Дело о похоти
Дело в том, что похоть умозрительна, совершенно же надуманное дело, мозговая грыжа. При столкновении с реальностью, похоть сдувается, съёживается до размеров желания. Это же совершенно фантазийная плоскость, не обладающая границами (границы имеет лишь твоё собственное воображение), несущаяся вперёд без какого бы то ни было осуществления и разбивающаяся о то, что есть. «Похоть» происходит от «похотеть», Даль трактует её как «прихоть, причуда, произвол»… Произвол моей причуды заканчивается там, где в права вступает конкретика и особенности этой конкретики.

Производные от похоти более конкретны («похотливый» это «сладострастный, чувственный, плотских наклонностей», «похотник» это «желающий запрещённого», ««похотствовать»» или «поохотничать» - это « «поблажать грубым, чувственным страстям своим, плотскому возжделению»), тогда как сама похоть очень даже неконкретна, бесцветная как вода и оказывается чем-то вроде интенции. Сама похоть фантомна, в смысле выкликания фантомов, фантомных корчей по несуществующему и недостижимому, ибо когда возникает возможность осуществления желания, похоть сдувается.

Именно поэтому похоть так многократно обостряется в сети, взращенная недостижимостью и недоступностью, она, подогреваемая желанием, цепляется за подкидываемые дровишки (из сумрачного леса вестимо), обращаясь на саму себя, на свою внутреннюю, имманентную логику, распаляясь от этого ещё сильнее. Отрываясь от компьютера, возвращаясь из мира иного в мир этот, ты снова становишься собой, река чувств, вышедшая было из берегов, возвращается к привычному руслу. В памяти остаётся горсть пепла от пережитой страсти, в сущности, полой и пустой, с какой стороны на неё не посмотришь.