– Дмитрий, вы такой умный и великий... Ничего, что я иногда буду задавать дурацкие или смешные вопросы?
       – Ещё одна такая фраза про то, что я "умный и великий", – пойдёшь к своему редактору с невыполненным заданием.
       – Вы думаете, что скромность вас украшает?
       – Не думаю. Я не скромный, я адекватный.
       – А как сами оцениваете своё творчество: вы способный, незаурядный, талантище или...?
       – Я профессиональный писатель. Ни один человек, который пишет, не считает себя дураком в процессе письма. Как написано в дневнике у Блока: "Сегодня я гений". В тот момент, когда пишу, я – гений, на следующий день перечитываешь – чушь собачья. Это как пьянство и похмелье. А потом, через год, снова перечитываешь – да, что-то в этом есть. Я профессионал: если мне надо срочно написать колонку, сажусь и пишу её за 20 минут, стихотворение – за час. Привычка. Мы с женой и двумя детьми живём в двухкомнатной квартире вместе с собакой, кроликом, морской свинкой и игольчатой мышью – это дурдом, поэтому за долгие годы я научился сосредотачиваться в полном бардаке.
       – А как же служенье муз, которое не терпит суеты? Как вообще у вас получается: работать в газете, на телевидении, писать в кучу журналов, а ещё стихи, проза?
       – Я работаю в 6 местах. Это моя зависимость, потому что в жизни человек всегда проигрывает, так как сам смертен, любовь кончается, потребность в сексе – тоже. Время у тебя выигрывает в любом случае. Я уж не говорю о всяких мерзавцах, которых вокруг полно. А в работе я хозяин положения. Если сделал ошибку – за неё отвечаю. Настраиваться на работу я научился у Гоголя. Он первым заметил прямую связь между механическим движением руки и работой мозга. Он не рисовал, как Пушкин, разные виньетки, фигурки на полях, а брал перо и начинал писать какой-нибудь бред: "Николай Васильевич Гоголь – дурак, Николай Васильевич Гоголь – дурак... Чуден Днепр при тихой погоде". Это, знаете, во времена моей юности существовали автоматы с газированной водой, и был способ устроить "тройной сироп": автомат сначала наливает вам сироп, потом воду с пузырьками. Главное – вовремя убрать стакан. И так три раза. А здесь наоборот: сначала пишешь фигню, а когда пошёл "сироп" – подставляешь "стакан". В данном случае страницу.
       ...Мобильный Димы уже, кажется, раскалился от звонков. Ответив на пару вызовов: "Спасибо за поздравления! Да не получил я ещё эти миллионы! В рюмочной встретимся, идёт?", Быков только собрался его отключить, как снова звонок.
       – Последний! – обещает он. – "Да? Спасибо-спасибо! А я думал – ты в Америке. Давай встретимся, выпьем, соскучился ужасно!" – Внучка Маяковского, она вчера приехала в Москву, скульптор. Очень её люблю!
       – Дима, зачем же обманываете народ? Вы же не пьёте уже три года.
       – 50 грамм чего-нибудь могу себе позволить, а вообще-то я пьянею от других вещей.
       – Как говорил Воланд в "Мастере...": "Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина... Такие люди или тяжело больны, или втайне ненавидят окружающих". Вы к какому разряду себя относите?
       – У меня другая история. Было время, когда я пил много. Но, просыпаясь по утрам, чувствовал себя ужасно. У кого-то похмелье выражается в головной боли, у кого-то в чувстве стыда, у меня же появлялось ощущение, что я смертельно болен. Поскольку я человек жутко мнительный, то после обязательных в журналистской среде пьянок "перенёс" все известные человечеству болезни. Меня вылечил писатель Михаил Веллер, который дал адрес известного петербуржского психиатра Бориса Калашникова. Я приехал к нему в психушку, рассказал, что меня беспокоит, он очень внимательно выслушал и довольно грубо послал восвояси. После чего всё прошло. Иногда вовремя послать – великое дело!
       – Без алкоголя живёте уже три года, а сколько можете продержаться без секса?
       – Я не ставил экспериментов. Самое большое воздержание, наверное, пережил в армии. Невеста могла приезжать ко мне в Питер только раз в три-четыре месяца, а искать себе девушку в посёлке, где служил, я не хотел. Типа хранил верность. Думаю, что зависимость от секса сильно преувеличена. Отсутствие еды я переношу значительно хуже. Роман на стороне полезен как стимул для стихов, но всегда можно обойтись лёгким флиртом.
       – Вы как-то сказали, что полюбили жену – писательницу Ирину Лукьянову – за литературный дар и что вообще предпочитаете женщин оценивать с точки зрения литературного таланта. А как же, простите, другие достоинства?
       – Я запомнил слова Александра Калягина, который в интервью Шахиджаняну сказал: "Любой женщине надо предпочитать умную". Умение себя вести притягивает больше, чем красота. На эту тему есть анекдот: идёт роскошная блондинка, ноги от ушей, а за ней двое мужиков, и один другому говорит: "Представляешь, а у кого-то она уже во где..." Красота – это самый большой обман.
       – А где ж столько умных найти, чтобы ваш сексуальный аппетит удовлетворить?
       – Желание самоцельного секса у нормальных людей доминирует до 25 лет. А потом нужно другое. Самое главное в постели – разговаривать. Я считаю, что прелюдия должна быть очень короткой. Чтобы скорее наступило то общение, которое возможно только после того, как двое сблизились по-настоящему.
       – Вам часто отказывали во взаимности?
       – Нет, у меня очень развита интуиция, я сразу чувствую: мой человек или нет. Если мой, то чувство, скорее всего, взаимно. Неудачные романы могу пересчитать по пальцам одной руки.
       – Хороший результат, учитывая вашу славу бабника.
       – Я – бабник?!! Да я даже близко не бабник! Ну, может быть, когда был студентом... Тогда у меня было два любимых типажа: маленькая чёрненькая и высокая русая.
       – Говорят, что на телевидении женщины делают карьеру через постель. Вы много женщин приняли на работу?
       – Никогда в жизни, потому что от меня в "Новом "Времечке" ничего не зависит. Все хотят попасть на телевидение из-за славы и денег. За славой идут на другие, крупные и богатые, каналы. Я же на нашем канале ТВЦ получаю такие смешные деньги, что стыдно об этом говорить. А слава состоит в том, что каждый день в прямой эфир звонят и сообщают, что у меня "жирная жидовская морда". На это мне возразить нечего.
       Так что очереди к нам на работу нет. "Времечко" – это для фанатиков телевидения, которые любят общение в прямом эфире, ценят телевизионный экстрим, хотят помочь простому зрителю и терпеть не могут гламурности. Очень чистый и качественный продукт, реликт девяностых. Я верю в бессмертие души и посредством "Времечка" пытаюсь заработать если не отпущение всех грехов, то некоторое послабление, что ли. Помните, у Достоевского барышня нищей луковку подала, и за эту луковку её из ада вытянули. Я уже несколько луковичек подал – реально помог людям через нашу передачу.
       – Вы писатель и журналист: кто из вас талантливее?
       – Я не разделяю эти понятия – это литература. Можно написать одну статью и остаться в истории, а твои романы никто читать не будет. Математик Льюис Кэрролл, который на самом деле Чарлз Доджсон, написал десятки трудов по логике, а все его знают как автора "Алисы в стране чудес". Петрарка научные трактаты, но для всех он поэт. Честертон написал много богословских трактатов и романов, но миллионными тиражами переиздаются не они, а его рассказы и газетные колонки.
       – А кто вам равен по величине таланта? По размерам "глыбы" и "матёрого человечища"?
       – Опять? Очень многие равны и лучше меня. То, что премию получил я, – ещё ни о чём не говорит, потому что это лотерея. 20 человек, которые номинируются на премию, знают: тот, кто её получит, не обязательно самый талантливый, и даже наоборот – часто самый бездарный. Открою большой секрет: писатели завидуют не денежной премии, а чужой удачной строчке.
       – И какая ваша строчка достойна самой чёрной зависти?
       – Это надо спросить у завистников. Лично мне нравится: "Я в Риме был бы раб, но это был бы Рим!"
       – После биографии Пастернака вы собираетесь писать биографию Окуджавы. Чем обусловлен выбор?
       – Биографию Пастернака заказало издательство. А что касается Окуджавы, то, во-первых, этот человек на меня повлиял сильнее всех остальных. В прозе – Стругацкие, в поэзии – он. А во-вторых, мне кажется, секрет его обаяния так и не раскрыт. Я был знаком с ним при жизни, и, как сказал про себя писатель Александр Кабаков, "он отличал меня от стенки". Меня он тоже отличал. Мои книги есть в его библиотеке.
       – Вы никогда не хотели написать эротический роман?
       – Да я и не скрываю этого особенно, я писал эротические романы лет десять назад. Под псевдонимом Мэтью Булл. Издательство давало мне кассету с западным фильмом, я делал так называемую новеллизацию – написал две книжки, на гонорар полгода снимал квартиру. Неплохие были романы, только я вводил в американскую реальность очень много типично русских деталей и споров.
       – Как относитесь к тому факту, что вся наша пресса и телевидение становятся государственными, т.е. находятся под цензурой?
       – У нас сейчас не идеологическая, а интеллектуальная цензура. Очень трудно стало напечатать серьёзную вещь или снять серьёзную передачу. Политика государства направлена на снижение культурного уровня населения. Такими легче управлять. До 90-х годов у нас была журналистика дискуссий, которая отражала и обсуждала реальность. А сегодня журналисты обсуждают чей-то целлюлит – это новый формат нашей прессы. Слово из четырёх слогов считается уже "слишком сложным для нашего читателя". Как будто они всё знают про нашего читателя! И ведь не сверху идёт эта цензура, это менеджеры среднего звена, молящиеся на "эффективность"... Вся их эффективность – превратить население России в обслуживающий персонал трубы. Сократить его до этого состояния – и численно и интеллектуально. Я в этом не участвую, и, как могу, противодействую.
       – Вы постоянно говорите, что журналист должен вызывать ненависть, вам это удаётся?
       – Горжусь тем, что многие меня ненавидят! Если тебя ненавидят 25 человек и любят 5 – значит, ты хороший журналист. Задача нашей профессии – раздражать общество, привлекать его внимание к проблемам. Защищать меньшинство от большинства. Поэтому меньшинство должно тебя любить, а большинство, мягко говоря, недолюбливать. Имею в виду, как вы понимаете, не сексуальные или национальные меньшинства, а десять-пятнадцать процентов читателей, близких мне по духу и складу ума.
       – А как, по-вашему, журналисты одной жёлтой газеты, распечатавшие телефонный разговор Александра Калягина с проституткой, являются раздражителями общества?
       – Прослушивание телефонного разговора – это уголовное преступление. Калягин меня интересует как член общественной палаты, вот к этой его деятельности – а также к ряду подписанных им открытых писем – у меня есть серьёзные претензии. Некоторая сервильность его поведения была заметна ещё тогда, когда он активно выступал в поддержку мэра Москвы, думавшего в ту пору чуть ли не о президентстве. Тогда в окололужковской среде господствовало такое подобострастие, что смотреть было стыдно. В остальном я Калягиным неизменно восхищаюсь – как артистом, как создателем яркого театра Et cetera, как гениальным чтецом. лучшим в мире исполнителем Рабле...
       – Дима, скажите, а сейчас что – мода такая, когда всеми уважаемые люди, можно сказать совесть нации, типа Михаила Жванецкого или Никиты Михалкова, в унисон говорят о том, что им жутко нравится то, что происходит сейчас в стране.
       – Жванецкий – совесть нации?! Михалков?! Вы бы ещё Розенбаума назвали, тоже очень органично смотрелся бы в этом ряду... О какой совести нации можно говорить, когда у нас пока нет никакой нации? Нация – это если люди одной страны живут по одним законам, общим для всех. А у нас здесь: русским можно, евреям нельзя, чукчи отдельно, чурок не пустим... Никаких общих законов не сформулировано, единых принципов нет, власть и народ – два разных этноса, по сути! Те, кто себя называет мозгом и совестью нации – чаще всего мыслители при власти. Им даже не власть нравится, а сами они себя восхищают: вот как я себя спозиционировал! Вот как высоко меня занесло! Власть у нас всегда формируется по принципу отрицательной селекции: наверху оказываются люди, ничего толком не умеющие, но избавившиеся от всех моральных ограничений. Так что принадлежать к этой верхушке – сомнительное удовольствие, по-моему...
       – Вы, откровенно говоря, толстый – не комплексуете по этому поводу?
       – Я? Вы серьёзно? Я комплексую по тысяче поводов, я эгоист, у меня явная склонность к самоповторам, я слишком мало занимаюсь детьми, но комплексовать из-за комплекции?..
       – А не пробовали ходить в спортзал или садиться на диету? Сейчас среди мужчин это модно. Вот Лужков, Андрей Макаров, тот же Михалков сбросили не один десяток кг.
       – Все названные вами персонажи худели по разным причинам, Михалков, по-моему, не изменился, Макаров сбросил и набрал... Все диеты – полная чушь. Каким человека создал Бог – таким он и будет. Разве умный человек может серьёзно думать о диете, если у него при этом нет проблем со здоровьем? Даже для женщины это непозволительная зависимость от стандартов, про мужчин и говорить нечего. При своём росте я вешу 110-115 кг уже лет десять, не худея и не толстея. Штаны, в которых сейчас сижу, купил 7 лет назад, вот станут тесны – задумаюсь...
       – Куда истратите деньги за премию?
       – Это не такие большие деньги. Некоторая часть уйдёт на налоги – я люблю свою страну и намерен честно поделиться. Остальные пусть пока лежат.
       – Научите меня: какой вопрос надо задать человеку, чтобы понять про него всё?
       – Я бы спросил, верит ли он в загробную жизнь. Мне кажется, что этот вопрос наиболее объёмно показывает человека.
       – Адресую его вам.
       – Скорее, да. Мне кажется, что личные черты уйдут, а какая-то последняя светящаяся точка останется. Битов говорит, что личность – это не сама душа, а только мозоль на душе от соприкосновения с миром... Наверное, это так.