| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Бес фот На круглый стол, посвящённый, как написали организаторы, "роли русского писателя в XXI веке" я опоздал, так как Семён Мирский назначил мне встречу в кафе. Мы проговорили с ним больше предполагавшегося времени, так как сильно увлеклись: говорили о самом главном. Мы редко видимся и каждую встречу Семён, один из самых интересных и губоких людей, с которыми мне доводилось встречаться, использует для того, чтобы поддержать своих авторов, не только, между прочим, меня. Мирский влияет благостно и благотворно, после его рассуждений открывается ощущение перспективы и хочется тут же побежать за компьютер и написать нечто шедевральное. Поэтому, когда я забежал в зал "Лев Толстой" круглый стол набирал обороты. Касимов, Геласимов, Сахновский и Курков рассказывали о своих методах работы и о том, какой они видят современную русскую литературу, но для начала каждый рассказал немного о себе. Поскольку я опоздал и не знал регламента и тона, то тут же, с места и в карьер, начал громоздить что-то глобальное и обобщающее, так как на новенького микрофон сунули мне. Так мы и кружили, вокруг да около, рассказывая о своих взаимоотношениях и действительностью, и, значит, о своём "творческом методе". Французы реагировали бурно и, после окончания круглого стола, окружили каждого писателя с просьбой подписать книжки. Франсуа, который торговал нашими сочинениями, привёз не только мой галлимаровский томик, но и, что было особенно приятно, астрелевскую книжку "Ангелы на первом месте", которую продал с лёту. Все экземпляры, уж не знаю, сколько их там было. Но подходили, в основном, с книжкой белого цвета, которую кроме красной рамочки ничего не украшает. Мне было приятно, что среди прочих, подошла девушка из Чердачинска, которая уже прочитала "Ангелов" и сильно радовалась, что вот, наконец, появилась книжка о её родном городе. Кроме разных других людей ко мне подошла переводчица нашей с Митей Курляндским книжке о музыке (Митя, привет!), которая в шутку пожаловалась, как же трудно ей было переводить наши интеллектуально замороченные пассажи. Но я её уже почти не слушал, так как на Гобеленах меня уже ждали господа Лебедев и Панов, с которыми мы и пошли в "Купол", а затем в пивной ресторан, есть мидий. Это сейчас за моим окном снегопад и мокрые хлопья заштриховывают вид на город, а когда мы гуляли было тихо и тепло, мы ходили по Монпарнассу, по бульвару Распай и мимо гостиницы "Истрия" (Вадька, привет) и, показывая на большие окна художественных мастерских в ар-декошных многоквартирниках, Лебёдушка через слово вспоминал Блока. Вообще, нужно сказать, что плотность литературных разговоров (настоящих, причём, а не квази интеллектуальных) с цитатами, аллюзиями и ременисценциями, в Париже необычайная. В Москве про такой модус и накал уже давно забыли, а здесь оно то ли законсервировалось, то ли нагуляло аппетит, но, кажется, я уже давно столько не говорил о литературе. Именно о литературе, а не издательских отношениях и обстоятельствах литературного быта. И это немного странно. Нужно ли говорить, что через некоторое время мы оказались в легендарном магазине "Шекспир и компания", где Лебедев, усадив меня за антикварный стол, попросил сформулировать семь тезисов о русской литературе постиндустриального времени. Что я перечислил? Свобода и независимость, современность и актуальность, открытость и интерактивность, адекватность и вменяемость. Может быть, подвижность. И ещё нужно было добавить новаторство? Спасибо Андрею, что заставил сгруппироваться и сформулировать. Сформулировав черты новой литературы, в дебатах и воспоминаниях о друзьях-товарищах, мы отправились дальше, мимо Нотр Дама, сад которого был уже закрыт и поэтому, Олег, я не смог посмотреть остались ли там яблоки на ветках. Ну, представьте, десять часов вечера, рекламное освещение, блики на воде, полная луна на голом небе и мы, медленно продвигающиеся на север к каналам и шлюзам. Мы ведь дошли до Сталинграда, где я распрощался с северянами и поехал по своей лиловой ветке номер семь к себе на крайний юг. Юго-восток, с тем, чтобы распрощавшись наутро с Андреями, Игорем и Женькой пойти уже своим, отдельным, парижским путём. И, если получится, попробовать вернуться в Лувр. ![]() |
||||||||||||||
![]() |
![]() |