|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-04-18 03:42:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Дневник читателя. О. де Бальзак "Утраченные иллюзии"
Брался за роман по производственной необходимости, но неожиданно словил кайфушечку и даже закачал последующие романы из "парижской серии"; вероятно, следует ждать новый расцвет интереса к французской прозе (реалистической и натуралистической XIX века), очень уж схожи общественно-политические обстоятельства социального расслоения, нашего и того, пережитого и, как казалось, навсегда ушедшего.
Бальзак. Мопассан, Золя оказываются актуальными русскими авторами, замещающими нам нехватку подобных текстов в русской традиции.
История двух провинциальных друзей, Давида и Люсьена, которые выбрали разные пути для достижения собственных целей (Давид женится и медленно работает над изобретением дешёвой бумаги; Люсьен уезжает в Париж, пытаясь покорить высший свет и становясь известным журналистом) важна не только неизбежным моралите, но и детальным, дотошным описанием социальных условий, в которых друзья существуют - так, вполне в духе современных беллетристов, Бальзак чередует сюжетные навороты экскурсами в историю книгопечатанья, объясняет структуру и особенности книжного рынка и устройство журналистского всевластия.
Я-то думал, что тематическое расширение придумано совсем недавно - в тот момент, когда все сюжеты закончились или же оказались исчерпанными, но, вот, ведь, всё новое - хорошо забытое старое.
Бальзак настолько дотошен в рассказе о структуре консервативных и либеральных медиа, ведущих непримиримую, но мнимую борьбу друг с другом, так вкусно и конкретно описывает особенности редакционной жизни и редакторской политики парижских газетчиков, что "Утраченные иллюзии" следовало бы заставлять конспектировать студентам журфактов, дабы те знали на что они себя обрекают.
А ещё то, что, поразительным образом, ничего по сути не меняется (разве что, кроме декораций и костюмов) - и лекция одного из товарищей Люсьена, который показывает как, сначала, можно построить разносную рецензию на ту или иную, под руку подвернувшуюся книгу, а потом, на неё же написать прямо противоположную - готовый и законченный мастер-класс по литературной критике, циничной и, по определению, приблизительной.
Вот эта вот неизменность нравов, мотивов и, вырастающих из этого, особенностей журналистской деятельности, шокировала меня больше всего.
Есть, правда, у парижских писак эпохи Бурбонов некоторые зоны деятельности (спекуляция театральными билетами, которые они получают за свои услуги от директоров театров, затем сдавая оптом спекулянтам), которые сегодня кажутся экзотическими, однако, сам модус интереса (книги и театральные постановки), а так же градус кипения страстей выглядят совершенно по-московски.
Конечно, Бальзак использует массу клишированных беллетристических приёмов ("бог из машины", распутывающий хитросплетения финала), стиль его метафорически избыточен (из-за чего кажется чуть устаревшим) и выспрен, однако, фактурная и психологическая вязь настолько убедительна, правдоподобна и увлекательна, что за это легко прощаешь ему некоторые нарративные натяжки.
Так же мне было интересно столкнуться с уже полузабытым приёмом плавного ввода в сюжет (вызванного, вероятно, тем, что "Утраченные иллюзии" - лишь одно из промежуточных звеньев "Человеческой комедии", где как в телесериале одни и те же персонажи переходят из текста в текст).
Современный писатель начинает с места и в карьер показывать события и главного героя внутри них, как бы автоматически, с первой страницы, включая бумажное кино.
Бальзак же очень долго не показывает, но рассказывает, через запятую, вводные обстоятельства, точно пересказывая будущий хронотоп, микшируя переход к актуальному времени рассказа, вдруг, с какого-то места переходя к непосредственному действию в настоящем длительном и включая диалоги.
И, конечно, нынешней текстуальной пластике совершенно несвойственны все его избыточные и затянутые описания людей и интерьеров, призванные заставить читателя увидеть очередного персонажа или место действия.
Но все эти условности переносятся (проглатываются) достаточно легко, ибо, ещё раз скажу, читается роман на одном дыхании, как вещь совершенно современная, из-за чего изыски прозы XIX века начинают казаться сорокинской какой-то стилизацией. Ну, или же пелевинской (если учитывать специфику медийных тёрок).
Брался за роман по производственной необходимости, но неожиданно словил кайфушечку и даже закачал последующие романы из "парижской серии"; вероятно, следует ждать новый расцвет интереса к французской прозе (реалистической и натуралистической XIX века), очень уж схожи общественно-политические обстоятельства социального расслоения, нашего и того, пережитого и, как казалось, навсегда ушедшего.
Бальзак. Мопассан, Золя оказываются актуальными русскими авторами, замещающими нам нехватку подобных текстов в русской традиции.
История двух провинциальных друзей, Давида и Люсьена, которые выбрали разные пути для достижения собственных целей (Давид женится и медленно работает над изобретением дешёвой бумаги; Люсьен уезжает в Париж, пытаясь покорить высший свет и становясь известным журналистом) важна не только неизбежным моралите, но и детальным, дотошным описанием социальных условий, в которых друзья существуют - так, вполне в духе современных беллетристов, Бальзак чередует сюжетные навороты экскурсами в историю книгопечатанья, объясняет структуру и особенности книжного рынка и устройство журналистского всевластия.
Я-то думал, что тематическое расширение придумано совсем недавно - в тот момент, когда все сюжеты закончились или же оказались исчерпанными, но, вот, ведь, всё новое - хорошо забытое старое.
Бальзак настолько дотошен в рассказе о структуре консервативных и либеральных медиа, ведущих непримиримую, но мнимую борьбу друг с другом, так вкусно и конкретно описывает особенности редакционной жизни и редакторской политики парижских газетчиков, что "Утраченные иллюзии" следовало бы заставлять конспектировать студентам журфактов, дабы те знали на что они себя обрекают.
А ещё то, что, поразительным образом, ничего по сути не меняется (разве что, кроме декораций и костюмов) - и лекция одного из товарищей Люсьена, который показывает как, сначала, можно построить разносную рецензию на ту или иную, под руку подвернувшуюся книгу, а потом, на неё же написать прямо противоположную - готовый и законченный мастер-класс по литературной критике, циничной и, по определению, приблизительной.
Вот эта вот неизменность нравов, мотивов и, вырастающих из этого, особенностей журналистской деятельности, шокировала меня больше всего.
Есть, правда, у парижских писак эпохи Бурбонов некоторые зоны деятельности (спекуляция театральными билетами, которые они получают за свои услуги от директоров театров, затем сдавая оптом спекулянтам), которые сегодня кажутся экзотическими, однако, сам модус интереса (книги и театральные постановки), а так же градус кипения страстей выглядят совершенно по-московски.
Конечно, Бальзак использует массу клишированных беллетристических приёмов ("бог из машины", распутывающий хитросплетения финала), стиль его метафорически избыточен (из-за чего кажется чуть устаревшим) и выспрен, однако, фактурная и психологическая вязь настолько убедительна, правдоподобна и увлекательна, что за это легко прощаешь ему некоторые нарративные натяжки.
Так же мне было интересно столкнуться с уже полузабытым приёмом плавного ввода в сюжет (вызванного, вероятно, тем, что "Утраченные иллюзии" - лишь одно из промежуточных звеньев "Человеческой комедии", где как в телесериале одни и те же персонажи переходят из текста в текст).
Современный писатель начинает с места и в карьер показывать события и главного героя внутри них, как бы автоматически, с первой страницы, включая бумажное кино.
Бальзак же очень долго не показывает, но рассказывает, через запятую, вводные обстоятельства, точно пересказывая будущий хронотоп, микшируя переход к актуальному времени рассказа, вдруг, с какого-то места переходя к непосредственному действию в настоящем длительном и включая диалоги.
И, конечно, нынешней текстуальной пластике совершенно несвойственны все его избыточные и затянутые описания людей и интерьеров, призванные заставить читателя увидеть очередного персонажа или место действия.
Но все эти условности переносятся (проглатываются) достаточно легко, ибо, ещё раз скажу, читается роман на одном дыхании, как вещь совершенно современная, из-за чего изыски прозы XIX века начинают казаться сорокинской какой-то стилизацией. Ну, или же пелевинской (если учитывать специфику медийных тёрок).
