В мире слишком много несправедливости. Мир этот наполнен несправедливостью. Человеконенавистники создали учение об иерархии, чтобы укоренить и легализовать несправедливость. «Разве Бог справедлив?» - учат человеконенавистники, - «если бы Бог был справедлив, Он бы давно всех порешил, а Он нас любит, и в этом Его несправедливость». Как и всё у человеконенавистников, их учение о «несправедливости Божией» нужно им для совершенно иной практики. Нет, не для того, чтоб «любить несправедливо», ибо такого за нами никогда не замечалось.

В Божьем мире не существует никакой иерархии. Божий мир не государство, в нем не нужны чиновники, в нем нет чинов. В нем шестокрилий серафим не чиновнее полевой мыши. Мир Божий создан так, что каждая тварь тут имеет нужду друг в друге. И это называется словом любовь. Взаимная нужда друг в друге, никем не навязанная по причине ее очевидности. Разве нам навязаны море, облака и реки? – только дурной православный мозг может сказать, что это ему все безразлично, а подавай ему созерцание Бога, или как временное утешение побольше куполов и крестов и афонских монахов. Спи спокойно, дурной православный мозг,  в Божий мир ты не вхож, как и было сказано. Шестокрилий дракон имеет нужду в деревьях, которым он приносит влагу с моря, а они имеют нужду в нем, забирая воду, чтобы ему было куда стремиться, потому что все одинаково в Боге, и это называется словом справедливость. Равенство всех, нуждающихся друг в друге в этой не навязанной никем никому очевидности. В Божьем мире все равны, дождь идет для всех, и для всех светит солнце. Все служат друг другу, даже не замечая этого. Как дыша. Дышишь – служишь. Поэтому добрый самарянин это человек, который дышит нараспашку. Он справляет свою нужду. Он поправит покосившееся крыльцо, подвяжет надломанную ветку, промоет раны больному, прочистит вулкан, выполет баобабы – он приведет свою планету в порядок и ляжет спать живой и счастливый. Ему нужны все, потому что все это - его мир. Он органичен Богу, потому что постоянно находится с Ним в общении. Это называется словом добро. Оно очень понятно – в поле зрения есть алчущие. Добро это пригласить на танец некрасивую девочку на дискотеке. Она – званая на пир. В мире, окружающем меня, обнаружена несправедливость. Несправедливость должна быть устранена. Это называется словом любовь. – Непрекращаемый интерес ко всему живому. Поломаная ветка это сигнал тревоги. В окружающем меня мире возникла дисгармония. Подвязать ветку это как сделать вздох. Храни день субботний. Хотя бы раз в неделю помни о поломанных ветках.

А человеконенавистники присочинили про иерархию.

…..

Не знающие Бога очень любят сочинять про Него небылицы. Это называется словом – клеветать. Всегда с недоумением, и, не без интереса наблюдая за словоизвержениями клеветников, спрашиваю себя – когда же им не надоест врать про то, как они прониклись православным учением, углядев в нем истину. Как они могут углядеть истину, если вещают прямо ей – истине – противоположное. Да и вообще любопытно, что они могли увидеть в учении, которое не оставило после своего победного шествия ничего кроме свода правил, и рассказа о летании на метле Феодоры-грежнецы. Возьмем ради примера Голышева, раз уж мы на нем в последний раз остановились. Почитать товарища, так учение ему, по его словам, просто крышу снесло, настока оно потрясающе-умонепостигаемо. Ну  просто, мол, фсё-о. Калачиком у ног и фсё-о.., да-а.. Метаморфозиться вот так, чтобы ничего от ветхого не осталось, и чтоб не ремонт ветхого, а ваще фсё-о. – Заново, да-а. Иначе не считается. Вон, старец, видали, да? – вот он настоящий, идеал христианства, он метаморфознут, потому что сам слышал, что умного он ничего никому не скажет, во смирение и метаморфоз! А! – а вот эта лыжнег – это лажа. Карочи есть идеальные старцы и есть лыжнеги, – надо стараться преобразиться из ветхого в этого самого, который идеальный.

Голышев это довольно верный, вполне последовательный пересказ-популяризация Евагрия и Исповедника, наверняка в начале 90-х схватил это учение, фсосал сполна недели за две, за три, взял как есть, как дали, как тогда всем выдавали сухпайком, и понес прометеем по весям, рассказывая как все это божественно прекрасно и ведет к метаморфозу не хуже чем у стрекозы, но суть то в том, что трещать о преображении можно бесконечно, а где преображение-то? Не было его ни у кого из тех людей, что выдавали курьеру посылку с учением, не было и у тех, кто посылку укладывал. Ни у Евагрия, ни у Максима, ни старцев этих молчащих обо всем умном по понятным даже им самим причине. В конце этого коридора нет никакого метаморфоза и быть не может, и не понимаю, как можно так настойчиво горланить о том, что в посылке умонепостижимый брульянт. Там нифига нет, откройте и посмотрите. Там точно такое же горлопанство, что надо не жрать, не спать, нияпстись. Восемь страшных и семь светлых. И фик поймешь при чем тут лыжнег, потому как все по одной лыжне топают уже тыщапицот лет высунув язык, и скидывая втихаря груз из рюкзака, который им тут-же на месте возвращает инструктор с доклажей из рюкзака подохшего на перевале товарища. А товарищей подохло уже о-ё-ёй, и у всех было с собой о том же самом, полный бэкап на случай атомной войны, и кое-что от себя про шестоднев и блицпридверех.

Православие – не евангельская, а целиком святоотеческая религия, и совершеннейшее вранье, что им Евангелие крышу сносит, заставляет с первого прочтения бежать в церкву и сворачиваться калачиком, отказываясь от всего на свете. В самом Евангелии ничего этого нет, это святоотеческая интерпретация, развеянная в воздухе русского филиала европейской культуры, и самостоятельно, автохтонно вычитать в Евангелии все это сворачивание калачем никак нельзя, не выслушав прежде светлого батюшку, который сам все это слышал от другого и добрал дочиткой из «помощи проповеднику». Это же традиционно принято и считать и транслировать, что Евангелие «взрывает мозг» и заставляет «льнуть ко Христу» как можно более оголтело. Если теоретически умозрить европейца, который в своей жизни  не слышал ни о церкви, ни о Евангелии, как думаете, что произойдет с ним, если он в свои 25 лет, имея среднее образование, всё это прочтет? Ему снесет мозг? Он уляжется калачиком и перестанет жрать? – Да он ничего не поймет, и лишь полазав по справочникам - если будет внимателен и любознателен - докопается до смысла сказанного только года через два, потратив немало бессонных ночей. И смысл найденный будет совершенно не совпадать с тем, что впаривается в церкви. А нашим героям, по их словам, сносит колпак сразу, и сразу же приходит знание, не отличимое от знания болтуна Евагрия, настолько они автономно духовны и прозорливы. Так и говорится, что без традиции Евангелие смертному не понять. И где твой метаморфоз, дед? -  Ищщите, бабы, должон быть.

….

С моей стороны, наверное неправильно, считать этих людей неискренними. Они слепые, не внимательные, они живут под колпаком внушения. Им внушили, они убеждены что это их мысли, их чувствования. Но вернемся к метаморфозу. К тому самому, чему учат Евагрий и Голышев и Патриарх Кирилл. Техническая сторона, в общем-то, и должна называться собственно учением. Техника матмира опирается на физику. Знание законов физики позволяет появиться инженерии, техспецам, которые реализуют знание на практике. Нет знания законов физики - не получится радиоуправляемая коляска. А техника управления миром невидимым должна тоже опираться на знания. Вера, как мы уже знаем, это исполнение желания при достаточном метафизическом знании, как утвердил очевидное Павел. Это чтобы не мечтать, а точно знать что ты хочешь. И спецы быть должны, которые умело бы использовали знания о метафизике явлений. Должны-то оно, конечно должны, но их нет. Как, собственно, нет и самой метафизики. Очень просто и наглядно – если я хочу кем-то стать (касманафтом), то должен пройти обучение. Если православные мечтают преобразиться, то должно же у них быть учение, ведущее к этому. Но его нет. Ну да, есть послушание и воздержание, все это есть, есть так же раскладки о том кто от кого исходит, аксиомы о трех ипостасях в одной сущности и двух сущностях в одной ипостаси (может быть это имел в виду Голышев, говоря, что ему крышу сносит?). Все эти таблицы, безусловно, имеются, но к практике они не имеют никакого отношения. Не возьму в толк почему так гордятся и радуются православные оттого, что уверены о правильном понимании исхождения. Почему и как происходит или должен происходить метаморфоз и прочие духовные штучки-дрючки - все это ровным счетом никак не объясняет. Да и метаморфоза никто никогда не видел, хотя песен о нем пропето еще больше чем о волге. Да, чуть не забыл, есть еще такая штука как упомянутая нами вера, но у православных верой называется знание тех самых таблиц, которые, как было сказано, практического значения не имеют никакого. Место метафизики у православных целиком занимает мораль, но это не так что этика следует из метафизики, являясь ее инструментом. Зачем возлюблять ближнего, например  –  неясно в практическом смысле,  лишь одно известно, что это требование Бога. И этичным становится  все, понятое как такое требование. И иначе быть не может в подобном учении, где все - чужое.  Как в музее, где экскурсовод скажет, что тут все крутое, поэтому пальцами прикасаться не стоит. Понятно, что им от такого знания крышу сносит.  К примеру, изгнание беса постом и молитвой для православных не техническая задача, они не знают с какой стати бес должен выскочить, что его заставит уйти. За православных все делает Бог, если они все делают правильно. Поэтому и правил должно быть как можно больше. Преобразиться значит, отдаться так, чтобы повезло оказаться взятым. Отсюда и сворачивание калачиком, а вдруг калачик больше понравится, да и чем калачик хуже других способов отдавания себя под «секс со христом». Не преувеличим, сказав, что православие это такое «духовное» сводничество, где никаких гарантий, естественно, нет, что тебя изберут в божий гарем, но совершенно необходимо постоянно невеститься. Подобное учение им «сносит крышу» своей непостижимой глубиной, и это неудивительно. Даже не знаю – Евагрий или Голышев, Голышев или Евагрий, но пусть будет Голышев, он нам ближе, а разницы между ними никакой. Калачиком так калачиком. Христос самопиарился по Голышеву-Евагрию, оставлял следы: «здесь был сынбожей». Писал на каждой лавке перочинным ножиком. Целил, хоть и неохота было по Голышеву-Евагрию, но надо было как можно больше оставить памяти о своей неземной природе.

….

И между тем, какими бы греховными- разгреховными люди бы не были, понять некоторые очевидные вещи мало кому составит особого труда. Понять и приложить усилие. Брать Царствие усилием. Вычитая злонамеренность злонамеренных, уж «божьи»-то люди могли бы, отсеченные мечом понимания от мира сего – могли бы они, говорю, искать и претворять соответствие Божьему миру. Но не ищут и не создают. Огородились своим странным учением про влюбленный калачик у ног, и имитируют в себе и вокруг себя исполнение требования. Если им все неважно, кроме метаморфозы, которой никто никогда не видел, не видит, и никогда не увидит, то остается экспериментировать с имитацией богоподобия – а вдруг угадаю, калачиком свернувшись. Уж во всяком случае поза вполне нейтральная. Способна демонстрировать что сигнал кто тут сынбожей и как к нему относиться, принят и понят правильно. А уж если решившие считать себя верующими не делают этого, то мир идет к концу, который сотрет всю эту глупость как пыль, еще раз констатируя, что люди больше возлюбили тьму.