| [ |
music |
| |
22-ая, Светланов, ГАСО |
] |
для оркестра парного состава (три трубы)
Ещё одна одночастная (частей три, но исполняются они без перерыва, обеспечивая цельность нарратива) начинается тяжёлой, траурной поступью; грусть сероглазым шлейфом стелется по ампирным завиткам и деталям убранства, сливаясь, втекая в главную тему, неторопливую, но и не медленную, аккуратно вальсирующую между нагромождённой мебели, сгруженной перед расставанием.
Предчувствия его не обманули: Двадцать вторая, готовая к началу ноября 1941 года, оказывается первым опусом, посвящённым Великой Отечественной (Седьмая Шостаковича появится на две месяца позже), иллюстративным, легко читаемым кино, в котором сложности предвоенного существования отступают (отползают) перед тотальным нашествием внешних, вражеских сил.
Война начинается завыванием валторн и бегом скрипичных придорожных столбов, утыкающихся в полную неизвестность. Усиливаются духовые, встающие на дыбы по бокам большой, столбовой дороги.
Нижний регистр удваивает давление на смычковые вершки; песенное раздолье прибивает к расползшейся земле точно дождём, точно током. Сила судьбы. Эх, ты, удаль молодецкая. Мелькают вёрсты. Между тем, враги не дремлют, продвигаясь вглубь страны. Между тем, робкий, дрожащий вальсок, подхваченный ветром и пылью (пусть я с вами совсем незнаком, и далёко отсюда мой дом), малеровскими утяжелениями, нет-нет, да доносит запахи мирной жизни.
Судьба-судьбинушка. Но гаснет краткий день. Новый озарён то ли эхом расширяющейся войны, то ли зарницами новой жизни, которая обязательно восстанет из пепла – советскому искусству обязательно нужно быть оптимистичным и верить в будущее.
( внутреннее кино, двадцать вторая серия сериала )
|
