Питер 2 Питер 1 

Зимой где-то там, в самой глубине одёжек, бесконечных, тяжеленных, шапок, капюшонов, сапог, длинных пальто (в куртке мёрзнут колени) прячется живая душа. Укутывает нос и не вылезает.
А ноги всё вспоминают - пальцы в сапогах цепляются за ледяные корки на тротуаре, скрип-скрип-скрип - липовая нога.
В изобильных всегда открытых магазинах - будто люди всё ещё вознаграждают себя за 70 тощих лет - чавкающая кашица под ногами, от которой не деться никуда.
Только винные отделы тоскливые - ни грузинских, ни молдавских, пара видов чилийских-аргентинских, зато водка - самая разная, хоть на липках, хоть на берёзовых бруньках.
И сколько же всяких магазинов да аптек - узнаю французские наименования, даже наш магазин intersport тут как тут - вот когда Луну, на которой не растёт ни одной былинки, наконец колонизируют, там наверняка будет ещё больше круглосуточных магазинов - и первыми полетят туда бизнесмены строить рыночные отношения.
На улицах плакаты - Единой России и Справедливой России - упитанные хари - на Единой России написано "Мы не обещаем, мы работаем", на Справедливой "Справедливость каждому". На некоторых плакатах вместо харь лицо - это фигурист, представляющий не помню, какую из двух Россий, вторую представляет футболист.
На афишах какой-то жуткий тип в майке с голыми толстыми плечами и огромным крестом на груди - поёт русский шансон.
В магазинах радио - громкое немелодичное бумканье про любовь-морковь.
Топчутся на Невском замёрзшие совсем люди, на спине у них плакаты с телефонами - позвони и получи хоть курсовую, хоть диссертацию - быстро и на отлично.
А на Среднем стоит человек с надписью "лучший мёд" на спине - медовый магазин за углом. И рядом какие-то девчонки при исполнении надевают точно такие же грязно-белые простыни, на которых написано "Единая Россия", одной из них всё кажется, что она надела криво, она всё поправляет и просит подружку поглядеть.
Дорогие заляпанные грязью машины. Дорогие шубы.
Реклама ювелирных магазинов - то ли "любишь, купи", то ли "любишь, докажи".
Сеть суши-баров "Япошка", но почему-то не видела еврейского ресторана "жидовочка".
И ночью - когда почти нет машин, нежно освещённые улицы. Ледяная Нева, печальный Крузенштерн, подъёмные краны, заваленные снегом ступеньки биржи, сияющий Эрмитаж.
Толпа единым телом протискивается в узкие двери на Василеостровской. Лица, лишённые выражения, в вагоне.
Белый сверкающий снег в Приморском парке, яркие лиловые тени, ледяные прозрачные берёзы.
И иногда на улице, в магазине - лица, совсем свои, родные, понятные, и куда-то укалывает какое-нибудь выражение, поворот головы, взгляд, и затапливает. И всегда это так, в каждый приезд - дотрагиваешься - ау - есть ещё - не делось.
А при подлёте к Парижу, когда впервые за две недели трава, зелёные квадраты на земле, проползает в голове - наверно, я, помимо всего прочего, климатическая эмигрантка...
( Read more... )