Миф о войне
http://www.kinoart.ru/magazine/04-2010/now/drag1004/
Денис Драгунский. Война за любовь к войне
"С 1947-го по 1964-й год Отечественную войну замалчивали. С 1965-го и по сей день — ее празднуют. Формально считается, что празднуют победу в самой грандиозной войне истории человечества. Но получается, что Великая Победа озарила страшную войну своим праздничным сиянием.

...Вот еще одна подлость войны, последняя, послепобедная — все ее жертвы становятся героями. Их не оплакивают, а прославляют. А значит, самое войну не проклинают, а возвеличивают. Память о войне не наполняют скорбью, а украшают монументами, парадами, юбилейными медалями, фильмами, песнями, стихами, романами-эпопеями.

...Вся художественная машина заставляет гражданина полюбить войну.

Конечно, умные люди скажут, что война и любовь неразрывны в нашей душе, как Эрос и Танатос. Наверное, они правы. В общем и целом правы, согласно законам высокой науки. Но я о другом. О простом и понятном.

Есть три точки зрения на войну.

Точка зрения простого, маленького человека, который погиб неизвестно (ему в тот момент неизвестно!) зачем и почему. Потому что владыки мира не договорились. Потому что так стасовалось и так выпало в исторической игре, недоступной взору и пониманию маленького человека. Вот он сидит в своем домике, и вдруг вой сирен, и падают бомбы, а уцелевших потом везут на сборный пункт и бросают в бой.

Точка зрения владык и их приближенных. Они ведут эту игру. Там бывают красивые стратегические комбинации — обмануть, заманить, а потом взять в клещи и начать перемалывать. Не забывая при этом усовершенствовать военную форму — погоны, петлицы, звездочки и крестики. Красота мобилизует, поэтому все должно быть красиво: и выправка, и форма, и парад, и историческая концепция.

Наконец, точка зрения простого человека во втором-третьем поколении. Он живет в победившей стране. Он уважает подвиги своих отцов и дедов. Но он ни в коем случае не желает считать их жертвами войны. Героями — да. Жертвами — ни в какую. Даже если они были мирными жителями и погибли от бомб врага в первый час войны. Даже если они умерли от голода и болезней в эвакуации. И уж конечно он не считает их жертвами, если они попали в окружение из-за неумелости, разгильдяйства или преступной гордыни руководства (не отвели войска от Киева и сгубили более полумиллиона человек из-за сталинских понтов, выражаясь по-нынешнему). Все равно он будет считать, что погибшие внесли свою лепту в победу. Вернее, ему будут это объяснять. А он радостно согласится.

И его можно понять. Во-первых, трудно принять душой, что твои отцы и деды погибли просто так, по нечаянности судьбы и глупости начальства. Наша культура глубоко телеологична. В ней заложено представление о некоей конечной цели, которая наполняет смыслом все происходящее. Это может скромная личная цель: свой дом, благополучные дети; может быть глобальная, всеобщая: царствие Божие на земле, мировая революция или победа в войне. Во-вторых, в таких размышлениях простой человек волей-неволей, постепенно и неощутимо становится на точку зрения владыки мира. И с этой точки его уже не сбить. Почти все разговоры о войне — особенно разговоры патриотические — ведутся как бы с позиции маршала, не ниже. Потому что генерал еще может различить отдельного человека, пусть хоть командира полка, с его личными болями и драмами. А маршал мыслит армиями и фронтами, у него задача — продлить стрелку на карте. Попробуйте скажите маленькому человеку, которому в жизни не приходилось командовать никем — ни пионерским звеном, ни двумя лаборантами, — попробуйте скажите ему что-нибудь о страшных и зряшных жертвах войны. В ответ он по-главковерховски наморщит свой неширокий лоб и изречет: «Такова была обстановка! Такова была стратегическая задача, и ее надо было выполнить любой ценой!»

Патриотические разговоры о войне ведутся с точки зрения руководства Генштаба. А разговоры о войне с точки зрения маленького, простого, рядового человека и солдата (так называемая «окопная правда») сами собой становятся антипатриотическими. Чуть ли не предательскими.

Маленький человек не хочет быть предателем. Он хочет быть патриотом.

Поэтому он искренне сочувствует владыкам мира, вершителям истории. Он изо всех сил презирает таких же, как он, маленьких людей. Особенно тех, которые бесславно погибли. Потому что он не умеет жалеть. Его не научили, ему не подали пример: ни государство, ни литература, ни церковь.

Но вдруг получается незадача по типу когнитивного диссонанса. Маленький человек презирает жертв, но его отцы и деды, как ни крути, в половине случаев именно что жертвы. Те, которых на войне убило. Что делать?

А вот что: зарубить себе на носу, что они на самом деле не жертвы, а герои. Ковали победу. Внесли свою лепту. Поэтому их надо не жалеть, не оплакивать, а прославлять.

Жалость индивидуальна. Хочется сходить на могилку к дедушке. Слава безлична: можно возложить цветы к подножию монумента. Подразумевая, что эти цветы — и дедушке тоже. Который лежит где-то непохороненный. Или под покосившимся обелиском, с которого украли медную табличку.

Такой вот печальный нравственный итог. Красивая и возвышенная война кинокартин и парадов заслонила некрасивую печальную жизнь. Что говорить о кино — я не помню ни одной книги, в которой война была бы представлена как величайшая народная беда: не борьба, не эпопея, не подвиг фронта и тыла, а именно как беда, несчастье, горе. Разве что Виктор Астафьев — но Боже правый, как его за это били и сживали со свету! А зря. Скорбь и сострадание — лучшие учителя. Они заставляют внимательно и трезво слушать, что нам в очередной раз обещают владыки мира и вершители истории. Заставляют прикидывать на своих, домашних весах, во что обойдется очередная военная затея власти.

Но вот недоверчивая трезвость народа меньше всего нужна владыкам и вершителям. Вот они и соблазняют маленького человека величием и красотой войны.

Идет война за любовь к войне. Из всех пропагандистских орудий людям внушают, что война — это красиво и возвышенно, даже когда больно и грязно. Маленький человек любит красоту и пафос. Поэтому данная война обречена на победу, к сожалению."