Fondazione Qeriani Stampalia /Фонд Кверини Стампалия
Фонд Квирини Стампалия – это спокойный (взбалтывать, но не смешивать) микс Палаццо Гримани, штаб-квартиры одного из самых древнейших венецианских семейств (интересные подробности их оппозиционной, окраинной жизни выясняются в Википедии), музея Каррер (большая коллекция картин на темы местной жизни с этнографиским бэкграундом, среди которых выделяется большая подборка картин Лонги – с ним дружил один из Кверини, и подборка картин Габриеля Белла (1730 – 1799), посвящённых видам и важным историческим событиям в жизни города, а так же Ка-Реццонико (коллекции и сам строй оформления покоев принадлежит XVIII веку и является материальным и ментальным памятником конкретной эпохи).

Итак: дано – красивое палаццо с более чем скромной коллекцией живописи с одним безусловным шедевром («Введение в храм» Джованни Беллини) и разномастным набором среднестатистической венецианской живописи; бесплатная богатая библиотека, открытая до 12-ти ночи, куда войти может каждый желающий (на себе проверял) и ощущение бурлящей внутри жизни.

Его ФКС обеспечивает «студенческая молодёжь», достаточно плотно заполнившая все читательские залы второго этажа (искусство располагается на третьем) и невысокая, но достаточно подробная живопись Пьетро Лонги (слишком тёмная) и Беллы.

А так же тактичная реновация начинки, выполненная известным модернистом Карло Скарпой и коснувшаяся, в основном, цокольного этажа, отныне закованного в мраморные латы с желобами для нечаянной канальной воды.
Мимо, кстати, скользят гондолы (ажурные ворота вестибюля открыты прямо в канал), в маленьком, «почти японском» садике темно от густой, ползучей зелени…




«Вход» на Яндекс.Фотках
Структура третьего этажа похоже на то, как устроены другие палаццо – поднимаешься по лестнице и попадаешь в просторную, во всю ширину, залу, из которой в разные стороны разбегаются галереи.

Левая – с картинной галереей, правая – с личными покоями, забитыми мебелью, посудой и, опять же, камерной живописью (Тьеполо-младший в будуаре, «Семь грехов» Лонги, заказанных непосредственно автору, в спальне).

Мраморные полы, барочные бюсты, картины, деревянные резные панели, обязательный овал плафона на потолке, большая люстра…

Но впечатления «вот жили же люди» не возникает: это не бытовой мемориал, но реконструкция, подчищенная музейщиками и достаточно условная.

Прохладная, с равномерной расстановкой предметов, учитывающих зрительское восприятие.

Небольшие художественные коллекции, имеющие минимальные возможности для выставочной ротации и заполнения лакун, минусы свои выставляют особенностями подачи, тщательно расставленными акцентами, как бы позволяющими микшировать недостатки.

Это же почти театр, создание выигрышных эффектов и обманок.

Хорошо, что не на пустом месте.


«Входная группа Кверини Стампания» на Яндекс.Фотках

В первом же, вводном, зале стоит одиноко на подрамнике «Введение в храм» Беллини, хрупкая, горизонтальная композиция с личинкой Спасителя в центре и внимательными людьми вокруг.

Один из них (крайний справа) смотрит тебе прямо в глаза, куда бы ты не отклонялся.

Несколько следующих залов можно пропустить практически в полном составе: они состоят примерно из того же продукта, что и третий этаж Ка-Реццонико, только здесь все эти третьестепенные художники выглядят ещё пожиже.

Ну, и ладно. Стоит посетителю заскучать, как ему подворачивается зал с сорока небольшими, почти миниатюрными бытовыми зарисовками Лонги: начинается «основная» часть галереи, посвящённая уже нравам венецейским.

Похожий зал есть, опять же в Ка-Реццонико – с такими же потемневшими, прокопченными слюдяными плёнками, впитывающими в себя чужое внимание.

В следующем зале – уже четыре десятка больших городских пейзажа Габриеля Белла, художника не очень сильного, но внимательного и зело памятливого.

На картинах, повешенных встык друг к дружке в беллиниевской тщательности показаны места, которые,хм, не слишком уж и изменились с тех времён.

Заккария, Сан-Марко в разных ракурсах, видах и временах года, праздничный парад у Салюты (он ожидает нас вместе с пантонным мостом через Гранд-Канал 21 ноября), Площадь Санти-Джованни-э-Паола, «снятая» с высоты птичьего полёта из точки зависания над шумным баром напротив, Скуола и Церковь Сан-Рокко, другие какие-то узнаваемые места.

Вот что важно: у Беллини и Карпаччо, висящих в Академии, взяты те же виды и те же ракурсы, но большой художник, парадоксальным образом, сильнее других завязан на собственном времени.

Хроникёр схватывает типическое, обобщая (подкругляя) всё прочее, подлинный художник, выходя во вневременной коридор вечности берёт с собой всё своё: «если что-то я забуду вряд ли звёзды примут нас…»

Не все картины Белла поместились в этом зале, четыре вынесены в узкий коридор, возвращающий к входу и там обязательно нужно посмотреть предпоследнюю картину с лагуной, покрытой льдом: не каналы замёрзли, но вся лагуна, показанная со стороны Сан-Микеле, куда я, по странному совпадению, сегодня плавал на кораблике.

Возле «Новой набережной», совсем в малоголландском духе, кувыркаются и разъезжаются десятки человеческих фигурок.

Почему-то больше всего не везёт монахам в чёрных рясах.

Неожиданный сюжет обращает на себя внимание, а дальше подключается аналитическая аппаратура и вот ты уже думаешь, что, может быть, Белл, в пиках своих, выходил не таким уж плохим?

Впрочем, какая разница, если цель твоя – не получение эстетического удовольствия, но создание умозрительной плотности впечатления, которое, в конечном счёте, должно загустеть до такого состояния, когда его можно начинать резать на ломти.

Тем более, что чистое художественное наслаждение, кажется, невозможно, ни в поездке, ни, тем более, дома: и там, и там «грехи в рай не пускают» - слишком уж много накапливается извне привнесённого.

Искусство, какой бы бронебойной силы оно не казалось, пробить такие стены не способно и мы довольствуемся даже не суррогатом, но чем-то иным – ментальным фотографированием, принятием к сведению, расстановкой галочек.

Впечатление состоит не из феноменологического акта «разгадки» смысла и транслируемых нам интенций, но воспринимательского слалома, постоянно отклоняющегося в разные стороны (да ему только волю дай!).

За восприятие и, тем более, впечатление, чаще всего, мы и принимаем вот эти самые плавные виражи влево и вправо, вверх и вниз.

С другой стороны, именно отвлекаловки и обеспечивают нам «функционирование красоты», что невозможна без помех в трансляции.

Красота рождается из додумывания и догадывания, которые оказываются особым видом присвоения изобразительной (и не только) информации.

Все эти техники и технологии оказываются особенно наглядны вот в таких необязательных институциях, не способных скрыть расчетных механизмов смыслообразования – следишь за кураторской мыслью и это подглядывание накладывается на твои собственные внутренние перемещения, которым, конечно же, в обязательном порядке нужны дрова.

Слишком много дров, чтобы скольжение по замёрзшей ледяной поверхности внимания выходило, если всё сложится правильно, безупречным.