О Непале писать собственно нечего да и не так чтобы очень хотелось. Дрянное гималайское королевство, пресловутая "Индия для бедных" прельщает всяческих любителей азиатской пряной экзотики прежде всего относительной простотой восприятия окружающего шиваисткого безумия ибо азиатчина здешняя абсорбирована под нехитрые вкусы мирового мондиалисткого большинства. Поганое туристическое гетто посреди Катманду встречает своих героев в рейтузах от "НорсФейс" кофейнями, континентальными жральнями, вышколенными гидами всех мастей да беспризорными оборванцами, - нюхателями клея, мелкими воришками и попрошайками.
Местный королишко - существо столь скользкое что глянцовые лживые уличные портреты монаршего семейства вызывают чувство глубокого омерзения помноженное на стойкое желание бросив все и вся, взять ружбайку да в горы, на заснеженные перевалы, к маоистам, к народной партизанщине, божественной горилье. Перестреляв святое семейство братца своего, количеством в десять душ, сей управитель сеет "доброе и вечное" ну и демократию конечно, на китайские денюшки, разогнав парламент и медленно но верно истребляя мятежные левацкие группировки. Роялисткая армия это молодые солдаты, испуганные, плохо обученные, скот безжалостно ведомый на бойню придурком-пастухом вообразившим себя великим воителем, предводителем смелых и отважных Гурка. Вооружены однако неплохо, винтовки образца М-16, китайские гранатометы, но много и русского, правильного оружия. Страх порождает ненависть. Непальская монархия, а в особенности в столь отвратительном исполнении обречена, и через год, быть может два, Его Высочество будет чаи гонять в Дарджилинге да нюхать криво разбодяженный кокаин. Но это уже совсем другая история. Впереди Тибет.
Граница. Сумки опрыскивают хлористым раствором, мерюют температуру, это, братцы, Китай, величайшая Империя. Гордо реют красные флаги, поднебесная это такое место где низкорослые сыны Хань четко печатают шаг на блок-постах, улыбаются тебе желтизной незамысловатых улыбок, ошеломляют буйством транспарантов. Форма схожая с советской и приветствие, тягучее, нараспев, вот так:"Нииин Хааааууу". Еще - легкий морозец, архитектура пограничного городка напоминающая Арзамас-66 или что-то постапокалиптическое. Я в Тибете, нет я в КНДР, нет я вообще за границей чего-либо легко осязаемого и знакомого ибо объективная реальность принимает все более замысловатые формы. Впереди Тибет.
А после начинается что-то феерическое, запредельное и дабы описать всю эту фантасмагорию надобно видимо уеденится в неком новом годовом литературном ретрите там где Кайлаш и пилигримы, а я всего лишь бью стертые клавиши лхаского интернет кафе в надежде на лучшее.
Сначала ощущение такое будто это все вокруг, этнографический фестиваль, народные промыслы да прочая карнавальщина, однако когда осознаешь, что все это взаправдашнее, настоящее, осязаемое и живое хочется зарыться в сырую землю сродни страусу либо просто "проснуться" да пойти за спичками. Нейлам, небольшой городок посреди песка, белизны и горных вершин, сильный ветер, холодина собачья, небольшие строения по форме истые храмы, вой собак. На лобном мест скопление людей, камлают, бонский шаман завывает что-то щемящее, танец людей в масках, с копнами сена на головах, в тулупах, украшены изумрудными блестяшками всякими. Лошади с попонами, яки, эти могучие, степенные твари с повадками аристократов попивающих холодный Мартини в Санта-Фе. Толпа кружится в такт камланию , исполняется медленный танец, танец вечности, обреченности и северного, нордического безумия принесенного ариями на крыльях летающих демониц. Наги в воздухе, двойные дордже. Это Тибет.
Ночь. Никто не спит, ибо поднялись мы на 4000 метров за один, божий день. Анно Сатана. Горная Болезнь, Ее Величество, - еще одна королева пустотных земель. Чувство такое будто тело распадается на части, и вот вот, все мясо твое вскормлено будет голодным духам ибо терпеть уже никакой мочи нет. Кто-то тихо плачет в углу, безумная немка скачет словно ужаленная с балончиком кислорода в безвольной ручке. Завтра ее увезут полумертвую в Катманду, но это - завтра. Дышать не просто тяжело, а практически невозможно и само действо, хммм, сам процесс "вдох-выдох" настолько утомителен что начинаешь подумывать а хорошо бы и не дышать вовсе, да и где-то рядом за окном бродят неспокойные эманации, бонские черные и злые, нежно манящие.
Утро. Едем далее. За окном происходят удивительные вещи, господа. Я не видел нигде, повторюсь - нигде, подобной красоты, Пейзаж завораживает настолько, что люди просто намертво, навозными мухами, припечатываются к стеклу. За окном - горные вершины Макалу, Лхотсе, пустыня, ни деревца, воздух звенит, камень, безмолвие, в небе орлы, конус Эвереста. Река Бхоте Коши, шум воды, буйство водопадное. Краски пепельные, Тибет это вообще не наша планета, это кусок вечности вживленный древними демонами Шамбалы в вонючую пасть планеты Земля, дабы некто осмыслил и понял некоторые столь важные вещи сидя на переднем сидении сего производного отменной японской машинерии.
Еще одна бессонная ночь. В сыром грязном помещении шестеро коек. Холод такой что сводит мышцы. Люди лежащие вповалку напоминают гигантские коконы. На каждую тушу потрачено немалое количество тяжелых тибетских одеял. Двигаться невозможно, дышать не очень получается, - однако надо. Отхожее место это нагромождения замороженных фекалий никак не соотносимых с небольшим отверстием в полу. Чай это масло яка с кипятком и солью, отвратительное пойло хоть как-то помогает сохранять тепло, столь ценную материю в эту ночь. Жизнь это понятие весьма относительное и несколько надуманное сродни Европейскому Союзу или Горизонтам истинного и ложного в гендерной теории.
Монастырь Ташилумпо. Трон Его Святейшество Панчен-Ламы Которого Нет. Ухоженный и опекаемый китайскими властями монастырь. Живет там некий несчастный человек, назначенный китайцами соответственно Панчен-Ламой, однако сей незамысловатый фарс вызывает смех уже по-моему у самих китайцев. Настоящий, кошерный Панчен-Лама проживает в Пекине, что он там делает, ведомо одному Дордже-Чангу да китайской контр-разведке. Проболтавшись достаточно в тибетских колониях в Индии я в состоянии кое-как объясняться на тибетском, что позволило контактировать с монахами, - пронюхав сие, сопроваждающий, громадина индеец-тибетец, с косой до пояса, именем Тош, схватился за сердце и неотступал от меня ни на шаг, бдя, с рвением той самой собаки. "С монахами, не разговаривай, вышлют, с прохожими не здоровайся, вышлют и вообще... лучше молчи." Однако я мило побеседовал с монашьими людьми, передал им разнообразные приветы и всячески развлек.
Да и познакомился с милым человеком, по-имени Тиндзин, Тиндзин приземист, щербат, внешность имеет весьма монгольскую, говорит, что тридцати лет от роду, однако редкие седые волосы, да беззубый рот заставляют усомнится. Однако, благородного читателя видимо заинтересуют не физиогномические характеристики оного персонажа а , хмм, род его деятельности. Тиндзин - рогьяпа. Нехитрое ремесло Тиндзина - разрубать мертвые тела, скальпировать, складывать кости в некие одному ему известные фигурные конструкции, удабривая все это производное "цампой", такой кашкой блевотного цвета дабы птице да зверю горному было чем насладиться. Тиндзин обитает там где "дуртро" - место заоблачных захоронений, питается чем попало, попадается все больше человечина. Тинзин постиг непостоянство, а вы?