы вымытых животных
Лежат на противнях холодных
И чугуны, купели слез,
Венчают зла апофеоз.
Кот поднимается, трепещет.
Сомненья нету: замкнут мир
И лишь одни помои плещут
Туда, где мудрости кумир.
И кот встает на две ноги,
Идет вперед, подъемля лапы.
Пропала лестница. Ни зги
В глазах. Шарахаются бабы,
Но поздно! Кот, на шею сев,
Как дьявол, бьется, озверев,
Рвет тело, жилы отворяет,
Когтями кости вынимает...
О, боже, боже, как нелеп!
Сбесился он или ослеп?
Шла ночь без горечи и страха,
И любопытным виден был
Семейный сад - кошачья плаха,
Где месяц медленный всходил.
Деревья дружные качали
Большими сжатыми телами,
Нагие птицы верещали,
Скача неверными ногами.
Над ними, желтый скаля зуб,
Висел кота холодный труп.
Монах! Ты висельником стал!
Прощай. В моем окошке,
Справляя дикий карнавал,
Опять несутся кошки.
И я на лестнице стою,
Такой же белый, важный.
Я продолжаю жизнь твою,
Мой праведник отважный.

Умри, Дионис! Не скажешь лучше,
Умри, Дионис, и воскресни!
Да не наступит конец никогда,
Простой человеческой песне!

Да не наступит конец никогда,
И человеческой мысли,
Слово да не перестанет играть,
Нитями жемчуга смыслов.

Да будет небо и море, и дым,
Птицы в воздухе, рыбы в воде,
И саламандра чёрной слюды,
В мокрой своей чешуе.

Пусть будут деревья, лани и львы,
Травы обязательно стебли,
Умри, сын Семелы и Дия, умри,
Умри, Дионис и воскресни!

что по-немецки год,
то на иврите лес,
ноют мои глаза,
печень твоя треска,
чем бы заполнить ров,
водою или людьми,
сами они по себе,
большею частью та же вода

от страха не цепеней,
и головы не теряй,
чем этот лес темней,
тем я тебе водограй,
по вечерам всё красней,
небо над лесом чудес,
там ждёт рогатый бог,
мастер в деле своём

он объяснит тебе,
всё про метемпсихоз,
и поведёт показать,
аллею с оградой из роз,
вручит тебе он там,
алебарду, фонарь и рожок,
ты будешь угрюмый царь,
и станешь усталый бог