дворы-подворотни-проходнушки (в ответ savta@lj)
Мы жили в коммунальной квартире на пятом этаже без лифта, и окна наши выходили во двор-колодец, третий по счёту и последний, если считать от улицы.

Между окнами было огромное пространство - это был холодильник, туда помещался даже арбуз, хотя зачем мы держали там арбуз, неясно, арбузы ведь в сентябре, а в сентябре тепло.

Прямо под нами на четвёртом этаже жила моя подружка Таня Ванюшина с мамой и с бабушкой. Таня училась на класс старше меня в восьмилетке напротив нашего дома.



По утрам кто-нибудь из подружек обязательно выкрикивал со двора: "Та-аня", "Ле-ена". Нужно было взобраться на подоконник, выглянуть в окно и закричать: "Иду-у". Это было не очень страшно, хотя всё-таки страшновато.

По ночам в нашей школе учились собаки, по крайней мере наша мама так говорила, а у меня не было оснований ей не верить.

К Тане Ванюшиной мы ходили смотреть фигурное катанье по телевизору. Телевизор был маленький, видно было очень плохо, и зачем мы смотрели фигурное катанье, я сейчас понять не могу. Но смотрели и знали всех по именам.

Почему-то очень расстраивались, что в мужском одиночном не побеждал замечательно элегантный француз Патрик Пера.

Когда я училась уже в совершенно другой школе - во французской, в которую надо было ездить на сороковом трамвае с двумя зелёными огнями, мы с моей любимой подругой Олей сожгли после окончания восьмого класса толстый учебник истории - жгли мы его на противне в сортире, а пепел вынинули в окно, и он тихо спланировал на белоснежное покрывало бабушки Тани Ванюшиной.

Когда я училась в третьем классе, однажды вечером мы с моей подругой Леной Кутумовой заметили свет в подвальных окошках нашей школы - и сразу поняли, что там в подвале директорская кухня - Ди-ди.

Мы никому не рассказали о тайной кухне, но дали всем понять, что у нас есть секрет.

Я жила на шестой линии, а Лена Кутумова на восьмой.

Ей до школы было существенно дальше, даже Малый надо было переходить.

Как-то раз мы обнаружили неподалёку от её дома двор, а там неогороженную стройку. Какие-то деревянные галереи, по которым можно было бегать, ведро с извёсткой, которое можно было подтягивать на канате.

Дело было после школы. Мы наслаждались до темноты. По-моему, это был единственный случай, когда я опоздала, не предупредив. Родители же, как назло, в этот вечер собмрались в театр. В театр они успели, но меня свирепо наказали - мой день рожденья, который должен был во-вот наступить, отложили на две недели.

У Лены Кутумовой в квартире жили соседские мальчишки-близнецы немножко постарше нас, и известные двоечники. Они рассказали нам, откуда бывают дети - девочки из живота, а мальчики из попы.

Когда мама по каким-нибудь причинам задерживалась с работы, я садилась на подоконник и смотрела вниз. Мне было смертельно страшно - главными городскими чудовищами были трамваи - я сидела и проговаривала про себя:"только бы мама не попала под трамвай, только бы, только бы."

Надо сказать, что и сейчас, когда кто-нибудь опаздывает, я приклеиваюсь к окну, а главные чудовища-пожиратели людей - машины.

Когда я училась на первом курсе, мы перехали в кооперативную квартиру на Большом.
Там я прожила год - не прожила - проночевала, и то не всегда.

Шла уже совсем другая жизнь, в которой трудно было переоценить значение дворов и парадников. Где ещё было греться, целоваться и при случае выпивать?

Моя бабушка жила на Херсонской, у них на лестнице была квартира, в которой как-то раз ночевал Ленин. Музей- квартира Ленина.
К счастью тогда ещё не додумались до кодов на дверях подъездов, к бабушке на лестницу мог придти каждый! На лестнице было не просто чисто, там были широченные подоконники и окна с цветными стёклами.

В квартире на 6-ой линии в комнате с крашеными в рыжий цвет стенками я жила полностью защищённая родителями. Класса до 8-го они были совершенно всемогущими - вот только иногда я боялась войны.

Последняя моя квартира в Ленинграде была на Детской улице - напротив Смоленского кладбища, откуда к нам залетали комары и тихо умирали, сражённые мощным клопомором, которым клоповыводительница тётя Дуся выморила клопов раз и навсегда. Очевидно, какие-то гомеопатические остатки его реяли в воздухе и губили насекомые души.

Когда мы переехали в Америку, в город Провиденс, когда предыдущая жизнь уже закончилась, а новая ещё не вполне началась, и я ныла про себя, что нет более дикого действия, чем променять город Ленинград на город Провиденс, я растравляла себя самыми разными картинами - иногда я представляла себе со сладкой тоской вечную лужу около овощного магазина на Детской улице, я мысленно обходила её, заходила в магазин, где зимой продавали несусветно грязную морковку, большие и мягкие огурцы в бочке, кислую капусту "провансаль", а если повезёт, то и редьку. Обходила лужу, заходила в магазин, потом бежала домой через продутые дворы...

"Время и место" - правильно Трифонов свою последнюю книжку назвал.