7. Клочья памяти. Италия, поездки, май 1979 г.
6. Клочья памяти. Италия, поездки, весна 1979 г.

Неаполь я не полюбила. Была там, кажется, раза три, и не испытала сродства. В голове у меня смешались все туда приезды.

Что же было в тот, в самый первый раз?

Наверно, это тогда мы отправились на песчаный грязноватый пляж Санта Лючию – Робертино Лоретти – юный, звонкий был ещё так недавно, только что народ в России радостно распевал «Чья майкаааааааааа». Так что без Санта-Лючии – никуда. Пожалуй, впервые именно там я увидела не такое редкое в Италии зрелище – обиталище мафучки за толстым каменным забором, поверх которого битое стекло наклеено – остриями вверх.

И ещё Неаполь – через уличные пробки с диким ором и визгом пробирается скорая помощь, а в хвосте, вцепившись, несколько машин.

Когда в 84-ом мы с Джейком были в Неаполе, мы приехали туда вечером в воскресенье – повсюду валялся мусор – упаковки, огрызки, – пахло помойкой, и ветер гонял засаленную бумагу по тротуару.

А утром мы вышли на улицу, где всё чудесным образом преобразилось – город превратился в огромный восточный базар – лукавый, весёлый, полный обманщиков, – воскресный мусор– это были не убранные из-за выходного следы рыночной жизни.

Крик, баснословно дешёвые цены, хрипящие торговки. Конечно же обвешивали там и обсчитывали,– когда мы покупали помидоры за какие-то смешные вовсе-не-деньги, даже по сравнению с обычной ничтожной ценой овощей, – мы увидели, что нам их изрядно недовесили – и Джейк сказал – слушай, ну, пусть же они получат удовольствие, эти торговки – как же можно лишить их счастья нас хоть чуть-чуть обмануть.

Из Неаполя мы съездили в Помпею. Там я с тех пор не была. Ну что тут скажешь – я очень люблю васькино о Помпее.



Шуршанье ящерок по солнечным камням,
И плющ, как плащ,
под сонным ветром чуть упрям.
В осколках солнца мозаичные полы,
В пилястрах розовых зеленовата тень,
И через трещины классических затей
Шалфей пробился и лаванда и полынь.

Сметает ветер листья с мраморных собак,
Раздует каменные складки белых тог,
Какой-то надцатый, а всё же римский бог
Вдруг подойдет и спросит,
что мне здесь не так.
На фресках люди все чужие... Только тут
И с ними можно пообщаться тишиной,
Хотя они, всего вернее, не поймут,
Что не Империя за белою стеной -
Живые травы между мраморных лачуг,
Полусухой чертополох у входа в храм...

И только море не меняется ничуть,
И виноградники лопочут по утрам
Как при Антонии...
....
Мраморные собаки и ветер, и шорох сухих листьев.

А потом мы уплыли на Капри – и опять смешалось всё – на Капри я была тоже раза три – собственно в Неаполе всякий раз оказывалась, чтоб отправиться на Капри. А больше я туда не поеду – зачем – прекрасный остров, ставший туристской игрушкой, – к счастью на Средиземном море столько ничуть не худшего и не затурищенного.

Но тогда – Анакапри – игрушечный опереточный городок-декорация – ночью под крупными звёздами. Тропа в гору. И с вершины холма – заросшие склоны и море – сияющее, волшебное – родное. Одно из сильнейших итальянских ощущений того времени – найденная прародина – при всём моём незнании истории, при том, что античность для меня – миф об аргонавтах и 12 подвигов Геракла в пересказах Льва Успенского – в Италии я всё время ощущала – я оттуда, впервые в жизни и очень остро – цивилизация наша, наши представления о прекрасном – с этих берегов...

Когда мы были на Капри с Джейком, мы приволокли на гору бутылку отличного кьянти и там её выпили, – ему казалось – необходимо – отпраздновать эти скатывающиеся в блеск и синеву склоны.

А тогда в 79 мы расстелили наши спальники у причала в Marina Grande.

В последний раз я была на Капри в 87-ом с Б., – тогда мы растянулись ночью на плоских скалах над водой – и к утру подмёрзли.

И в какой-то приезд я была в Лазурном гроте – наверно, не в тот первый, вряд ли в 79-ом мы бы решились потратить на это деньги. Хитрый беззубый неаполитанец повёз нас на лодке, и в цену входило хриплое пение «Санта-Лючии». Лазурный – он и вправду лазурный, феерический голубой свет заполняет его. Но теперь-то я знаю, сколько на свете лазурных гротов – например, совсем маленький гротишко в массиве Эстерель, куда лодке не заплыть вовсе, туда только в маске можно, и если нет больших волн, а потом маску сдёргиваешь и оборачиваешься – качаешься в голубом с золотыми прожилками воздухе.

С Капри мы уплыли в Сорренто, потому что в нашем итальянском «Мишлене» прочитали, что будучи в тех краях, грех не проехаться по прекраснейшей дороге из Сорренто в Салерно – по берегу между морем и скалами, ну, а ещё и Робертино Лоретти пел – «Вернись в Сорренто».

Мы заночевали на выезде из городка, прямо под большой дорогой, на удобном откосе, и ночью нам на головы скатилась банка из-под кока-колы, выброшенная из какой-то машины.

Утром сели в автобус и поехали в Салерно. Справа под обрывом слепящее бутылочное море – вот ведь удивительно – море на юге Франции и севере Италии чаще синее, а там, южней Неаполя, – зелёное.

Слева – довольно вертикально – то склоны, густо заросшие, то скалы. А растут, в основном, лимонные деревья – светлые огромные лимоны на фоне глубоко тёмных листьев.

От городка к городку.

Амальфи – с византийским собором. Там мы с Джейком в 84-ом сняли комнату в большой путаной квартире у какой-то тётки, жили там с неделю – плавали с маской с маленького пляжа, к которому долго спускались с холма, – из тени в ослепительный свет, – чтоб не ходить на песчаный городской, где была, естественно, уйма народу.

Позитано – яркие черепичные крыши террасами – там Стейнбек любил жить.

Итальянские шофёры гоняли по неширокой серпантинной дороге – с посвистом. Где-то в начале пути, недалеко от Сорренто, перед нами вдруг возник огромный датский автобус. Сначала он тихо-тихо полз, а сзади гудели на все голоса. Потом остановился – ни вперёд, ни назад. Я очень хорошо представила себе панику датского шофёра, впервые оказавшегося над обрывом. Итальянцы повыскакивали из машин и отправились помогать. Они махали руками, показывали, куда руль вертеть, и через несколько минут совместных усилий загнали автобус под скалу, в такое углубление возле дороги, аварийный паркинг. После чего все разбежались по машинам, включая нашего шофёра, и разъехались по своим делам. А датчанин остался стоять – до конца света? Ну, во всяком случае, когда мы с Джейком через пять лет оказались в Амальфи, датского автобуса там не стояло.

Из Салерно мы уехали на поезде в Рим.

Шли последние дни. Деньги Хиас мне заплатил ещё до поездки на юг, и больше, чем мы рассчитывали, – по письму моего доктора, который сообщил, что я работала целыми днями, а не половинками, как считалось сначала. Надо было купить подарки и отослать их бандеролью в Ленинград.

Мы отправились на дешёвый рынок у Porta Portese. Приобрели джинсы, и не одни. Кстати, тогда девицы носили невероятно обтягивающие джинсы – говорили, что оптимальный вариант их надевания – девица ложится на спину, один мужик тянет за молнию, другой пытается стянуть их на поясе.

Вот такие и купили.

А потом пошли в английский книжный магазин – внизу у ступенек piazza di Spagna.

Ну что может быть бредовей покупки английских книг в Риме перед отбытием в Америку? Да ещё, чтоб в Россию их послать? Среди нескольких купленных книг (глаза разбегались – естественно, мы хватали известных нам авторов, у которых в переводах существовали одна-две книжки) был какой-то роман Апдайка, – а на обложке почему-то голые титьки. Эту книжку на таможне конфисковали – небось, в личное пользование.

За пару дней до отъезда мы ещё раз съездили во Флоренцию. Всю ночь просидели на ступеньках собора и уехали первым утренним поездом.

Есть в Риме места, где я с 79-го не была – ни на станции Тибуртина, ни на станции Трастевере. И, наверно, приснился мне памятник, которого я никак не могу найти – современный памятник Франциску Ассизскому – мне кажется, что на протянутой ладони у него голубь, ноги босые, капюшон на голове – и стоит он возле собора San Giovanni in Laterano рядом с рынком – но рынок на месте, а Франциска нету, – и кто теперь поверит, что памятники не гуляют по крышам...

Кстати, о памятниках. Бегемота после жизни в Ленинграде, после знакомства с Веной и с Римом посетила мысль об инсталляции – а если свезти из всей Европы всех дядь на лошадях, поставить их в ряд в пустыне Сахара – и любоваться на всю эту красоту с вертолёта...
...
Конец мая. Жара. Спали мы на балконе. По вечерам сидели у фонтана Треви, или под аркадами площади Республики слушали сладкие шлягеры – там каждый вечер играл небольшой оркестр, услаждая сидящих за столиками...
А 4-го июня – аэропорт, самолёт – Нью-Йорк...
....
Продолжение следует