II
"Еврейская власть и русский крестьянин в 20-30-е годы
Прежде, чем закончить эту тему “возрождения” еврейского народа под благодатными лучами коммунистической власти, аккурат во время кровавых вакханалий большевизма, откроем еще одну страничку истории того времени, чтобы оттенить сообщения журнала Бнай Брит о замечательном энтузиазме, охватившем евреев в СССР, когда они, и каждый из них, гордо говорили; это наша власть, наши вожди, и осуществляется наша мечта, наша идея!
Страницы истории жухнут, желтеют, осыпаются, попадают в спецхраны и исчезают из памяти потомков. Новые поколения, одно-два, уже вовсе не знают, чего и как “там” было. Затем появляются патентованные историки и пишут то, что выгодно властителям. Но историки бывают разные. Бывают и хорошие, и мы возьмем для нашей темы одного из них, автора “Альманаха еврейской культуры” (Романовский Д. Советские евреи под нацистской оккупацией. “Ковчег” Альманах еврейской культуры. Вып. 1, Москва — Иерусалим, 1990г.)
Автор рассматривает, кроме прочего, отношения русских и евреев перед войной в свете коллективизации и прочих дел коммунистической власти на конкретном примере Белоруссии и Северной России.
Когда пришли немцы, то им было легко, пишет автор, вести пропаганду среди местного населения, объясняя, что именно советская власть для него вовсе не родная, потому что — еврейская. К этому времени у русских и белорусов еще живы были в памяти ужасы “коллективизации”. Это когда его, мужика, грабили и выбрасывали из его же избы с женой и малыми, орущими от страха, детьми. Поэтому “основная масса русских эту доктрину “освобождения от большевизма” на первых порах приняла”. И автор исследования говорит: “Ничего удивительного в этом нет. В памяти у всех живы были ужасы коллективизации и последовавший за этим развал хозяйства” (с.293). А развал хозяйства — это голод для взрослого и смерть для ребенка.
В немецкой пропаганде евреи были отождествлены с коммунистами, а слова “большевик”, “еврей”, “жид”, — были в ней синонимами. И все, “чем были недовольны крестьяне и горожане — коллективизация, раскулачивание, режим труда в колхозах и на производстве, его оплата, снабжение, — все было приписано евреям, всем в целом и каждому в отдельности”. Более того, “евреи обвинялись в том, что они развязали войну” (с.292). Таким образом, и тяготы войны, и бедствия военного времени падали на евреев же. И для того, чтобы внедрить в сознание местного русского населения образ еврея-эксплуататора, пьющего кровь из русского мужика, больших усилий, пишет историк, не понадобилось. Спектр доказательств был широк и он был перед глазами: от евреев-директоров и евреев-“комиссаров” НКВД до использования русских женщин в качестве домработниц. Все — наглядно и зримо.
В то же время, оккупационная власть объявила о создании “нового порядка” и занялась “восстановлением старого добольшевистского, исконно русского строя. Первым делом оккупанты занялись... созданием русских органов власти” (с.293). Появился бургомистр, управа с отделами, при бургомистре была создана русская полиция. В деревнях крестьянским сходом был выбран староста и при нем 1-2 и больше полицейских. Историк, говоря о недавних ужасах коллективизации, признает, что “немцев ждали как освободителей”. К тому же все помнили немцев 1918 года. А советская действительность сильно проигрывала в сравнении с тем временем. “Немцы освободят нас от колхозов”, — такое можно было услышать еще до оккупации, И немцев ждали, как освободителей от еврейского большевизма. Зерно нацистской Пропаганды, признает автор исследования, попало на хорошо подготовленную большевистскими ужасами почву. Времена “жидокомиссаров” были живы в памяти белорусов, украинцев и русских. Это признает и историк.