Про искуйство. Длинно, банально, много букоф
Есть несколько вечных вопросов, по поводу которых спорить можно сколько угодно, причём с интересом. Вечные, типа, проблемы. Начиная с классической проблемы бытия Божьего и кончая моральной оценкой права на аборт.

Впрочем, в последнее время появилась нехорошая мода требовать от собеседника знания предмета. Ну, типа, пишешь ты в целях наброса, что Бога нет, потому что Бог не допустил бы такой-то войны или оккупации – а у тебя ехидненько так начинают интересоваться, давно ли ты читал блаженного Августина, в чьём сочинении «О граде Божьем» подобный аргумент, дескать, разобран. Или – заявляешь во всеуслышанье, что аборт есть убийство, потому что эмбрион имеет душу, а у тебя начинают интересоваться, а знаешь ли ты, когда кончается эмбриональный период развития.

Но есть тема, в которой, слава Богу, все одинаково компетентны – или некомпетентны. Это «современное искусство».

Особенно приятно обсуждать несколько произведений. О которых типа все знают или слышали.

Во-первых, «Чёрный квадрат» Малевича. Можно до бесконечности сраться по поводу того, живопись это или как.

Во-вторых, «Источник» Дюшана. Ну, который писсуар. Реди-мейд и все дела. Опять же предмет, чрезвычайно удобный для словопрений.

И, наконец, «Дерьмо Художника». Мало кто помнит автора (спасает гугль, исправно находя имя Пьеро Мандзони), а также и то, как выглядит пререкаемый артефакт (устно я слышал разные версии, но подлинник не впечатляет – «саму какашку» не видно). Зато про «какашку» очень хорошо поговорить.

Вот и сейчас. Небезызвестная Екатерина Дёготь – «арт-критик и куратор», как её почтительно именуют – отвечая на вопросы о современном искусстве, на вопрос о дерьме художника выдала такую отповедь:

Да, работа Пьеро Мандзони "Дерьмо художника" хранится в художественном музее и, следовательно, является искусством, но не Искусством, так как это слово – не похвала, а просто констатация того, к какому типу вещей эта вещь относится (к произведениям искусства, а не к консервам или не к сувенирам, например). "Дерьмо художника" является произведением искусства, а не дерьмом художника, поскольку в него вложены значительные интеллектуальные силы самого автора и тех сотен искусствоведов и философов, которые об этом писали и пишут. Не читав этого, понять это произведение (как и вообще современное искусство) невозможно.

Естественно, подобный наброс породил то, что наброс обычно и порождает. Так как содержание его сводилось к обычному «вы все мудаки неграмотные, а мы интеллектуальная элита, чё хотим, то и творим, а вы нам не указ». Разумеется, обозванные мудаками тут же пошли крутить хвосты интеллектуальной элите – и накрутили таки преизрядно. Даже и самый что ни на есть Максим Юрьевич Соколов, и тот соблаговолил принять горячее участие.

Ну и я туда же, с клешнёй.

Я в своё время о современном искусстве уже высказывался, и второй раз не буду. А вот про генезис явления – пожалуй надо бы разобрать.

Как известно, наша интеллигенция живёт с интеллектуальной фарцовки – то есть с перепродажи (с трёхсотпроцентной наценкой) залежалых западных идей и концепций российскому тёмному люду. Иногда фарцовка совмещается с подделкой – интеллигенты в подпольных цехах шьют по «выкройкам из бурды» нечто, отдалённо напоминающее западные аналоги, нашивают лейблы и толкают за настоящий товар. Это вообще везде так, но именно в так называемой «арт-критике» (не путать с искусствоведением) оно проявляется с каким-то необычайным бесстыдством. И проговаривается многое, о чём обычно помалкивают.

Вот этот самый критерий – «выставленное в музее и есть искусство», «искусство есть то, о чём пишут сотни искусствоведов и философов» - является апофеозом такого мышления.

Чтобы понять, о чём идёт речь. Это всё равно что верить, что «качественная вещь» - это вещь, на которую пришит квадратик с названием модной фирмы. А если пришить сразу три квадратика с разными названиями - эрмес на воротник, на задницу какую-нибудь пьяную лору, на плечико аксельбант как бы от армяне, а если ещё и подкладочку в бёрбирревскую клеточку запузырить – вот это и будет самый тренд.

И точно так же – если какую гадость выставить в музее, а лучше в трёх музеях, и чтобы ещё про неё во всяких солидных журналах напейсали – вот это и будет офигительное искусство, а кто не понимает, тот дурак.

Но так думают жулики и лохи. А вообще-то «трендовая вещь» создаётся не клеймом с именем модельера. Клеймо её даже не удостоверяет. Это не знак качества, а реклама – «подойди, померяй». Надо подходить, щупать рукавчик, смотреть строчку, ну и мерять, разумеется. И вот если вещь идёт – тогда да. А так – ну, лора, ну, армяне, ну, клеточка. «Дальше пойдём, дорогая».

Большая часть предметов искусства, в том числе современного, создаётся для частного потребления. Повесить в офис картинку или поставить какую-нибудь кручёную залепуху, которая бы глаз цепляла. Причём ренуаров на все офисы не напасёшься, даже на самые роскошные – да ренуар к современном офису и не подходит. Нужно что-то такое, что ВПИСЫВАЕТСЯ.

Это самое «вписываемое» производится в товарных количествах. Делают его крепкие профессионалы. Ну, такая часть дизайна интерьеров. Так ведь и «обычное» искусство служило ровно тем же целям – висеть на стенке и дизайнить интерьер. А вовсе не для того, чтобы выражать трепет души художника. Точно так же как и книжки писались и пишутся для развлечения читателя, а не для того, чтобы что-то там такое выражать. Впрочем, иногда получается и выражение трепета – если вещь сделана хорошо и с огоньком. Но можно и без этого.

Что такое, в таком случае, всякие «музейные выставки и вернисажи»?

То же самое, что показы высокой моды. Большую часть того, что на этих показах можно увидеть, нельзя не то что носить, а даже и надеть-то затруднительно. Оценивать это дело с точки зрения «носки» - бессмысленно. Это чистые беспримесные выебоны.

А если без мата – ХУДОЖЕСТВО.

Да. Художество. Кстати, очень точное, хотя и подзабытое словечко. Обозначает оно, собственно, этакий кураж, любование собственной умелостью, используемой не прагматически, а просто чтобы ею покрасоваться. Не обязательно в хорошем деле. «Из художества» очень часто делались и делаются всякие безобразия. «Отпиздили с художеством», ага.

«Из художества» делается много чего. Например, все так называемые «рекорды» - это чистое художество. Ну нет ничего полезного или интересного в том, чтобы пробежать сто метров не за двенадцать секунд, а за десять с половиной. И тем не менее, миллионы людей этим интересуются, и очень бурно. И никого этот интерес не удивляет.

Ну а где проявляться «художеству», как не в искусстве?

Это-то всё понятно, Но в чём состояло художество товарища Мандзони? С чем он, собственно, играл, и почему его какашки кого-то заинтересовали?

Тут придётся сделать длиинное отвлечение. Ну уж простите.

Есть такая социальная технология, к которой прибегают выскочки, желающие быстро выделиться. Называется «демонстративный вызов».

Делается это так. Кому-то сильному – власти, свету, обществу – наносится публичное оскорбление, но точно рассчитанное. Так, чтобы сильный почувствовал себя оскорблённым, но не настолько, чтобы всерьёз разгневаться в ответ, а все остальные посмотрели на смельчака с интересом, а то и восхищением. Потому что всем приятно, когда унижают кого-то сильного и это сходит ему с рук.

Конечно, это надо постараться. Желательно поставить себя так, чтобы жёсткий силовой ответ РОНЯЛ ДОСТОИНСТВО униженного и оскорблённого. Типа "отвечать западло". Такие ситуации в социальных играх довольно часты. Этим и пользуются.

Чтобы было понятно, о чём речь. Например, всякие самовластные правители очень любят заводить при себе шутов.

Сейчас фигура шута понимается романтически – считается, что шут «говорит правду в глаза королям». Ага, как же. Шут – это ГРЯЗНАЯ фигура, выполняющая грязную работу.

Состоит она вот в чём. Шут публично унижает людей, которых сам правитель по разным причинам публично унизить не может, так как это будет воспринято как жестокое тиранство и вызовет ропот. Он же вслух говорит (иногда и правителю в лицо) то, что правитель хочет сказать, но почему-либо неудобно. Поэтому, кстати, шутам часто доверялась роль публичного обвинителя и доносчика. Правителю же остаётся только развести руками – «что вы хотите с дурака, он же дурак».

Ну представьте себе такое. Пирует князь со дружинушкой, а также с челядью и прихлебателями. Жрут, пьют, здравницы возглашают, хвастаются. Бежит дурак, неудачно цепляется за пышную одежду какого-нибудь воеводы, тот вместе со стулом опрокидывается навзничь. Дурак кудахчет, курлычет – «ой, ой!», прыгает вокруг воеводы, как мартышка, по ходу скидывая на него блюдо с жирным соусом и проливая кувшин пива. Все ржут как ненормальные – смешно же, ну действительно смешно. Воевода, багровый от ярости, встаёт – а дурак уже в ногах у князя, пускает слюни и лепечет что-то. Князь разводит руками – «уж так вышло, что поделаешь… видать, некрепко сидишь, болярин». И в утешение – дарит ему шубу новую со своего плеча. Носи, мол, раб мой верный, да помни княжью ласку. И все всё прекрасно понимают, ага-ага.

Противоположный пример – пушкинский «юродивый Николка», который так не хотел «молиться за царя Ирода», который-де «зарезал маленького царевича». Очевидно, «блаженненький» - самый обычный польский агент, «пропагандон» (Пушкин, выписывая сцену, это, кстати, прекрасно осознавал: весь «Борис Годунов» – как раз про это). «Николка» рискует, но не сильно – публично царь убить его не может, а расправиться тихо – руки коротки («божий человек» наверняка очень хорошо умел ховаться по тёмным углам). Зато эффект.

Понятно, что государев шут работает на государя, а шпион - на пославшего его. Однако те же приёмы работают и для работы «только на публику».

Например, игра Джорджа Браммела, основателя дендизма, была построена на тщательно подобранных оскорблениях «высшему свету», включая принца Уэльского – знаменитое «кто этот фат?», «позвоните, Джордж» и прочие выходки. Оскорблением был и сам дендизм – поскольку состоял он ни в чём-нибудь, а в постоянной демонстрации ПРЕВОСХОДСТВА НАД САМЫМИ ВЫСШИМИ: «я не принц и не король, но я одет лучше, чем принцы и короли». Это-то и вызывало такое бешеное восхищение «светской черни», которая была фрустрирована близостью и недоступностью вершины социальной пирамиды и которой ужасно хотелось хоть как-нибудь уесть тех, кто на этой самой вершине находится.

Теперь пора вспомнить приёмчики футуристов, которые позиционировали себя как хулиганы, вели себя как хулиганы, и, в общем-то, хулиганами и были. Интерес, к ним проявляемый, был ровно того же самого свойства – футуристы шутовски глумились над теми, кого общество хотело видеть униженными (если коротко – «господ сытеньких», причём под «господами сытенькими» каждый социальный слой принимал кого-нибудь другого). То же Маяковский начинал, как и все, со «жванецщинки» - «гимн судье», «гимн учёному», и прочие его ранние стишки. Но потом парня поставили на лыжи и научили «приёмчикам». «Делаем по уму, чтоб в участок не потащили».

Здесь меня, конечно, опять обзовут параноиком, и скажут, что я занимаюсь конспирологией, а также не дорожу национальным достоянием, коим футуризм является. Да, тут надо, конечно, тоньше и без редукционизма. Понятно, что Хлебникова использовали втёмную (чего, впрочем, и не скрывали), а Маяковский был коноводом, а не стратегом, и вообще там всё было довольно сложно. Возьмём голый факт – художственная стратегия футуристов называлась «пощёчина общественному вкусу». Ну таки да. Ей была и жёлая кофта, и «я люблю смотреть, как умирают дети», и всё такое прочее. Туда же и «чёрный квадрат» в красном углу – ранний и относительно благообразный предшественник «мадонн из слоновьего дерьма».

Но оставим наивных, по нашим временам, сбрасывателей Пушкина с корабля современности. И вспомним про пресловутый писсуар.

«Дада» и «сюр» были непревзойдёнными практиками глумления; всё, что эти товарищи делали – было чистым «художеством», Великим Гиньолем. Это, кстати, не означает, что искусства в прямом смысле слова там совсем не было. Просто вся наработанная машинерия «искусства» была подчинена фундаментальной задаче – глуму.

То есть это были такие «падонки». Правда, в сто раз умнее и креативнее, ну так – «богатыри не мы».

Итак, писсуар. Фишка была не в том, что Душан показал миру туалетное устройство, а в том, что он его выставил НА ВЫСТАВКЕ. То есть остроумно поглумился над самой идеей «художественного пространства», торжественного и напыщенного. Что, естественно, вызывало симпатию «нормального человека», тянущегося к культурке, но подавленного её неприступностью.

Внимание. Это было глумление как раз над «кураторами и арт-критиками», которые как раз в тот самый момент окончательно пришли к выводу, что «искусство – это то, что мы называем искусством». Над барствующими «интеллектуалами», обладающими недоступными знаниями и раздувающимися от ЧСВ. Над мировой «дёготью».

А чтобы никто не сомневался, над кем глумятся, Дюшан сопровождал свои креативы длинными псевдоискусствоведческими статьями и комментариями.

Однако же. Все «падонки» кончают одинаково. Система, над которой они глумятся, переваривает весь глум и протест, не давясь. И ещё просит добавки.

Это произошло и с нашими «падонками», и с их великими прародителями. Всё, что они там накреативили, поглотило жерло той самой системы, которую они вышучивали.

Тот писсуар, куда Дюшан хотел макнуть «искусствоведов и философов», стал для них самых одной из самых сытных кормушек. Что госпожа Дёготь, собственно, и подтвердила. «Писали и писать будем», ага.

Именно это и вызвало крах дадаизма. Когда твои креативчики присваивают те, против кого они, собственно, были направлены, это всегда обидно. Тот же Дюшан довольно быстро отошёл от движухи, эмигрировал в Штаты и там прожил полжизни, немножко приторговывая былой славой. «И всё».

Про какашки в баночке можно сказать ровно то же самое. Сам автор объяснял их происхождение очень просто и незатейливо – да просто хотелось показать, что покупатели в художественных галереях покупают дерьмо. Самое обычное буквальное воплощение метафоры, лобовое такое, бесхитростное абсолютно. Безо всякой утончённости и высших смыслов, ага-ага.

То есть «просто посетителям» предлагалось поржать над забуревшими покупателями, возомнившими о себе. А также и над знатоками и экспертами. Ну и, как обычно, над всякими прекраснодушными эстетами (их тогда, кажется, ещё не всех извели, а мишень они хорошая).

Кстати, над покупателями товарищ поглумился дополнительно. По некоторым данным, в баночках было даже не настоящая какашенция, а какая-то херня типа гипса. "Чтоб уж совсем унизить". "На вас мне даже дерьма жалко".

Но - «хотели как лучше, получилось как всегда». Дерьмо – купили, потом продали и ещё купили. Более того, из дерьма стали извлекать доход, символический и реальный. Сколько статусный людей на этом самом дерьме подросло и расцвело – эх, мама не горюй!

Мораль – хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А Система всегда смеётся последней, зато долго и с удовольствием.

Вот и тут. Система посмотрела на говно и писсуары и скзала - хорошо, ребята, вы нам подали отличную идею. Вы нам писсуар и говно – а мы вам огромные музеи, заполненные писсуарами и говном, говном и писсуарами, и ничего, кроме говна и писсуаров, и ещё тысяча жопоголовиков будут изучать говно и писсуары, и ещё ваши дети в школе будут изучать говно и писсуары. А красивенькое - только для быдла и только омерзительного качества. Ну разве что в богатый офис на стеночку что-то такое можно, но не выше определённого уровня, а выше - говно и говно говна; Сто лет будем вас держать на этой диете, чтоб ЗАПОМНИЛИ. Чтобы через сто лет на коленях к нам приползли за разрешением рисовать КРАСИВОЕ. А мы - у кого на стенах висят "титаны Возрождения" - подумаем. Через сто лет. А пока поставим Екатерину Дёготь на стражу дискурса, и чтобы никаких рафаэлей.

Ладно, это всё понятно. Теперь простой, тупой вопрос. Имеет ли ценность «художество», которое уже состоялось и никого не удивляет и не возмущает?

Очевидно, такую же, как всем известный анекдот или давно преодолённый спортивный рекорд. Ну да, когда-то пробежать сто метров за пятнадцать секунд было круто. Но сейчас подбираются уже к девяти секундам, это да. А то, что было – это факт истории спорта. ИСТОРИИ СПОРТА, но не СПОРТА.

То есть. «Квадрат» товарища Малевича, писсуар или банки с какой стоит рассматривать как предметы мемориальные. Типа кубка, вручённого легендарному бегуну за рекорд, установленный в прошлом веке. Или, скажем, рукописи книги, выпущенной миллионным тиражом. Или первого самолёта братьев Райт – тоже, знаете, любопытная штучка.

Просто не нужно относиться к этим вещам как к ПРОИЗВЕДЕНИЯМ ИСКУССТВА. Это – артефакты его истории. Небезынтересные, ага. Можно и посмотреть. Но смотреть надо на них, как на обломки сгоревшей ракеты. И не нужно ждать от обгоревшей первой ступени, что на этой ракете ещё можно на Марс полететь. Нет, нельзя. Но и говорить о том, что эта ржавая железка нафиг не нужна - тоже не стоит. Вполне почтенная вещь, "наша славная история". Пусть себе лежит в музее, историкам она ещё пригодится.

А произведения искусства – это то, что РАБОТАЕТ. То есть либо то, что перешло в категорию «вечного» (этого очень немного), либо то, что действует вот прямо СЕЙЧАС. И они будут являться произведениями искусства ровно столько времени, сколько будут действовать.

И, кстати, то, что сейчас оскорбляет утончённый вкус сильных мира сего - да, произведение искусства. Если оно действительно этот вкус оскорбляет.

Тут важны оба слова - "оскорбляет" и "сильных". Эффектно и красиво - надерзить герцогу, но не плюнуть в лицо нищему или избить ребёнка. Например,какая-нибудь Лена Хайдис тоже "оскорбляет". Просто она работает по еврейской линии и старательно глумится над русскими. Но глумиться над русскими "в нынешней ситуации" - это ни разу не круто, а подло. Подлость же, даже изощрённая, художественной ценности не представляет.

Но есть и другие примеры - когда современное искусство оказывается интересным. К примеру, знаменитый проект памятника Ельцину. О ненулевой художественной ценности какового свидетельствует тот факт, что памятник возводить отказались. "Заело гадов", да.

Я бы даже предложил такой практический критерий. Ненулевую художественную ценность имеют произведения искусства, вызывающие раздражение у госпожи Дёготь - поскольку выразителем мнение "самых гадов" в области художественной сейчас является именно она. Например, творчество Беляева-Гинтовта. Правда, оно имеет все шансы перестать быть искусством, если Дёготь и её клика как-нибудь сдуются. Ну что ж, ничто не вечно, не так ли?

Хотя, конечно, САМЫМ радикальным художественным жестом было бы создание чего-нибудь КРАСИВОГО - и при этом претендующего на звание произведения искусства. Венеру какую-нибудь Московскую или Нью-Йоркскую. Или там "Тайную Вечерю". Да хоть Гагарина среди звёзд, но чтобы это было действительно красиво и величественно.

Вот это была бы пощёчина с отзвоном.

Но увы. Сейчас уже и рисовать-то разучились. Так что - - -



)(