Гендерное: одежда, тело, личная история
Для женщины классической эпохи, да и для современной женщины тоже, одежда - это такая "съёмная часть тела". Синяк на ноге и порванный край чулка переживаются примерно одинаково - как телесный дефект.

Косметика играет роль медиатора, посредующего между телом и одеждой: уже не плоть и кровь, но ещё не тряпки.

Суть косметики - в сокрытии знаков: пятнышек, морщинок, веснушек, всех следов возраста и опыта. Красота, таким образом, безлична - как, впрочем, и мода: создаваемые модой новшества и экстраваганции не то чтобы мнимы, но нужны только для того, чтобы подчеркнуть безлично-женское. "Новое платье" нужно только для того, чтобы остановить взгляд и направить его на вечное, неизменное: по-новому подчеркнуть холмики груди, округлость ягодиц и прочие общечеловеческие ценности (а в конечном итоге устремить желание мужчины в тот "узкий розовый тоннель, в котором пустота" (с) Пелевин).

Для мужчины классической эпохи, и отчасти для современного мужчины^[1] само тело - это часть одежды. Характерны в этом смысле выражения типа "ладно скроен", "мышечная броня" и т.п. Забота о телесной красоте для мужчин нехарактерна - поскольку это всё "тряпки", хотя и совершенно необходимые. От "тряпок" требуется, чтобы они были толстыми и тёплыми, от тела - чтобы оно "работало" (мочь "дать в глаз" и "вспахать поле").

Место женской косметики, скрывающей знаки, у мужчин занимают шрамы и татуировки, то есть знаки, врезанные в тело.

Шрам - это логическая противоположность женской морщинке^[2]. Женскую "морщинку" скрывают, замазывают, дабы выявить безличную "красоту лица". Шрам "украшает мужчину"^[3], татуировка изначально является украшением - а также и всем тем, чем является любое украшение: символом статуса, носителем специфической информации о человеке и проч. Мужчина отождествляет себя со своей историей, "он то, что он сделал и кем стал"^[4] Женщина же боится истории: самый страшный женский страх - "возраст" и его проявления^[5].

---

[1] Отчасти - поскольку сейчас сама идея "мужчины" деконструируется, расслаиваясь на образы "юноши" (заметим, что для традиционного сознания "юность" всегда имеет гомоэротические коннотации), психологически холощёного "содержателя семьи" (то есть раба женщины и её детёнышей, которые ныне иерархически выше "отца") и "старика" с угасшим желанием и распалённым воображением. тратящим деньги на воображаемые удовольствия.

Можно даже сказать, что право быть мужчиной всё больше резервируется исключительно за верхушкой правящего класса (и маргиналов, которые остаются "с яйцами" несмотря ни на что).

Для женщин это неверно: женщины остаются женщинами. Поэтому в целом оно всё производит впечатление "торжества феминизма", что не вполне верно: демаскулинизация не равна феминизации. Феминизм является скорее попыткой восполнить недостаток мужественности, но восполнить неправильным способом, ведущим в тупик (пизда с яйцами - это всё-таки уродство).

[2] Более того, мужские морщины осмысливаются в топике шрама - как "шрамы, нанесённые временем".

[3] Разумеется, бывают и уродливые шрамы и повреждения, увечья. Разница между "украшающим шрамом" и увечьем такая же, как между исписанным листом бумаги и листом прорванным или порванным: в первом случае мы имеем дело со знаками, во втором - со знаками, разрушающими собственный носитель и тем самым уже перестающими восприниматься как знаки.
Это, впрочем, отдельная тема: повреждение ("царапина") как первознак.

[4] Включая, разумеется, и будущую историю ("что я сделаю и кем я стану").

[5] Женский недостижимый идеал - "навсегда остаться юной". Мужской - "жить вечно". Можно ещё добавить для знатоков вопроса, что женщина алкает "нектара", мёртвой воды, силы сохраняющей (думаю, понятно, что мёртвая вода - лучшая косметика), а мужчина ищет "амбросии", живой воды, силы воскрешающей (сверхстимулятора, "поднимающего и мёртвых).

)(