Новый Вавилон -- Day [entries|friends|calendar]
Paslen/Proust

[ website | My Website ]
[ userinfo | livejournal userinfo ]
[ calendar | livejournal calendar ]

Три грации [10 Aug 2011|01:19am]

Если пытаться типизировать современные характеры, блуждающие в потемках кардинально изменившегося социума, то в глаза особенно отчётливо бросаются различия, организующие себя вокруг отношения ко времени: одни горой стоят за комфорт привычных, но уже отживших правил, другие, обгоняя собственную тень, увешенные гроздями гаджетов, устремлены в будущее с его размытыми моральными принципами. Большинство же колеблется в выборе и никак не может определиться, впадая то в ступор, то в лихорадку лихоманки, со всеми вытекающими.

Таков и наш персонаж, которого автор пишет до какой-то степени с себя, однако, чем дальше в сосновый бор, где на берегу холодного и глубокого озера притаился небольшой курорт с претензией на элитарность, тем сильнее расхождение между реальностью и вымыслом. В самом деле, зачем читателю исповедь? Читателю нужнее всего условность, похожая на правду и, оттого, оказывающаяся правдоподобнее того, что есть на самом деле.

Вряд ли сочинитель способен приписать себя к тому или иному типу (анализировать систему можно находясь только вне этой системы), тем не менее, сравнивая свои чувства и эмоции с чужими, такой автор вполне в состоянии проводить аналогии и сравнения, которые и будут в нашем случае исполнять роль той самой типизации, которой всегда так гордилась русская литература.

В наведении этих психологических мостов, сшивающих разные судьбы (современный человек человеку давно марсианин) и кроется тайная задача этой интриги
post comment

Дневник Эдмона Гонкура. Выписки [10 Aug 2011|02:12pm]

Дерзкое »наплевать», сказанное общественному мнению, - мужество, редко проявляемое писателем или художником, и, однако, только тому, кто им наделён, дано создать подлинно своеобразное произведение…»
Стр. 271

В лёгкости, с какой создаётся произведение, нет ничего необычайного, если то, что создано писателем, не содержит ни единой мысли, ни единого выражения, словом, ничего, что принадлежало бы ему лично…
Стр. 337

Не удар, не полное поражение мозга страшнее всего для человека литературного труда, но тихое слабоумие, постепенное потухание его таланта…
Стр. 268

Перед тем как написать стилистически выразительный кусок текста, теперь мне нужно как-то взвинтиться, настроиться, полюбовавшись красочными произведениями искусства, скажем, японской вышивкой. Но как только привёл себя в состояние умственного опьянения, надо избегать смотреть на них, - тогда они уже отвлекают, мешают сосредоточиться. Недавно я два-три дня не позволял себе любоваться только что купленной вещицей…
Стр. 268

«Выразить то, чего я нигде ещё не находил в современной литературе, - лихорадочный трепет жизни XIX века, притом донести его до читателя не застывшим, не замороженным, - вот в чём состояло наше великое дерзание…»
Стр. 275 – 276

«Решительно, слово «роман» уже не определяет создаваемые нами книги. Мне хотелось бы нового названия, которое я тщетно ищу, - в него, возможно, стоило бы внести слово «Истории», во множественном числе, с эпитетом ad hoc, но в нём, в эпитете, как раз и загвоздка…Нет, чтобы определить роман XIX века, нужно совсем особое слово…
Стр. 316

и ещё важное )
post comment

Карандаши [10 Aug 2011|04:00pm]
2 comments|post comment

Как если пелена пала [10 Aug 2011|04:57pm]

Солнечный свет, льющийся на нас потоком оливкового масла [вирджин, холодного отжима] - апофеоз естественности: луч, отсвет и тень от луча, привольно раскинувшись в пространстве, ложатся туда, куда ложатся, без поиска какой бы то ни было альтернативы.

Современному автору хуже - с одной, стороны, он зажат [коммерческой] самоцензурой, выражаемой в фантомном ощущении массового читателя, коему непременно нужно угодить; с другой, такое романтически настроенное существо пребывает в массе самообманов, присущих даже самым проницательным из нас - де, когда дело касается других и когда дело касается нас самих - две большие разницы (совсем как в ощущении смерти, которая почти всегда, за исключением одного отчаянного случая) приходит не за нами.

Помню, как меня поразила фраза Розанова, вырвавшаяся из него, наблюдающего толпу на Тверском бульваре (почему это московские бульвары мне всегда хотелось обозвать малыми?): "Неужели же все они умрут?"
Однако, в отличие от смерти, литература знает массу исключений из правил, что позволяет надежде хотя бы теплится.

Да только я не хочу зависеть в своём движении от зыбкости веры и надежды, предпочитая не заводить иллюзий - ну, какой, в самом деле, массовый читатель?!
Разве нынешняя литераторская деятельность, убивающаяся соединять интеллектуальность и рынок (де, почему у мало талантливых ремесленников выходит, а у нас, изощрённых Интеллектуал Интеллектуалычей нет?!), не доказала со всей очевидностью, что сочетание практически невозможно и, оттого, нужно писать так, как хочется, как вдохновение на душу положит...

...что и есть самое сложное: обслужить более чем конкретного и осязаемого себя, а не условный конструкт под названием "идеальный читатель", ведь заботиться о других, близких или же, тем более, недалёких далёких, много проще и естественнее, нежели сосредоточиться на Центре Мира, который свербит к тебя внутри где-нибудь в районе пупка.
post comment

Симфонические этюды [10 Aug 2011|10:42pm]
[ music | Шуберт "Симфонические этюды", Лев Оборин ]


Весь день слушал шубертовские «Симфонические этюды» в трактовках разных исполнителей, давно хотел провести подобный эксперимент, да случай всё не представлялся.
Но поскольку я подолгу сидел на комплекте фортепианного Шуберта, записанного Ашкенази, мне показалось, что текст уже настолько плотно сидит в голове, что можно начинать сравнить.

Волей жребия первым слушал Плетнёва и поразился тому, насколько экзальтированно, против своей обычной дирижёрской манеры, Плетнёв играет – захлёбываясь, булькая рукой сопровождения, при этом выделяя серебренную россыпь правой руки, синкопируя и сдвигая акценты с привычных мне, затверженных на примере Ашкенази.

Плетнёв что-то распрямлял, что-то комкал, уводя в тень точно так же, как сейчас это играет Рихтер, делающий акценты на каких-то своих мысле-чувствах, где-то минимизируя стыки, а где-то, напротив, всячески подчёркивая свой монтажный принцип.
Ощущение риторичности и дидактичности, некоторой форсированности позы и своих чувств обеспечивается Рихтером за счёт создания какого-то своего собственного внутреннего (дополнительного, что ли), ритма, вяжущего отдельные звуки прозрачной золотистой слюной в какую-то новую цельность, в новое единство.

Раньше Ашкенази меня устраивал своей объективностью и чёткостью, ровностью распределения смысла, отсутствием кружева и суеты, отстранённостью, однако, теперь я чувствую в исполнении его внутреннее малокровие, водянистость.
Возможно, я перебрал слишком много акцентуаций, из-за чего ровный и объективированный (демократический по отношению ко всем нотам) подход кажется мне каким-то недостаточным.

С записью Сафроницкого мне не повезло (она оказалась низкого качества) и я стал слушать Маурицио Поллини, которого из всех представленных, единственного, слушал живьём – на его московском концерте в Зале Чайковского.
Поллини, как мне теперь показалось, пытался и пытается выдать более-менее объективную стенограмму, более даже похожую на кардиограмму, того что играется.
Когда оно как бы не проживается, а наблюдается со стороны, хотя, на самом деле, конечно же, проживается, просто куда важнее маска сдержанности и джентельменства, приученного держать эмоции при себе.

Кемпф, Кисин, Корто, Гилельс и др )

4 comments|post comment

navigation
[ viewing | August 10th, 2011 ]
[ go | previous day|next day ]