Второй том романа Харуки Мураками «1Q84»
Кажется, это самый литературный (литературоцентричный) из романов Мураками, роман о романе, о писательской судьбе и книгоиздательской метафизике.

Один из двух главных героев, Тэнго не только редактирует роман, ставший бестселлером и открывающий ворота в параллельную реальность (на протяжении двух томов он выступает как чистый макгаффин и только в конце второго тома Мураками пересказывает его содержание «близко к тексту»), но и сам пишет (а то и не пишет) собственный роман, который вполне может оказаться «1Q84».

Персонажи здесь, кстати, постоянно апеллируют к русской культуре, цитируя и ссылаясь на Чехова («Остров Сахалин») и Достоевского («Братья Карамазовы») даже, чем на эмблематический роман Оруэлла (смысл его привлечения я пытался понять, пока читал первую часть трилогии), хотя правильнее было бы упоминать Пелевина и Сорокина.

Пелевина – за пристрастие практически всех второстепенных персонажей говорить дзенскими парадоксами, Сорокина – за то, что в финале его "Метели" приходит не Фортинбрас, но китайцы (не японцы, конечно, но близко же), а, главное, за присутствие в «1Q84» невидимых чужих – странного, потустороннего народца Little People, поселающихся то в козах, то в людях и плетущих из воздуха постоянно увеличивающийся в размерах кокон.

Эти Малые поселяются в реальности, паразитируют на человеческих эмоциях и поступках, пытаясь полностью подчинить себе [их] носителя, влияют на биографию, запугивают, устраняя близких (самые слабые звенья сильных людей) или грозя, в собственном бессилии, грозами – если человек способен им противостоять, сопротивляться.

Little People выступают вестниками судьбы, работая через последствия причинно-следственных связей – своими поступками каждый из нас сплетает свой собственный кокон, внутри которого вызревают черные змеи. Именно малые и организуют своими хотениями параллельные реальности, в которые человек попадает как муха в паутину, поэтому нужно всегда (!) отдавать отчёт в том, что ты делаешь.

Короче, ты в ответственности за тех кого приручил, хотя приручать, в первую очередь, нужно самого себя. Особенно когда всё в этом мире связано друг с другом и сплетено в единую систему.

Про первый том романа: http://paslen.livejournal.com/1549701.html

Метафизическая подкладка «1Q84» состоит из слабоалкогольного (как Мураками и любит) коктейля психоанализа и тщательно проработанного юнгианства (две луны в небе, маркирующие существование параллельное реальному, это, конечно, же история про аниму), обломков и обмылков самых разных мифопоэтических систем – от древнегреческой (парки лепетанье, Эдип-царь) до фильмов последнего времени (фикус, единственное живое существо, к которому в первой реальности так трепетно привязана Аомамэ явно позаимствован из «Леона»), ну, и тд.

(Интересно, что переводчик Дмитрий Коваленин оставляет написание Little People на английском языке, что способно развернуть «1Q84» в ещё одну плоскость – геополитическую: если у Сорокина пришельцы, сочащиеся в трещины мироздания и нарушающие привычный ход жизни – китайцы, то для японцев таким судьбоносным вторжением может оказаться влияние западной культуры, плетущей внутри традиционного социума свой собственный пустотный канон-кокон, не зря же герои многих книг Мураками жить не могут без джазовых и симфонических пластинок, не зря им постоянно фиксируются европейские и американские лейблы едва ли не по всей парадигме бытового потребления – от продуктов и алкогольных напитков до одежды…)

Второй том показался мне интереснее и, что ли, плотнее первого, лишь набирающего скорость – здесь есть пара действительно захватывающих (не оторваться) сцен-жемчужин, с которых, как мне кажется, и пошёл завязываться и раздуваться вширь первоначальный замысел-толчок книги.

Самый эффектный эпизод – когда наёмная убийца приходит к своей последней и самой труднодоступной жертве – лидеру религиозной секты, а тот читает её мысли, используя как гаджет для самоубийства (внутри него уже давно живут чужие, используя его для того, чтобы подобрать к рукам всю секту)…

И это никакой не мистицизм, но, скорее, скептицизм, заставляющий Мураками создавать ненаучно-фантастическую систему в духе «правила одного допущения» Братьев Стругацких – они, кстати, точно так же близки духу и букве «1Q84», как Пелевин с Сорокиным (японец и русский – братья навек? Хотя, скорее всего, это случай когда дух веет где хочет), причём не столько этим своим технологическим ноу-хау, сколько желанием использовать беллетристическую матрицу для отвлечённых метафизических формул, выражающихся не только на сюжетном, но и на незримом «купольном» [обобщающем] уровне.

Про скептицизм. Битва с реальностью обязательно проиграна или будет проиграна – отсюда, кажется, такое огромное количество литературных текстов, пытающихся выйти за границы бытовухи с помощью всевозможной инфернальности, фантасмагорий, фантастических допущений и прочих схематических выходов [попыток выхода] вовне.

К сожалению, реальность как таковая не даёт более писателю никакого существенного информационного повода к преодолению мелкоскопичности своего существования, поэтому практически каждый, замахиваясь на эпопею, вынужден прибегать к «богу из махины».

Тут ведь что ещё важно (меня на эту мысль навели некоторые выкладки Джона Рёскина в книги «Камни Венеции»): как не странно, но именно религиозность сознания, вместо того, чтобы вязать и сковывать, давала художнику свободу и лёгкость, ощущение полёта и обилие внутреннего кислорода.

Чем больше веры – тем больше света и простора, простоты преодоления законов гравитации, совершенно уже как-то позабытых человеком нового и, тем более, новейшего времени. И даже уже не реконструируемых: сама физика секулярного текста необратимо меняется, незримо и неосознаваемо уплощаясь на атомарном, что ли, уровне.

Мы не можем по другому, даже не знаем как это делается. Постоянная эмансипация связана с утратой каких-то навыков (помните, как близнецы в «Мери Поппинс» понимали и говорили по-птичьи?), вот почему детская эпистема, особенно после Фройда, воспринимается только через травму. Вот отчего нужен Юнг с его вниманием к архетипическим пластам глубокого залегания.

Вот почему Мураками нужна странная, алексичная девочка, лишённая месячных и культурного опыта: только она и способна создать на новом этапе нечто непохожее на то, что существует сегодня в литературе.

Ну, да, вскрытие приёма здесь – тот самый роман, который написала визионерствущая Фукаэри, дочка лидера секты и который переписал, вслед за ней, Тэнго. Если я уж решил, что это, прежде всего, литературный роман, своеобразное «Восемь с половиной» от японского романиста, то главное здесь – невозможность написать то, что тебе хочется, обречённость на недотянутость первоначального замысла, первородной интенции.

И дело не в том, что Мастеру не хватило (не хватает) мастерства, всё и сложнее и проще: не нужно заходить на территорию Бланшо, чтобы осознать, что существующий текст – всегда компромисс, как любой современный опус, произведённый внутри кокона товарно-денежных отношений.

Связанность всего со всем вяжет по рукам автора и его потребителя, предлагая, в конечном счёте, случайный отблеск и бледную копию того, что могло бы быть.
Все бои с реальностью проиграны, утешительное искусство несовершенно: все мы, и со стороны творца и с воспринимательной стороны, слишком завязаны на бытовой, лишённый метафизического измерения, ритуал. Идёшь ли ты на концерт (дорога в зал, соседи, музыканты), читаешь ли книгу, смотришь ли картины в музее – всё это лишь отдалённые отсветы чего-то настоящего…

То, что Мураками не может дать хотя бы куски книги Фукаэри, сделать «текст в тексте», но лишь меланхолически пересказывает его через Аомаме, и то не сразу, но долго не решаясь это сделать и обнародуя пересказ в конце второго тома, когда читатель уже интонационно убаюкан, говорит о смысле этого текста гораздо больше говорящих человечков и двух лун.





Если кому Мураками не хватило, могу порекомендовать одну русскую книгу, напоминающую «1Q84» как двоюродный брат-близнец, хотя и гораздо меньшую по объёму. В ней тоже есть две параллельно рассказываемые истории, предельно заземлённые в быт, комментирующие друг друга и, в конечном счёте, «выходящие в астрал». Здесь тоже есть поиски и «скука бытия», преодолеваемая с помощью этих поисков, та же меланхолия провинциального (читай, заброшенного) существования и неброский экзистенциальный пафос.

Переклички с «1Q84» случаются, порой, поразительные, хотя автор не имел ввиду Мураками и издал свой текст на пять лет раньше.

Прошёл он, разумеется, незамеченным, потому что автор его не сидит в коконе интернациональной популярности, не является брендом и не выпекает, как заговоренный, для книжного рынка всё новые и новые кирпичики.

В книге этой, правда, нет двух лун и Little People, зато есть вполне секуляризованные ангелы, ну, то есть, это тоже сугубо современное, беллетристическое произведение, похожее на телесериал, поскольку в нём постоянно что-то происходит.

Нужно быть включенным в кокон книгоиздания, чтобы тебя заметили, чтобы ты не писал.