Двенадцать – некоторая условная, символическая величина энергийной полноты, в которой присутствовал Христос. Которая зажглась пламенем. Люди складывают свои энергии, внешне выражая их рукопожатием, целованием, круглым столом. Целование разве символ? Рукопожатие – символ? Стол?.. Вот она – полнота.

Она во всякой человеческой величине – Христос, если это полнота благая. Фронтовое братство делится снарядами с теми, кто умеет стрелять, и теми кто не умеет стрелять. Пока ты стреляешь – ты действуешь, ты из одного котла жрал перловку с тем, кто спиной к спине сейчас с тобой отбивается от врага твоими патронами. Он защищает твою спину, даже если не умеет стрелять, и толку от него – заряженный твоми патронами автомат. Нашими патронами. Ты съэкономил прицельной стрельбой, он прикрывает тебя сзади, выпуская почти все как и прежде в воздух. И это совместные действия. Они сложены незаконными методами, но к хреням все законы, когда речь идет о том, чтобы выжили все.

Общая ноша… Одному не поднять даже, двое уже сдвигают, много - несут. Никаких символов для рассуждающих о теле Господнем. Природа Бога – Один во всём, во всех. И все в Одном. Прям как у мушкетеров, да.

Жертва хваления… Отцы, кстати, скорее словами не могли выразить, нежели думали о веществе. Все там у отцов нормально, никакого соленого. Соленое потом неассуждающие придумали. Удобнейшую религию для эгоистов соорудили. Нафик  мне люди какие-то, когда  Я СО ХРИСТОМ ХРИСТА ЕМЪ. Вообще, кстати, ересь и богохульство додумывать и договаривать, конкретизируя, что ЕМЪ ХРИСТА, тогда как все евангелие и отцы говорят о Теле Христовом и Крови Его. Но лукавый разум извернется, чтоб сожрать и Лично Христа (да по вере и подавятся).

Ну что вам подарить, дети, говорит престарелый отец, и достает пачку дарственных. Или просроченных облигаций. Или список долгов… Что вам оставить? – Вот дело всей моей жизни. Дело мое. Тело мое.

Что вам оставить дети? Всю жизнь вас кормил – оставляю это.

Наш физик Игорь знает, что «на молекулярном уровне трудно провести различие между плотью и кровью».  Правильно, а на атомарном вообще разницы нет. Тело и Кровь – видимы всем. Хлеб и Чаша видимы, и Христос пришел видимым, и дал людям видимое.  Видимое, осязаемое, реальное. «Мое» - это «мне принадлежащее», тут и спорить не о чем. Очевиднейше. «Мои люди, Моя церковь» - то, что Христос ввел в Свой круг, «пратестантскую тусоффку с люпоффью и посиделками».  Протестовал против засилия жрецов, за что они Его справедливо и чикнули. Ибо нефик. Варфоломеевская ноченька накануне праздничка. Вот это – Мое. А природа Твоя там есссть??? – Нету. - Тада не буду… Символов не люблю, залезай в кувшин обратно…

Природа Бога в веществе, или «вещество изменяет свою природу»… Можно подумать, что православные признают природу Бога – вещественной. Пресуществляясь хлеб должен бы вообще исчезать из виду. Но дурка пресуществления слишком очевидна, она не сходится никакими логическими нитями, и противоречит всей догматике при любой комбинации находящегося в веществе. Ибо Единая сущность Богочеловека, слава Богу, признана ересью, а пихать туда целую обойму сущностей, надо добавлять и ипостась, что получается просто натуральное, нисколько не символическое, убийство на жертвеннике. Логично при «пресуществлении» только натуральное человеческое мясо. Только оно будет не противоречить догматике при «пресуществлении».

Да, Хлеб и Чаша соответствуют Плоти Христа и Крови Его потому, что разделяют ответственность Христа за Свои Слова. Ответствуют за Него. Они – жертва, усмотренная Авраамом оглянувшимся. Бог усмотрел Себе иную жертву: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками». А теперь мы в жизни: «Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его». Смерть Его за нас грешных, но исправив стопы наши, мы в жизнь позваны Им же не повторяющими грехов отцов, Его убивших. Мы остановили этот паровоз, едущий в смерть.

Реальность Плоти и Крови в том, что это Жертва, и она Самим Христом нам предложенная бескровная жертва, жертва не распинающих уже Христа. Тех, за кого Он однажды распялся.

Это Жертва, изливаемая не за всех, а за «вас и многих», но за всех и за вся приносимая, предлагаемая, теми, кто распинать Христа уже дальше отказывается: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы». Кто не познал, тот распинает: «В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли.», но это не относится к познавшим: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими ….. и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго».

Смерть за грех – однажды, этого достаточно: «что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога». Хлеб и Чаша – Жертва бескровная, жертва хваления и благодарения. Это должно пониматься беспрекословно. Пусть съехавшие жуют мясо, они жуют себе угли, но это основа нашего благодарения – мы приносим словесную и бескровную – умную жертву, жертву по образу Авраамовой, жертву, где в убийстве Сына – отказано по вере нашей.