|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-11-20 00:45:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Витражи Марка Шагала в Иерусалиме
На западе Иерусалима, на одном из холмов, стоит огромный комплекс госпиталя Хадасса, во внутреннем дворике которого стоит синагога с продолговатыми средиземноморскими волнами на потолке в духе Серта, построившего фонд Мегт в Ницце и Фонд Миро в Барселоне и дюжиной окон, которые светятся изнутри и почти незаметны снаружи (я, разумеется, о цветовых решениях Марка Захаровича).
Вокруг идёт строительство – самая большая больница столицы Израиля расширяется вверх и вширь, сооружаются многоэтажные корпуса, из-за чего синагога, куда Шагал лично приезжал, чтобы посмотреть насколько правильно солнце будет «работать» на секретные стёкла, словно бы, подобно согбенной старушке, прибивается к земле. Становится ниже.
Ничто не устаревает так быстро, как архитектура развитого модернизма. Хотя именно в этой старомодности возникает дополнительное очарование.
Чтобы попасть к синагоге, нужно поставить машину на стоянку, зайти в один из корпусов (рядом с отелем), пройти через двухэтажный магазин с множеством кафе, пройти по мосткам и коридорам через очередное отделение, выйти наружу, спуститься вниз, минуя коридор, разгуливающих больных, их посетителей, перекуривающих докторов, разгружающихся карет скорой помощи.
Деловитая жизнь, сосредоточенность на повседневном, свойственная Иерусалиму везде, без исключения даже самых святых мест, атмосфера крикливого восточного базара, лишают пафоса и возможностей «синдрома Стендаля» даже в самых душеподъёмных мероприятиях.
Мимо снующих, загорелых людей, ты входишь в рецепшн, а затем ещё немного проходишь по коридору, чтобы остановиться перед скромной малозаметной дверцей.
Внутри – почти обычная синагога с тёплым, вишнёвым цветом, сочащимся сверху. Витражей двенадцать (по числу колен Израилевых), начинается всё (если по часовой стрелке) с двух синих, запечатлевших сотворение мира и появление человека, затем идёт сочно-жёлтый витраж, переходящий в два бордовых, «работавших» в момент нашего визита – солнце было именно с этой стороны войн и апокалипсиса.
Затем стену заканчивает зелёный витраж, затем идут ещё пара желтых и зелёных.
Так как синагога стоит в искусственной низине, возле праздничных стекол расположены проходы в другие корпуса, колышутся кусты и располагается курилка.
Рассматривая витражи, ты видишь куст, качающийся вовне. И, подсвеченный насыщенным рубиновым, он превращается в неопалимую купину.
Ну, а проходящие мимо синагоги люди оборачиваются собственными разноцветными тенями, мгновенно появляющимися и мгновенно испаряющимися.
Главной в этой цветомузыкальной стеклянной нарезке оказывается не легендарная история, но средиземноморский дух, в насыщенные (предельные) цвета которого Шагал вплетает фрагменты своих традиционных мотивов и иудаики.
Животные с человеческими глазами. Цветы. Молитвенно сложенные ладони, прикрывающие хижины, гурьбой сбегающие с холма. Птицы. Цветущие кусты и букеты, летающие в открытом космосе. Сам космос, замусоренный буковицами и звёздами. Ангелы, разумеется.
Сюжеты едва намечены и скорее угадываются, нежели диктуются. Суггестия.
Солнце перемещается от красного витража к зелёному, меняя настроение внутри.
Это не католическая строгость и сухость, подчёркнутая чёткостью исполнения, но световые кляксы, разливающиеся шире собственных очертаний; со-природные, а не нарративные решения, подчёркивающие экспериментальность решения отсутствующего канона.
Из-за чего работы Шагала выглядят стеклушками в детском секретике или же бликами калейдоскопа.
Витражи Шагала в Чикаго: http://www.artic.edu/aic/resources/resource/1297
На западе Иерусалима, на одном из холмов, стоит огромный комплекс госпиталя Хадасса, во внутреннем дворике которого стоит синагога с продолговатыми средиземноморскими волнами на потолке в духе Серта, построившего фонд Мегт в Ницце и Фонд Миро в Барселоне и дюжиной окон, которые светятся изнутри и почти незаметны снаружи (я, разумеется, о цветовых решениях Марка Захаровича).
Вокруг идёт строительство – самая большая больница столицы Израиля расширяется вверх и вширь, сооружаются многоэтажные корпуса, из-за чего синагога, куда Шагал лично приезжал, чтобы посмотреть насколько правильно солнце будет «работать» на секретные стёкла, словно бы, подобно согбенной старушке, прибивается к земле. Становится ниже.
Ничто не устаревает так быстро, как архитектура развитого модернизма. Хотя именно в этой старомодности возникает дополнительное очарование.
Чтобы попасть к синагоге, нужно поставить машину на стоянку, зайти в один из корпусов (рядом с отелем), пройти через двухэтажный магазин с множеством кафе, пройти по мосткам и коридорам через очередное отделение, выйти наружу, спуститься вниз, минуя коридор, разгуливающих больных, их посетителей, перекуривающих докторов, разгружающихся карет скорой помощи.
Деловитая жизнь, сосредоточенность на повседневном, свойственная Иерусалиму везде, без исключения даже самых святых мест, атмосфера крикливого восточного базара, лишают пафоса и возможностей «синдрома Стендаля» даже в самых душеподъёмных мероприятиях.
Мимо снующих, загорелых людей, ты входишь в рецепшн, а затем ещё немного проходишь по коридору, чтобы остановиться перед скромной малозаметной дверцей.
Внутри – почти обычная синагога с тёплым, вишнёвым цветом, сочащимся сверху. Витражей двенадцать (по числу колен Израилевых), начинается всё (если по часовой стрелке) с двух синих, запечатлевших сотворение мира и появление человека, затем идёт сочно-жёлтый витраж, переходящий в два бордовых, «работавших» в момент нашего визита – солнце было именно с этой стороны войн и апокалипсиса.
Затем стену заканчивает зелёный витраж, затем идут ещё пара желтых и зелёных.
Так как синагога стоит в искусственной низине, возле праздничных стекол расположены проходы в другие корпуса, колышутся кусты и располагается курилка.
Рассматривая витражи, ты видишь куст, качающийся вовне. И, подсвеченный насыщенным рубиновым, он превращается в неопалимую купину.
Ну, а проходящие мимо синагоги люди оборачиваются собственными разноцветными тенями, мгновенно появляющимися и мгновенно испаряющимися.
Главной в этой цветомузыкальной стеклянной нарезке оказывается не легендарная история, но средиземноморский дух, в насыщенные (предельные) цвета которого Шагал вплетает фрагменты своих традиционных мотивов и иудаики.
Животные с человеческими глазами. Цветы. Молитвенно сложенные ладони, прикрывающие хижины, гурьбой сбегающие с холма. Птицы. Цветущие кусты и букеты, летающие в открытом космосе. Сам космос, замусоренный буковицами и звёздами. Ангелы, разумеется.
Сюжеты едва намечены и скорее угадываются, нежели диктуются. Суггестия.
Солнце перемещается от красного витража к зелёному, меняя настроение внутри.
Это не католическая строгость и сухость, подчёркнутая чёткостью исполнения, но световые кляксы, разливающиеся шире собственных очертаний; со-природные, а не нарративные решения, подчёркивающие экспериментальность решения отсутствующего канона.
Из-за чего работы Шагала выглядят стеклушками в детском секретике или же бликами калейдоскопа.
Витражи Шагала в Чикаго: http://www.artic.edu/aic/resources/reso
