Не помню в каком году, но точно уже послу войны, спецслужбы Соединенного Королевства пронюхали, что один из самых заметных творцов победы союзников над Третьим Рейхом Алан Тьюринг – гомосексуалист. Напомню, что это тот самый парень, который расшифровал «Энигму», а также один из трех-четырех человек, претендующих на звание: «изобретатель компьютера». Алану дали выпить цикуту какую-то гадость, или, как говорит кистями Вася Ложкин – медикамент, излечивающий страшный недуг. Взамен на свободу. Всё это, естественно, через огласку, то есть общественную вонь. Спустя некоторое время его отравили уже по настоящему. Чтобы закрепить действие медикамента.

В то время не было еще никаких гей-парадов, и люди альтернативной сексуальности никак ее ни перед кем не рекламировали.

Когда реклама этого явления неожиданно вдруг и сразу обрушилась на головы несчастного обывателя, то обыватель не понял за что ему все это вывалили.

Не было, и нате вам. Перья, плетки, цепи, и прочая непонятная и довольно сложная услада, не то что не возбуждающая, а даже как-то напротив. Обыватель заморгал глазами и недоуменно уставился на всю эту амуницию. Нет, ну вот трусы в горошек, это – да, это слюноотделение и вожделение, ну вот  лифчик кружевной, это – манит, но вот эти все кожа да кости, да острые предметы, это ну никак.

И обывателя, дорогие граждане, понять было совершенно можно, и даже – нужно. Обыватель может умозрительно терпимо относиться к тому, что бусурмане едят червей и улиток, но не удивляйтесь если его стошнит, если вы станете это делать при нем.

Естественно реклама перьев и плеток никого не возбудила. Обыватель человек тоже, конечно, с широкой фантазией, но если все фантазии интерполировать, то в центре все одно останутся кружевной лифчик и трусы в горошек, а еще лучше вообще без трусов.

Обыватель между делом припомнил и свои случайные довольно экстремальные фантазии, и решил не замарачиваться и камень не кидать. Ну пусть будут перья и плетки. Запишите в закон перья с плетками, и не трогайте.

И если бы еще и Церковь не стала при всем этом исполнять свой долг, я, думаю, за десятилетие бы – два все устаканилось. Когда телекино начало сувать эротику в каждые 24 кадра, 24 часа кряду – народ от этого довольно быстро устал. И тут бы все быстро устали. И геи бы, наверняка, устали в первую очередь. Нет топлива, нет езды.

Естественно гей-парады это организованный бред. И половина требований, на них выдвигаемых – тоже бред. Но корни этого бреда обнаруживаются в чрезвычайной зацикленности христианской цивилизации на сексе. Христианство развилось как религия контроля над сексуальной жизнью граждан, и совершенно погрязло в подсматривании через замочные скважины спален. И по большому и конечному счету вся эта возня с гей-парадами и требованиями официальных бракосочетаний, это троллинг христианской цивилизации, ударение непременно на  слове «христианской». Той, что возникла в результате двухтысячелетней «работы» Церкви.

Это тот случай, когда яичко снеслось. Мамка кудахтнула и родила, наконец, плод, продолжая изображать из себя любящую, скорбящую и оттого взъерошенную.

Все упирается, как мы знаем, в слово «грех». Учение о грехе за две тысячи лет нисколько не изменилось – грех это то, что нельзя. Это означает, что с самого начала учения о грехе у Церкви и не было. И значит что вся деятельность ее, направленная на борьбу с этой неизвестной величиной была пустой. Никакой, никчемной. Даже лицемерная фраза про осуждение греха и неосуждение грешника только добавляет бессмысленности всей этой бестолковой деятельности.

Самая устойчивая на планете корпорация две тысячи лет занималась фигней. И на корпорацию наседает теперь не только обиженный гей, требуя чтобы его непременно венчали, и даже непонятно зачем. На нее теперь смотрит и обыватель, привыкший к обычным кружевным лифчикам без трусов. Все, кто по тем или иным причинам «не наследуют» по причине абсолютно безграничной широты толкования списка ненаследуемых.

А Церковь, которая умеет только две вещи: разрешать и не разрешать, так вот – у нее нет выбора. Если она «разрешит», то она перечеркнет всю свою двухтысячелетнюю сексуальную озабоченность, и потеряет весь свой капитал. А капитал у нее только один по настоящему «вечный»: это люди, воспитанные в ханжестве, которые и составляют костяк любой религии. Если она «не разрешит», то она будет «отступать» еще некоторе время – «до последнего ханжи», но поскольку ханжа существо трусливое и жмется всегда к решительным и «сильным» «союзникам»: армии, флоту, кургиняну и православию, то при достижении определенного нижнего порога все ханжи просто перетекут к мусульманам, или кто там на тот момент будет изображать силу, решительность и отвращение к разврату, как бы он ни выражался.

Боюсь, третий вариант церковь сейчас просто не способна рассматривать. А именно откреститься от ханжей, то есть злоречивых, которые уж точно ничего никогда не наследуют, хотя бы потому что без всякой двусмысленности находятся в списке, и вернуться к тому, что все от нее уже, наверное, в последний раз ждут. Люди просто хотят справедливости и защиты от окружающей их злобы. Если это ожидание выполняется, то только тогда становится ясно кто там и почему не наследует. И не прежде того.

А если злоба хотя бы косвенно поощряется, то ненаследник в первую очередь - поощритель. И учить о воздержании можно только прежде приучив свой язык к воздержанности: «покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание». Пока же плоды всего этого невоздержания – предложение убиться об стену или выпить цикуту медикамент. То есть – злоба.