и черви эти были ангелы
Акройд в "Письмах Платона" упоминает Меноккио. Итальянский мельник 16-ого века начитался книжек и создал свою космогонию, за что и познакомился с инквизицией.

Я говорил, что мыслю и думаю так: сначала все было хаосом, и земля, и воздух, и вода, и огонь – все вперемежку. И все это сбилось в один комок, как сыр в молоке, и в нем возникли черви, и черви эти были ангелы. И по воле святейшего владыки так возникли Бог и ангелы; среди ангелов был также Бог, возникший вместе с ними из того же комка...

Но вот интересный комментарий, напомнил о Козловиче и Марине

Мельник читал все, что попадало в руки, – как читают в глуши еще сегодня. Во время процесса он упоминал более десятка книг : разумеется, Библию, но также и “Хронику” Исидора Севильского, и несколько апокрифических Евангелий, “Историю Страшного Суда”. В круг чтения Меноккио входили и такие книги, как “Кавалер Зуанне де Мандавилла” (итальянский перевод знаменитой книги Джона Мандевиля), “Декамерон” Боккаччо, а также, вероятно, Коран (Коран был издан в 1547 г. в Венеции в переводе на итальянский).

Проблема в том, что вычитывал он в этих книгах то, чего в них и вовсе не было.

На первом же допросе мельник сказал инквизитору, что Мария “звалась девой, поскольку родилась в храме девственниц: это был храм, где воспитывались двенадцать девственниц, а когда они подрастали, их выдавали замуж, а прочитал я об этом в книге, называемой “Светильник Богоматери”.

На самом деле книга называлась “Розарий преславной Девы Марии”, и говорилось в ней буквально следующее: “И зрит здесь благочестивый читатель, как св. Иоаким и св. Анна, принеся дары Богу и священнослужителю, оставили свою сладчайшую дщерь в храме Божием, дабы возрастала она там с другими чистыми девами, посвященными Богу. И в месте сем она пребывала в мыслях о Боге и в созерцании небесных таинств, и посещали ее ангелы, воздавая ей честь, как своей царице и повелительнице, и молитва всегда была на устах ее”.

То есть, “храм Божий” в восприятии Меноккио превратился в нечто вроде “школы для девочек”.

То же происходило и с другими книгами – Меноккио словно не желал понимать их так, как хотели авторы и так, как их следовало понимать. Эти перетолкованные тексты и легли в основу его своеобразной космогонии и теологии.

О "Письмах Платона" я ещё напишу.