Хе-хе, я бы так не сказал.

Я не филолог, конечно, но если сделать сравнительный анализ на самом базовом, сюжетном уровне - обросив наносные слои литературной обработки, то обозначается существенная, я бы даже сказал, диаметральная противоположность между жанрами "хоррор" у С.К. и "советской детской страшилки".

В страшилках, как известно, практически всегда присутствует принцип табуированности некоего предмета (черных перчаток, занавесок, красного шоколада итд) и это табу в последствии обязательно нарушается ("мама говорила девочке, не покупай чёрные перчатки..." - девочка не послушалась и купила) Во всяком случае, принцип табуированности предмета предполагает осведомлённость героев о том, что мир обладает метафизической "изнанкой", что помимо повседневной реальности есть еще какая-то, магическая составляющая и она присутствует повсюду - для того чтобы вплотную соприкоснуться с ней, достаточно нарушить табу, сойти на пол-шага с проторенной тропы, "не послушаться маму". Герои страшилок не всегда достаточно хорошо понимают, как оперировать в магической реальности и/или пренебрегают прямыми предостережениями, за что и расплачиваются. Страшилки в большинстве своём описывают именно неудачные случаи соприкосновения с метафизическими объектами - чёрные занавески задушили маму, из девочки сделали красный шоколад, тем не менее по законам описываемого мира ничто не мешает оставшемуся в живых большинству делать из этих негативных опытов соответствующие выводы. Магическая реальность присутствует повсюду. Первое, что бросается в глаза - это обыденность отношения героев страшилок, как главных так и второстепенных, ко всей этой чертовщине. Красные пятна и чёрные занавески методично, день за днём, душат маму, папу и младщую сестрёнку, но никто из оставшихся не бежит после первого же случая из ставшей "нечистой" квартиры, не кричит караул и не зовёт тотчас же милицию - милиция приезжает только на четвёртый (!!!) день, буднично, без особых сенсаций стреляет в красное пятно или занавески, после чего так же буднично уезжает. Выходит, ни для одного из героев русских детских страшилок магическая реальность не является чем-то из ряда вон выходящим - все это как бы рядом, стоит лишь оглянуться; в отдельных случаях, бывает, гибнут люди. Ну и что, "так и живём" - все привыкли. Это очень важный момент, мы к нему вернёмся немного позже.

(окончание следует)

У С.К., же, всё происходит по совершенно иному принципу - "чёрная рука", т.е. прорыв инфернальности происходит в повседневную реальность ничего не подозревающих об этом людей, причём непричастность этих людей к потустороннему, как правило, особо акцентируется в самом начале повествования. В мир феноменов проникает нечто извне и обрушивается на головы самых что ни на есть заурядных граждан. В повести "Туман" это происходит во время обыкновенной воскресной поездки в супермаркет - заурядный американский отец с парой детей оказывается застигнут в супермаркете врасплох подобным прорывом. Иная, магическая реальность, практически всегда обрушивается на головы главных героев своего рода катастрофой. Перед героями возникает выбор - либо получить инициацию, трансформироваться и пытаться действовать по законам кардинально изменившегося мира, чтобы победить или выжить, либо погибнуть - в рассказах и повестях подобного рода как правило описывается показательная гибель персонажей, которые отказываются воспринимать "изменившиеся правила игры".

Другая сторона сюжетной структуры произведений С.К., как и западного жанра "хоррор" в целом, это - контринициация героев после того, как "миссия выполнена". Это - основополагающий момент западного жанра "хоррор" в целом, я бы даже сказал - момент более важный, нежели сама "инициация". Соприкоснувшись с магической реальностью, герои получают сакральное знание, либо сверхчеловеческие способности или артефакты, но всё это действует лишь до того момента, пока не происходит разрешение главного конфликта - последняя битва с нечеловеческой сущностью, или теми силами, которые стали причиной прорыва инфернальности в обычный мир. В ряде случаев причину не удается уничтожить, лишь изгнать из этого мира, но принципа это не меняет - если герои хотят вернуться в "нормальный мир" - они обязаны сдать весь "метафизический багаж" на входе. Инициация таким образом сугубо утилитарна - т.е. используется для достижения определённой цели. После того как "миссия выполнена" - герои должны выбрать, по какую сторону зеркала они останутся. Большинство избирает возвращение в "нормальный мир" - например, герои романа "It" ("Оно"), которые пережили в детстве столкновение с нечеловеческой сущностью, повзрослев, живут обыкновенной жизнью, надёжно позабыв о друг-друге и всём, что произошло. Когда через много лет спустя оказывается, что они не довели дело до конца и к ним неожиданно возвращается память, некоторые из них кончают жизнь самоубийством, не в силах вынести "повтор кошмара детства" - на самом деле, от несовместимости осознания магической реальности по сравнению с привычным, рациональным миром, частью которого они привыкли себя считать. Иногда герои выбирают остаться "по ту сторону зеркала", как главный герой романа "Бессонница", но в любом случае, существует чёткое разграничение яви и нави - рационального мира и магической реальности. Жить в рациональном западном мире, "с мистическим надрывом в душе", "держа ум во аде", нельзя. Выбирай либо явь, либо зазеркалье - но только не оба пространства сразу.

В русских страшилках же начисто отсутствуют моменты инициации и контринициации - при соприкосновении с магической реальностью субъект не получает никакого дополнительного откровения, - он всего лишь нарушает уже имеющиеся табу. Даже одержав победу над Чёрным Тюльпаном или Гробом на Колёсиках, девочка или мальчик не возвращаются в "нормальный мир" - они и не могут этого сделать, ибо вся эта магическая реальность является неотъемлемой частью того онтологического пространства, в котором они живут - завтра в дверь могут постучаться Зелёные Глаза, или же мама купит у цыган Чёрные Колготки и так далее, ad infinitum.

Россия, таким образом, посредством детских страшилок, предстаёт пространством победившей магической реальности, перманентного Зазеркалья, области, где every day is Halloween.

В русских страшилках же начисто отсутствуют моменты инициации и контринициации - при соприкосновении с магической реальностью субъект не получает никакого дополнительного откровения, - он всего лишь нарушает уже имеющиеся табу

И объясняет различие одно - немагическое, но филологическое, или, скорее, культурологическое - слово, urban legends.

Страдающий от собственной значительности и как бы всерьез пишущий пособия для начинающих литераторов Стивен Кинг относится к детской страшилке как сказка народная к сказке литературной, замысловатой и сочиненной. Получается вроде сравнения притчи о том, как мужик хитростью купчихе вдул с "черной курицей", унылой, вялой, покрытой бледными пятнами морали образованных классов, но литературно куда как более замысловатой.
Найдите в магазинах книжки Бранванда (Jan Harold Brunvand) или сходите на web sites городских легенд. Они увлекательны, их сюжеты часто интернациональны, и они бывают так остроумны, что их воруют журналисты, писатели и голливудские сценаристы.

В русских страшилках же начисто отсутствуют моменты инициации и контринициации
что даказывает старый тезис о профаничности русской национальной идеи - как альтернативые иерархическим сакральным построениям запада :)

Браво.

Чертовски интересная статья! Большое спасибо! У Вас есть еще что-нибудь по этой или сходной тематике?

весьма любопытен в этом отношении японский фильм ужасов "Звонок". Мне кажется, что он гораздо ближе к страшилкам моего детства, чем Кинг или Стокер.