Правильный Тон
Странно не писать, а не пишется, мельтешенье какое-то и чем дольше не пишешь, тем труднее вернуться, любые занятия любят систему. Системность.
Добро пожаловать на экспозицию этой недели. В зале понедельника размещено всего несколько экспонатов - два сна, три газеты, четыре смски, несколько серий любимого сериала. Окончание колонки, редактура другой колонки. Отчаянное солнце, тепло, заставляющее вспомнить о тепле, об августовском курорте. Дороги и улицы приятно расчищаются. Тот случай, когда зачистки приветствуются всеми. Гороскоп не сулит ничего хорошего или плохого, что ж, будем смотреть на прогноз погоды, он весной вполне может заменить нам гороскопы.

Перейдём в сосединий зал вторника. Здесь пусто и светло, солнечный свет (не такой острый, как вчера, вчерашний был витражный, а нынешний винтажный, рассеянный), несколько разговоров по телефону, заочные светские обязанности - Люся (пишет), Света (болеет), две газеты, один журнал. Один звонок, один журнал. Никаких снов, бодрый подъём из-за телефонного звонка, это как с берега в карьер, в горячую воду - к работе, к компу. Один автор бушует по поводу колонки Топорова про Аксенова (де, я с ним на одной полосе писАть не сяду), другой присылает второй вариант текста к столетию Беккета, у Светы неприятности из-за моего интервью по поводу Петросяна (кто-нибудь смотрел "Деликатесы в ночь с пятницы на субботу?) В ночь с пятницы на субботу прогуливались с Дмитрием Александровичем, Дмитрий Александрович непривычно сильно хромал, оправдываясь: "Это же не я хромаю, это она (показывает на ногу) хромает..."

Экспозиция среды пока закрыта на реконструкцию. Ждем погоды (море плещется за ближайшими девятиэтажками). Затяжная весна вполне окупается затяжной осенью, которая была редкостно как хороша, но кто-нибудь еще помнит ли об этом? Театр погоды существует как музыка или театр только здесь и сейчас, отшумев, поднимается под колосняки, списыается с глаз долой и из сердца вон, а ней помнят только сторожилы (то есть, те кто живут в сторожках и что-то сторожат такое). Между тем, лёгкость в членах необыкновенная и ничем другим, как весной это не объясняется. Вот ты просыпаешься, встаешь, ходишь по своим делам, а день всё не кончается, не торопится закруглиться: разве ж не чудо?! Ты, казалось бы, сделал уже всё намеченное и отложил всё то, что можно отложить, а он всё длится и длится, любезный.

Отвечаю тебе на письма, вижу тебя в аське, даже с закрытыми глазами говорю с тобой. С крыш ещё капает, но это не на долго, достаточно пары дней и эта неделя будет выглядеть как экспозиция фотобиеннале - белые стены и евроремонт обязательны. В пятницу подвезут новый шкаф-купе, дальше сделаем настоящий писательский стол, холодильник мы уже передвинули - кстати, на новом месте он мгновенно потерял несколько кг своей первородной значимости: еда должна быть свежей и сырой, сырой и свежей. И так практически до конца апреля. Кажется, в воскресение мы пошли на Броссаи, оказались в ливанском кафе, где счёт в уе, ели лепешки, потом дома ругались (это как оставить на белой стене след от внезапной подошвы, когда чирк, и след), зачем? В пятницу вечером задружил с Трахтенбергом, оказавшимся милым малым, вменяемым и грустным, ему тут неуютно в вашей Москве, никто его не понимает и одиноко. Среди десятков гостей он (и его жена) единственные сняли обувь. Многие снова пишут и думаю о ЖЖ. Закономерность тут одна: как всё то, что БОЛЬШЕ тебя, рефлексия о ЖЖ оказывается серией автопортретов, на нас на всех опять надеты коричневые очки, Кант смотрит на нас, Бодрийар шумит в нашем сердце. Плюс Шабуров, неожиданно прорезавшийся со своей текстуальной активностью. Плюс Манцов, задержавший колонку на пару дней. Так и вращаемся вокруг монитора, так и крутимся по пустым комнатам в поисках сквозняков и новых впечатлений, не успевая перемолоть старые.

Извините, если кого обидел (с)