Генри В. Мортон "От Милана до Рима (Прогулки по Северной Италии)"
Все травелоги, подобно несчастливым семьям, оказываются слепками с личности своих авторов и, оттого, значительно разнятся.

Хотя Генри В. Мортон совершает классический гран-тур, спускаясь с милого севера в сторону южную и посещая традиционные исторические и, реже, культурные центры, «Прогулки по Северной Италии» его весьма отличаются от аналогичных записок других путешественников.

Хотя бы оттого, что из многочисленного «списка кораблей», Мортоновский, осуществлённый в 50-х годах ХХ века, наиболее близок к нам по времени, а, значит, и по мироощущению.

Хотя и принадлежит предыдущим, «цельным», здоровым и невредимым эпохам (теперь так не пишут, и, можно сказать, не чувствуют).

Важно так же, что Мортон – англичанин, интересующийся историей собственной страны; книги итальянских путешествий он делает уже после того, как написаны «В поисках Англии» (а так же подробные «жизнеописания Лондона, Шотландии, Ирландии, Уэльса) и многочисленные «паломнические» травелоги («По стопам Учителя», «По следам Святого Павла», «Женщины Библии», «В поисках Святой Земли» и много чего ещё).

Поэтому каждая из остановок пристально изучается на предмет английского вмешательства или влияния (английские студенты в Падуе и Болонье, английские поэты и писатели в Венеции и Флоренции, английские же коммьюнити и отдельные путешественники из Англии в Милане и во Флоренции), с помощью изучения книг и архивов.

Другой интерес Мортона, практически не интересующегося искусством и посещению музеев предпочитающего экскурсии к мощам святых в криптах, подвалах и склепах, это всевозможные католические реликвии, артефакты и обряды.

Мортон любит историю и обладает богатым воображением постоянно любопытствующего человека; посещая различные средневековые города, он попутно заезжает на фабрики по производству сыра и ветчины (в Парме), посещает сельскохозяйственные угодья (ферму кондотьера Коллеони возле Бергамо) и промышленные производства (в Ферраре); постоянно разговаривает с местным населением , пытаясь понять «итальянский характер», впрочем, меняющийся от области к области, а так же описывает многочисленных туристов, так как он и сам принадлежит к этой разновидности человечества.

То есть, всё, что Мортон описывает в своих книгах, прежде всего, интересно ему самому и является неотчуждаемыми свойствами его личности, что, в общем-то, нормально. И вполне естественно.


Главные пунктумы его нутряной программы зафиксированы в двух приложениях, помещённых после основного текста книги, заканчивающейся после посещения гробницы Святого Франциска в Ассизи по дороге в Рим.

Это, во-первых, «репортаж» (всё-таки, по «первой» своей профессии Мортон был репортёром, прославившимся репортажами о вскрытии египетских пирамид) с церемонии выноса («подъёма») свечей в небольшом Губбио, и, во-вторых, список семейств, правивших Итальянскими княжествами в Средние Века и во времена Возрождения – от миланцев Сфорца и Висконти до флорентийских Медичи и феррарских д’Эсте.

Книга Мортона стартует в Милане – от мощей Святого Амвросия и обращения Блаженного Августина и заканчивается песнями во славу Франциска Ассизского.

Между этими крайними точками – путешествие, которое лишь поначалу кажется спонтанным и мало продуманным.

Логика его проступает постепенно – по мере продвижения вглубь Ломбардии и Венето (описания Венеции меня не впечатлили, достаточно проходные и поверхностные), с постепенным опусканием к югу.

Мортон весьма хорошо подготовился к поездке: на каждую остановку у него припасён рассказ из исторических хроник или экскурс в династические приключения.

Он и не скрывает, что многое из рассказанного в книге почёрпнуто с утилитарной задачей сообщить своей книге глубину и объём (часть «использованной литературы» перечислена в приложении).

Подсев на очередного рассказчика (особенно эффектны, скажем, обстоятельства ареста и казни Муссолини, которые Мортон описывает, путешествуя по Ломбардии и сочетая сразу несколько актуальных для него исследований), автор становится особенно спокоен и гладок; швы между его личными ощущениями и подсказками, позаимствованными из чужих книг отсутствуют, что и создаёт травелогу «ощущение пути», в котором чего только не увидишь и о чём только не подумаешь…

(Хотя важно и то, что хронотоп протяжённости работает не только с помощью «чужих историй», но и описаниями «промежуточных» мелочей, вроде гостиничных номеров, меню особенно запомнившихся обедов) или посещения парикмахерской).

Другую часть сведений Мортон добывает по ходу движения от города к городу, посещая архивы и библиотеки (состоянием и содержанием которых он не перестаёт удивляться).

При том, что осматривает он весьма ценные раритеты, особенного погружения в фонды описание этих посещений не обнаруживает: Мортон пользуется книгами и рукописями, доступными (в силу своей важности и эксклюзивности) любому заинтересованному туристу.

Другое дело, что всё, что выглядит как случайность («мне показали то-то и то-то…» или «архивист меня встретил и провёл на галерею…») требует тщательной и детальной предварительной подготовки – списыванья, рекомендательных писем, разрешений, согласований и т.д.

Судя по тому с каким вниманием Мортона принимают в самых разных институциях и городах, он позиционирует себя профессиональным путешественником, сочиняющим соответствующие книги: личный интерес, таким образом, закрепляется в особом статусе и превращается в «пригласительный билет».

Мортон путешествует озадаченный и «с заботой» (как бы показывая нам, что для путешествия важна некоторая одержимость или, ну, хотя бы, увлечённость, подпитываемая и дополняемая по ходу движения), что и даёт ему «право» на некоторую особость.

В Равенне он перемолвился с двумя англичанками, только что приехавшими из Венеции и направляющимися во Флоренцию. Их, без видимого осуждения, Мортон приводит как пример самого что ни на есть поверхностного путешествия:

«Две из них, обе англичанки, сели за мой стол и спросили, что следует посмотреть в Равенне. Город им, на первый взгляд, приглянулся; приятное, чистенькое место. В Венеции им не понравился запах, жаль что по Большому каналу плавает столько капустных листьев. А как во Флоренции? Чисто? Они взглянули на наручные часы. Во Флоренцию они успеют к чаю. Кстати, там пьют чай? Обе дамы мне понравились, и я позавидовал их способности беззаботно перемещаться по Италии. Видимо, они не слышали голосов из глубины веков, не ощущали прикосновения призрачных пальцев. Две приятные разумные женщины, свободные от прошлого…»

Оказывается, Гран-тур обязан быть результативным: или ты проникаешься «прошлым» и его «прикосновениями», или ты пишешь об этом текст. А лучше всего – и то, и другое.

В Сиене, при посещении дома Святой Екатерины, Мортон замечает: «Будучи человеком земным, я чувствовал, что соприкоснулся с чем-то непостижимым, и в то же время испытывал странный восторг, словно стоял рядом с мощным источником божественной силы на пороге постижения тайны...»

Любое новое место таинственно и требует понимания, а результат (обязательная результативность) отрицает важнейшую составляющую путешествия, которое, ведь, является ещё и просто частью (фрагментом) «просто» жизни, которую ты проживаешь в пути.

Но ещё неизвестно что важнее – уподобить паломничество посещению «образовательных институций», дающих новые знания или же попросту жить в дороге так, как ты существуешь обычно – в своём привычном режиме, не оставляющем особых следов и как бы практически невидимом со стороны.

Два разных подхода, зависящих от темперамента туриста и его жизненной философии, хотя только первый и может вызывать интерес со стороны – как некий, постоянно развивающийся и становящийся процесс «достижения цели», за которым любопытно наблюдать.

Возможно, русскоязычному читателю просто не повезло с переводом, но избыток канцеляритов и тяжеловесных оборотов, наложенный на специфику беглого осмотра (раскрываемого с помощью «прочитанной литературы»), выказывает человека подвижного и живого, но при том, ограниченного эмпирикой конкретных впечатлений.

С одной стороны, Мортон обладает прекрасной фантазией, позволяющей оживлять меланхолию голых стен и мёртвых костей картинами их буйного «прижизненного» существования (и именно это свойство его ума помогает сделаться его многочисленным, слегка механически написанным книгам интернациональными лонгселлерами), но, с другой, все эти грёзы выглядят не вневременными сюжетами, а костюмными, несколько тяжеловесными фильмами, снятыми в конкретный историко-эстетический период. Сразу после войны и в чёрно-белом раскрасе.

Искусство волнует Мортона когда оно помогает ему раскрасить эти чёрно-белые дримсы или оказывается проявлением «гения места».
Описывая флорентийские или Ассизские фрески, он рассказывает не столько про «художественные особенности их», сколько про сюжеты и то, что следует из этих сюжетов.

Не являясь путеводителем (что нам Гекуба чужого сна?), книга Мортона – набор эскизов для составления своего собственного расписания. Хотя с ней есть одна сложность: на бумаге она тяжела (тем более, если берёшь с собой и другие путеводители), а в букридере неудобна для листания (и нахождения конкретных мест).

Оглавление в моем файле отсутствует, поэтому, на всякий случай, выписываю сюда маршрут, по которому Мортон ехал из Милана в Рим.







ЛАМБАРДИЯ. Милан. Павия. Чертоза. Озёра Лаго-Маджоре и Изолла-Белла, Комо. Горгонцола. Бергамо. Сан-Пеллегрино, Кремона. Мантуя. Саббионета. Озёра Гарда и Сирмоне.

ЭМИЛИЯ-РОМАНЬЯ. Парма. Пьяченца. Модена. Болонья. Римини (и Рубикон). Равенна. Феррара.

7. ВЕНЕТО. Верона. Виченца (Театр Олимпико). Падуя (Университет и базилика Св. Антония). 8-9. Венеция (Сан-Марко, «Флориан», дворец Дожей, Гондола. Палаццо Байрона. Немецкое подворье. Арсенал. Беллини и Карпаччо. Тициан и Аретино.). Мурано. Торчелло.

ТОСКАНА. 10. Флоренция (Понте Веккьо, Медичи, сады Боболи. 11. Сан-Джиминьяно. Сиена. Ареццо. Монастыри Лаверна и Камальдулы., где Франциск принял стигматы. Монтерки и Сансеполькро, связанные с Пьетро делла Франческа. Ангьяри. Поппи. Казентино. Карда. Капрессе (родина Микеланджело).

12. УМБРИЯ. Кортона. Перуджа. Губбио. Ассизи. Воды Клитумна.