Вот ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
kurt_bielarus@lj, helgi_litvin@lj и другим белорусским и украинским националистам не нравится, когда я им задаю, наконец, сакраментальный вопрос насчет деятелей времен Второй Мировой: "Господа, у этих-вот-ваших-героев-националистов до войны в соседях были евреи. Так куда они делись, а?"
В ответ мне рассказывают о количестве белорусских школ (которых не было при Советах), об открытых церквях, о газетах и возможности образования национального государства.
Из этого я делаю закономерный вывод: "Вы оправдываете таких же людоедов. Которые за свою национальную гордость готовы были платить чужой кровью, чужими детьми - да еще нередко эту кровь лили и детей убивали". Я не понимаю, как гетто и Освенцим соотносятся с национальной независимостью. И тут наступает срач, ссора и скандал.
Видимо, в силу национальной же моей ограниченности величие национальных идей Украины, Польши, Белоруссии и т.д. в этом варианте реализации меня не впечатляет, а оправдание нац. деятелей того времени и места вызывает брезгливость.
Почему я вдруг зацепила эту тему?
А вот прочитала:
"Мы тут недавно были в Варшаве и Кракове, ходили в Музей Варшавского восстания, меня поразила репрезентация гетто: один небольшой стенд, сделан как пип-шоу, т.е. на самом стенде показаны газеты, издававшиеся в гетто, что-то такое почти нормальное, а если заглянуть в два маленьких окуляра, то можно увидеть слайд-шоу, где-то по 10 страшных кадров в каждом окуляре. И все. Многочисленные группы польских пенсионеров и школьников бодро проходят мимо и, конечно, пип-шоу не интересуются, а музейные гиды им рассказывают, что на Польшу напали фашисты и советы и т.п., ни гетто, ни восстание в гетто не упоминаются ими вообще, мы специально стояли-слушали.
В институте истории АН в Варшаве есть старая уже русист, пани Y-ска, она была женой французского коммуниста, в 1950-е годы они вместе учились в СССР, потом много ездили, сейчас она издала большую книгу про свою любовь к России. Старая еврейка со следами былой красоты, в СССР общалась и с диссидентами, и с вполне себе посредственными советскими "работниками науки". Наш друг, краковский историк XX, был ее первым аспиранстом, сейчас же он -- правый и националист того типа, когда nationalism еще не "начал ненавидеть" -- но, как мы знаем, граница там условная. У них со Y-ской сложные отношения, она и сейчас левая. Андржей мне так объяснил: она жила в гетто, ее мать убили фактически у нее на глазах, когда она пряталась под кроватью. Для нее приход советов был только освобождением. Это -- сказал Андржей -- не наш опыт. И вот эта фраза про "не наш опыт" звучала у меня в ушах все время, это такой ключ к польской политике памяти."
Это меня не удивило, этого добра мы уже видали достаточно, причем не от абстрактных поляков, а от конкретных данных мне в непосредственном ощущении русских, белорусов и украинцев. А вот вывод расставил все по местам:
История варшавского гетто казалась мне устоявшейся частью польской памяти и той истории, которую как раз можно обратить в символический капитал, и еще половина польской интеллектуальной истории ХХ-го века имеет еврейские корни. Т.е. я не представляла, что это вытеснено, и что конструируется "этническая" версия. Ну и, конечно, политически "правая". Есть определение Карла Дейча, где он говорит, что нация - это постоянный спор о включении/исключении: кого "допустить" в нацию, а кого из нее изъять. Тут же национальное исключение переплетается с "антикоммунистическим" - или возможно, антикоммунистическое даже сильнее.
Вот поэтому я национализм в его политической форме терпеть не могу. Поэтому в пост-грузинском запале и обозвала его разновидностью вируса мозго$бки.
Хотя, казалось бы, что мне, безродному космополиту, эти национальные страсти?
kurt_bielarus@lj, helgi_litvin@lj и другим белорусским и украинским националистам не нравится, когда я им задаю, наконец, сакраментальный вопрос насчет деятелей времен Второй Мировой: "Господа, у этих-вот-ваших-героев-националистов до войны в соседях были евреи. Так куда они делись, а?"В ответ мне рассказывают о количестве белорусских школ (которых не было при Советах), об открытых церквях, о газетах и возможности образования национального государства.
Из этого я делаю закономерный вывод: "Вы оправдываете таких же людоедов. Которые за свою национальную гордость готовы были платить чужой кровью, чужими детьми - да еще нередко эту кровь лили и детей убивали". Я не понимаю, как гетто и Освенцим соотносятся с национальной независимостью. И тут наступает срач, ссора и скандал.
Видимо, в силу национальной же моей ограниченности величие национальных идей Украины, Польши, Белоруссии и т.д. в этом варианте реализации меня не впечатляет, а оправдание нац. деятелей того времени и места вызывает брезгливость.
Почему я вдруг зацепила эту тему?
А вот прочитала:
"Мы тут недавно были в Варшаве и Кракове, ходили в Музей Варшавского восстания, меня поразила репрезентация гетто: один небольшой стенд, сделан как пип-шоу, т.е. на самом стенде показаны газеты, издававшиеся в гетто, что-то такое почти нормальное, а если заглянуть в два маленьких окуляра, то можно увидеть слайд-шоу, где-то по 10 страшных кадров в каждом окуляре. И все. Многочисленные группы польских пенсионеров и школьников бодро проходят мимо и, конечно, пип-шоу не интересуются, а музейные гиды им рассказывают, что на Польшу напали фашисты и советы и т.п., ни гетто, ни восстание в гетто не упоминаются ими вообще, мы специально стояли-слушали.
В институте истории АН в Варшаве есть старая уже русист, пани Y-ска, она была женой французского коммуниста, в 1950-е годы они вместе учились в СССР, потом много ездили, сейчас она издала большую книгу про свою любовь к России. Старая еврейка со следами былой красоты, в СССР общалась и с диссидентами, и с вполне себе посредственными советскими "работниками науки". Наш друг, краковский историк XX, был ее первым аспиранстом, сейчас же он -- правый и националист того типа, когда nationalism еще не "начал ненавидеть" -- но, как мы знаем, граница там условная. У них со Y-ской сложные отношения, она и сейчас левая. Андржей мне так объяснил: она жила в гетто, ее мать убили фактически у нее на глазах, когда она пряталась под кроватью. Для нее приход советов был только освобождением. Это -- сказал Андржей -- не наш опыт. И вот эта фраза про "не наш опыт" звучала у меня в ушах все время, это такой ключ к польской политике памяти."
Это меня не удивило, этого добра мы уже видали достаточно, причем не от абстрактных поляков, а от конкретных данных мне в непосредственном ощущении русских, белорусов и украинцев. А вот вывод расставил все по местам:
История варшавского гетто казалась мне устоявшейся частью польской памяти и той истории, которую как раз можно обратить в символический капитал, и еще половина польской интеллектуальной истории ХХ-го века имеет еврейские корни. Т.е. я не представляла, что это вытеснено, и что конструируется "этническая" версия. Ну и, конечно, политически "правая". Есть определение Карла Дейча, где он говорит, что нация - это постоянный спор о включении/исключении: кого "допустить" в нацию, а кого из нее изъять. Тут же национальное исключение переплетается с "антикоммунистическим" - или возможно, антикоммунистическое даже сильнее.
Вот поэтому я национализм в его политической форме терпеть не могу. Поэтому в пост-грузинском запале и обозвала его разновидностью вируса мозго$бки.
Хотя, казалось бы, что мне, безродному космополиту, эти национальные страсти?
58 комментариев | Оставить комментарий
![[info]](http://lj.rossia.org/img/imported-profile.gif){kind=small}