Фата-моргана (5)
Начало Предыдущая часть

С того памятного вечера прошло более полугода. Прошла осень, наступила зима. Урожай винограда в этом году был как никогда обильным и мой отец целыми днями пропадал то на полях, то на давильне. Он купил в Милане какие-то особые бочки для вина – сухие и выдержанные. Нанятые на всю осень работники из окрестных деревень вырыли огромный погреб и отец заложил в него «начало будущей коллекции», как он с гордостью говаривал. – Вот увидишь, Бьянка, от самого герцога будут приезжать за нашим вином, – отец держал в руке тонкий венецианский бокал на высокой ножке и, щурясь, смотрел на переливы цветов. Потом подносил к носу бокал и закрыв глаза, втягивал носом аромат. – И гордое имя Монтефьори будет вытеснено на каждой сургучной печати! Честно говоря, я тогда в винах ничего не понимала, но верила в правоту отца и очень рада была видеть его веселым и довольным. В такие моменты он забывал о том, что мать оставила его и живет безвылазно во Флоренции. А все общение с ней сводится только лишь к письмам, присылаемым с нарочным. Синьоре Монтефьори всегда требовались деньги и немалые.

Зимой отец приставил к нам с Лизеттой учителя – молодого студента по имени Джованни. Джованни был похож на сутулую цаплю в очках и несмотря на свою молодость, был человеком занудным до невозможности. Тусклым невыразительным голосом он объяснял нам счет и письмо, географию и положение светил. Лизетта откровенно зевала на его уроках, но мой отец был неумолим – мы должны были учиться вместе.

– Знаешь, Бьянка, – говорила моя молочная сестра, – сидя на скамеечке у меня в комнате, – не могу я больше терпеть этого Джованни! Боюсь, что однажды я зевну, а рот закрыть не сумею. Так и останусь... Я ведь его пробовала коленкой под столом толкнуть – ничего... Сидит и нудит про «движение по небесной тверди». Он, наверное, не из крови и мяса сделан, а из рыбьих пузырей. Убегу, больной скажусь, а на уроки ходить не буду!
– А мне нравится, – пожала я плечами. – Помнишь, как он интересно рассказывал о превращениях металлов? Найти бы способ, как из свинца золото делать, и были бы мы богаче герцога... Джованни признался, что давно уже бьется над этой задачей. Только ему свинца не хватает.
– Подумаешь... Свинца не может найти. Да в кузнице этого добра знаешь сколько! – загорелась Лизетта. – Марко недавно закончил плести свинцовые рамы на окна замка. Обрезки, наверняка, остались.
– Точно! – восхитилась я сметливости своей подружки. – Давай пойдем и попросим у Марко ненужные куски.
– Давай, – согласилась она. – Отдадим нашему студенту свинец – он так обрадуется, что на неделю забудет к нам с уроками приставать. Пошли!

И мы отправились в кузницу.

В кузнице пахло горячим железом, маслом и кожаными мехами. Марко стоял в толстом фартуке, надетом на могучий торс и мерно колотил молотом по наковальне. Потом он подхватил щипцами болванку, сунул ее в чан с водой, отчего та пронзительно зашипела и обернулся к нам. – О! Синьорита Бьянка! И Лизетта с вами... Заходите, только осторожно, можете наткнуться на железки. – Здравствуй, Марко, – чинно поздоровалась я, а Лизетта присела в неловком поклоне. – Говорят, ты закончил для замка новые рамы? – Да, – кивнул он, – вон они стоят у стены. Хотите посмотреть? – Хотим, – кивнула я. Мощной рукой Марко поднял тяжелую раму и поставил перед нами. Работа была великолепной. Казалось, это не свинец, а ажурное серебро вьется перед моими глазами. Тонкие полоски свинца переплетались, образуя изящные петли и узлы и я не могла насмотреться на такую красоту...

– Марко! Как красиво... – прошептала я, дотрагиваясь до плетения рукой. – Лизетта, глянь! У нас будут самые красивые рамы в округе!
– А куски остались? – напомнила практичная Лизетта.
– Какие куски? – не понял кузнец.
– Ну остатки от твоей работы.
– Да, – кивнул Марко, – в углу лежат.
– Можно нам взять немного? – попросила я.
– Берите, – засмеялся он, – сколько сможете унести. Свинец-то тяжелый.

В углу кузницы, действительно, были навалены серые пластинки. Подняв одну, я покрутила ее в руках – ничего похожего на красоту изделия Марко я не видела. Держа ее и так и эдак, я машинально стала выглаживать шероховатости, потом нажала сбоку, на выступ, некрасиво выпиравший, и он исчез, а в руках у меня вместо тусклой железяки было нечто, напоминавшее стебель розы. – Бьянка! – окликнула меня Лизетта. Ты что не собираешь, нам уже идти надо. – Постойте, синьорита, – подошел ко мне кузнец и осторожно забрал у меня стебель. – Что это у вас? – Не знаю... – я сама удивилась. – Просто мне захотелось сделать что-то красивое, как эти рамы. – Не может быть! Сотворить такое руками, без огня! Я не верю своим глазам!.. – Да что тут такого? – встряла Лизетта. – Бьянка всегда возится с разными железками, как мальчишка какой-то. Вот, намедни, матушка дверь в кладовку не могла открыть, ключ там застрял. А она подошла, погладила, ключ сам собой в руку и упал. – Ничего особенного, – смутилась я. – Марко, нам пора. Пойдем, Лизетта. Схватив наспех несколько свинцовых кусочков, мы с Лизеттой покинули кузницу, а Марко еще долго стоял пороге и глядел нам вслед.

Любовь к металлу и разным механизмам проявилась у меня еще в детстве. Однажды, когда мне было около пяти лет, отец привез из Генуи, где в порту можно купить всякую всячину, механическую рыбу. Она была покрыта блестящей чешуей и заводилась большим ключом с насечками. Когда ее пускали по воде, рыба отчаянно носилась кругами, крутя хвостом, собранным из металлических пластинок. Посмотреть на это зрелище собирались и взрослые и дети.

Но однажды, когда папа особенно сильно завернул пружину, рыба выскочила из воды и плюхнувшись на землю, распалась на мелкие кусочки.

Моему горю не было предела. Марко долго колдовал над ней, но так и не смог помочь. Собрав части механической игрушки, я побрела в свою комнату и многими днями прилаживала кусочки один к другому, пытаясь вернуть ее к жизни. И однажды мне это удалось. Собранная рыба благодарно шевельнула хвостом у меня на ладонях, но в воду я ее так и не отнесла, не хотела ни с кем делиться своим богатством. Так она и пролежала у меня в углу бельевого сундука, пока не проржавела.

Собранные куски свинца мы сбросили около двери в комнату студента, а на следующий день Джованни явился на урок с воспаленными от бессонницы глазами. Он что-то мямлил нам о перемножении дробей, пока в комнату не ворвалась матушка Аньола.

(продолжение)