|
|
Пишет ivanov_petrov (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ivanov_petrov)@ 2008-07-21 15:47:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Бей профессоров! 4
Заинтересованность профессионалов
Итак, решение о смерти (эвтаназии) принимает особая комиссия профессионалов, принимая во внимание желание родственников и ситуацию с пациентом. А у этих профессионалов не может быть заговора? Ну, скажем, они заинтересованы в наличии свободных мест в больнице. Кроме того, комиссию экспертов можно купить или запугать. Разве нет? Да, в общем, это так. Однако такие экспертные социальные институты действуют – и на практике оказывается, что они склонны к крайней осторожности в решении вопроса о жизни и смерти, о проведении экспериментов на людях и очень неохотно дают такое разрешение.
То есть группа профессионалов ничуть не хуже простых людей в деле контроля за правами частного лица (пациента)? Важно лишь, чтобы привлекались профессионалы, не связанные с данным делом. В комиссии, решающие вопрос об эвтаназии или допустимости медицинского эксперимента, привлекаются специалисты из самых разных учреждений. И они друг другу поверхностного суждения не спустят.
А в суде присяжных почему нужны именно случайно выбранные люди? Почему консилиум врачей может принимать такие важные решения, а коллегия адвокатов не годится в качестве контрольного органа правосудия? Почему считается, что у них обязательно наличествуют корпоративные интересы и им нельзя доверять?
***
http://bd.fom.ru/report/cat/societas/ri
Респонденты вдвое чаще дают российскому судье отрицательные (35%), чем положительные (18%) характеристики; нейтральные суждения звучали совсем редко (4%).
В представлении 20% опрошенных, российский судья - коррупционер и взяточник. Негативный образ дополняется такими чертами: судья предвзят, несправедлив (7%), беспринципен и нечестен (4%), зависим - "от разных обстоятельств", "от руководителя страны и криминальных структур" (2%). 5% опрошенных выражают недоверие и неприязнь к судьям, не конкретизируя свои претензии к ним.
http://bd.fom.ru/report/cat/societas/ri
Россияне почти вдвое чаще оценивают деятельность российских судов и судей отрицательно, чем положительно (46% против 26%). По мнению двух третей опрошенных (67%), большинство российских судей берут взятки (12% считают большинство судей честными и неподкупными). Убеждены, что суды часто выносят несправедливые приговоры, 47% наших сограждан (24% считают, что такие приговоры выносятся редко). Уверены, что российский суд в своих решениях руководствуется не только законом, но и "другими обстоятельствами", 62% опрошенных (19% полагают, что суды руководствуются исключительно законом).
Аргумент о заинтересованности корпорации профессионалов имеет и еще одну сторону. Предполагается, что «простой человек» может контролировать корпорацию. Однако тут хитрость: давно уже существуют отлаженные технологии организации «народных движений», и за каждым крупным движением – протестующим или защитным – стоят корпорации. И получается неприятность: провозглашается, что идет сражение между «простыми людьми» и некой корпорацией, а на деле – битва двух корпораций, одна из которых сочла тактически более правильным использовать институты гражданского общества.
Идёт взаимодействие манипуляций. «Простые люди» (некий мифический конструкт, который очень громко объявляет о своей незаинтересованности и моральной честности, апеллирует к «уму народа» и прочим таким делам) оказываются лишь объектом многослойных манипуляций. Практически любое решение и оттенок решения означены множеством корыстных интересов, бескорыстного решения не существует – и многочисленные группы давления работают таким образом, что любое движение «простых» служит чьей-то пользе. Отсюда вырастает фигура политтехнолога – того менеджера, который умеет работать с «простыми людьми», направляя их в нужное русло.
В результате вся структура аргументации за непрофессионалов против профессионалов – рушится. Сражаются профессионалы разной специализации: одни умеют делать данное конкретное дело (например, юристы, или геологи, или врачи, или учителя…), а другие – организовывать демократические институты в нужном заказчику направлении. И вырастают особые бизнес-индустрии «свободы слова», «авторского права», «сексуальных домогательств» и проч.
Так что аргумент «от простого человека» следует использовать с осторожностью. К суду присяжных это вроде бы не относится – там же не «народный фронт», а случайно взятые с улицы… Хотя при разборе сколько-нибудь громкого судебного дела вся условность этого аргумента вновь всплывает наружу. Отгородиться от медиа невозможно, и присяжные – в составе всего прочего населения – подвергаются еще до выдвижения их на эту роль массированным информационным атакам.
В общем, для разных общественных институтов принимаются разные типы контролирующих устройств. Видимо, здесь какое-то противоречие, какой-то подспудный баланс, который решается в зависимости от конкретных условий сдвигом в ту или иную сторону.
Заинтересованность профессионалов
Итак, решение о смерти (эвтаназии) принимает особая комиссия профессионалов, принимая во внимание желание родственников и ситуацию с пациентом. А у этих профессионалов не может быть заговора? Ну, скажем, они заинтересованы в наличии свободных мест в больнице. Кроме того, комиссию экспертов можно купить или запугать. Разве нет? Да, в общем, это так. Однако такие экспертные социальные институты действуют – и на практике оказывается, что они склонны к крайней осторожности в решении вопроса о жизни и смерти, о проведении экспериментов на людях и очень неохотно дают такое разрешение.
То есть группа профессионалов ничуть не хуже простых людей в деле контроля за правами частного лица (пациента)? Важно лишь, чтобы привлекались профессионалы, не связанные с данным делом. В комиссии, решающие вопрос об эвтаназии или допустимости медицинского эксперимента, привлекаются специалисты из самых разных учреждений. И они друг другу поверхностного суждения не спустят.
А в суде присяжных почему нужны именно случайно выбранные люди? Почему консилиум врачей может принимать такие важные решения, а коллегия адвокатов не годится в качестве контрольного органа правосудия? Почему считается, что у них обязательно наличествуют корпоративные интересы и им нельзя доверять?
***
http://bd.fom.ru/report/cat/societas/ri
Респонденты вдвое чаще дают российскому судье отрицательные (35%), чем положительные (18%) характеристики; нейтральные суждения звучали совсем редко (4%).
В представлении 20% опрошенных, российский судья - коррупционер и взяточник. Негативный образ дополняется такими чертами: судья предвзят, несправедлив (7%), беспринципен и нечестен (4%), зависим - "от разных обстоятельств", "от руководителя страны и криминальных структур" (2%). 5% опрошенных выражают недоверие и неприязнь к судьям, не конкретизируя свои претензии к ним.
http://bd.fom.ru/report/cat/societas/ri
Россияне почти вдвое чаще оценивают деятельность российских судов и судей отрицательно, чем положительно (46% против 26%). По мнению двух третей опрошенных (67%), большинство российских судей берут взятки (12% считают большинство судей честными и неподкупными). Убеждены, что суды часто выносят несправедливые приговоры, 47% наших сограждан (24% считают, что такие приговоры выносятся редко). Уверены, что российский суд в своих решениях руководствуется не только законом, но и "другими обстоятельствами", 62% опрошенных (19% полагают, что суды руководствуются исключительно законом).
Аргумент о заинтересованности корпорации профессионалов имеет и еще одну сторону. Предполагается, что «простой человек» может контролировать корпорацию. Однако тут хитрость: давно уже существуют отлаженные технологии организации «народных движений», и за каждым крупным движением – протестующим или защитным – стоят корпорации. И получается неприятность: провозглашается, что идет сражение между «простыми людьми» и некой корпорацией, а на деле – битва двух корпораций, одна из которых сочла тактически более правильным использовать институты гражданского общества.
Идёт взаимодействие манипуляций. «Простые люди» (некий мифический конструкт, который очень громко объявляет о своей незаинтересованности и моральной честности, апеллирует к «уму народа» и прочим таким делам) оказываются лишь объектом многослойных манипуляций. Практически любое решение и оттенок решения означены множеством корыстных интересов, бескорыстного решения не существует – и многочисленные группы давления работают таким образом, что любое движение «простых» служит чьей-то пользе. Отсюда вырастает фигура политтехнолога – того менеджера, который умеет работать с «простыми людьми», направляя их в нужное русло.
В результате вся структура аргументации за непрофессионалов против профессионалов – рушится. Сражаются профессионалы разной специализации: одни умеют делать данное конкретное дело (например, юристы, или геологи, или врачи, или учителя…), а другие – организовывать демократические институты в нужном заказчику направлении. И вырастают особые бизнес-индустрии «свободы слова», «авторского права», «сексуальных домогательств» и проч.
Так что аргумент «от простого человека» следует использовать с осторожностью. К суду присяжных это вроде бы не относится – там же не «народный фронт», а случайно взятые с улицы… Хотя при разборе сколько-нибудь громкого судебного дела вся условность этого аргумента вновь всплывает наружу. Отгородиться от медиа невозможно, и присяжные – в составе всего прочего населения – подвергаются еще до выдвижения их на эту роль массированным информационным атакам.
В общем, для разных общественных институтов принимаются разные типы контролирующих устройств. Видимо, здесь какое-то противоречие, какой-то подспудный баланс, который решается в зависимости от конкретных условий сдвигом в ту или иную сторону.
