Внутрь Рембрандта

Снегопада как такового не видно, но в воздухе подвисает дымка, похожая на материализованную интенцию, отрубающую близлежащие на снеге дома от кирпичного вертикального задника, из-за чего рассвет задержался и закончился, не начавшись.

Зато белые поверхности соседних крыш и соседских грядок стали ещё сливочнее и, до ослепительности зубной боли, белее, являясь источниками дополнительного света сами по себе.

Но не как у Рембрандта, где источник света укутан в луковицу тьмы, а прямо противоположным образом, когда свет - уже всюду, но, тем не менее, движение его прибавления не проходит; становится осязаемее и плотнее, пока не достигает консистенции пломбира, только-только вытащенного из морозилки.

Граница мира, на мягких лапах, подступает всё ближе и ближе к дому, пока в пустых и тихих комнатах мы не остаёмся окончательно одни.

Занавес здесь не про конец, но про начало представления, что точно так же имеет отмеренный срок, подобно любому другому широкоформатному фильму, даже о двух сериях.

Оказаться внутри - всё равно что попасть в центр фотографии, напечатанной ручным способом, с её внутренним дрожанием незримого воздуха, царапинами и выцветающими краями цвета слепого бельма.

Снег пребывает точно морской прибой, шуршащий о морской песок на дне; и вот ты уже внутри даже не фотографии, но бассейна, воздушной акватории, чётко очерченной периметром окна, мимо которого всё время пишутся, зачёркиваются и снова пишутся последние проникновенно лирические январские строки...