|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-04-03 03:40:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Дневник читателя. А. Иванов, В. Сорокин
Проглотил одну за другой две свежие совсем книги. Сначала роман Андрея Иванова из Таллина "Путешествие Ханумана на Лолланд" и "Метель" Владимира Сорокина, про которую автор высказался в том духе, что она крайне герметичная. Поймал себя на ожидании чего-то непредсказуемого: любой плотный современный текст может поворотить в любую сторону - пространство ожидания наполнено повышенными семиотическими надеждами, которые оба раза не сбываются.
Иванов с первого абзаца погружает читателя в агрессивное, метаметафорическое письмо, которое хочется прочитать как к преамбулу к чему-то иному - если уж затеяно такое густое вещество, то ради чего оно? Ну, то есть, существует некая предварительная конвенция, сговор между читателем и писателем, который если что-то и громоздит, то не просто так, а во имя чего-то. Вот это самое "во имя" и ждёшь, выглядывая во все окошки.
Вот ждёшь и ждёшь, что вдруг события начнут сыпаться как из рога изобилия и начнётся какая-нибудь фантастическая или фантасмагорическая интрига, на худой конец, детектив, ан нет. Повествование со всего разбега въезжает сквозь хрупкое стекло в этнографию и даже физиологический очерк: Иванов описывает будни датского лагеря для беженцев, ожидающих подтверждения (или опровержения) своего статуса.
В этом вареве и варится повествователь и его подельник харизматичный индус Хануман. Вместе они злоупотребляют, являются мафией, воруют, бомжуют, блядуют и делают всё, чтобы обязательно погибнуть, сгинуть, разрушиться. Ну, на худой конец, быть арестованными и посаженными в тюрьму или же высланными на родину.
Ан нет, антисоциальные и антисанитарные скитания, в конечном счёте, превращаются в квест, из-за чего ты понимаешь, что вся эта физиология и этнография нужны для описания экзистенциальной Одиссеи, метафизическим, наподобие бутовской "Свободы", романом.
Собственно, роман так поразил меня ("я заболел, рисуя миндальное дерево в цвету", мерзостей в нём так много, что я боялся умереть, не дочитав его: физиологический перегруз передаётся Ивановым читателю, но не так, как Жене или же Гийота, но вполне связанным, нарративным способом, из-за чего плющит и колбасит не меньше [отстранения не происходит], но даже больше, в силу этого именно что жизнеподобия), что я решил, в кои-то веки написать о нём статью. Ну и написал. Она выйдет на следующей неделе.
А ещё через неделю, ебж, должно быть, выйдет статья про "Метель", потому что я вдруг вспомнил как это читать. И, тем более, как это писать о прочитанном. Перспектива вернуться в литкритику меня не особенно прельщает, но кайф от разбора текстов (тем более, что работой этой ныне мало кто занимается) я получил, скрывать не стану, ура, свободу Хануману!
Проглотил одну за другой две свежие совсем книги. Сначала роман Андрея Иванова из Таллина "Путешествие Ханумана на Лолланд" и "Метель" Владимира Сорокина, про которую автор высказался в том духе, что она крайне герметичная. Поймал себя на ожидании чего-то непредсказуемого: любой плотный современный текст может поворотить в любую сторону - пространство ожидания наполнено повышенными семиотическими надеждами, которые оба раза не сбываются.
Иванов с первого абзаца погружает читателя в агрессивное, метаметафорическое письмо, которое хочется прочитать как к преамбулу к чему-то иному - если уж затеяно такое густое вещество, то ради чего оно? Ну, то есть, существует некая предварительная конвенция, сговор между читателем и писателем, который если что-то и громоздит, то не просто так, а во имя чего-то. Вот это самое "во имя" и ждёшь, выглядывая во все окошки.
Вот ждёшь и ждёшь, что вдруг события начнут сыпаться как из рога изобилия и начнётся какая-нибудь фантастическая или фантасмагорическая интрига, на худой конец, детектив, ан нет. Повествование со всего разбега въезжает сквозь хрупкое стекло в этнографию и даже физиологический очерк: Иванов описывает будни датского лагеря для беженцев, ожидающих подтверждения (или опровержения) своего статуса.
В этом вареве и варится повествователь и его подельник харизматичный индус Хануман. Вместе они злоупотребляют, являются мафией, воруют, бомжуют, блядуют и делают всё, чтобы обязательно погибнуть, сгинуть, разрушиться. Ну, на худой конец, быть арестованными и посаженными в тюрьму или же высланными на родину.
Ан нет, антисоциальные и антисанитарные скитания, в конечном счёте, превращаются в квест, из-за чего ты понимаешь, что вся эта физиология и этнография нужны для описания экзистенциальной Одиссеи, метафизическим, наподобие бутовской "Свободы", романом.
Собственно, роман так поразил меня (
А ещё через неделю, ебж, должно быть, выйдет статья про "Метель", потому что я вдруг вспомнил как это читать. И, тем более, как это писать о прочитанном. Перспектива вернуться в литкритику меня не особенно прельщает, но кайф от разбора текстов (тем более, что работой этой ныне мало кто занимается) я получил, скрывать не стану, ура, свободу Хануману!
