Окончание. Начало в предыдущем постинге.

Теперь, когда вы не только знакомы с произведением, но и немного поразмыслили над ним, подумайте, насколько свободен был Горький, сочиняя прочитанную и уже знакомую вам «Песню о Буревестнике». Подумав, переходите к следующему блоку.

Четыре степени свободы автора — это четыре фундаментальные (то есть главные) составляющие его произведения. Если мы не можем найти хотя бы одну из этих составляющих, у нас есть повод задуматься либо о собственной слепоте, либо о никчёмности авторского труда. И в самой этой дилемме уже заключается стимул стать зрячим.

Принцип извлечения информации о наличии в произведении фундаментальных составляющих заключается в неоднократном и внимательном его прочтении. Чем выше потенциальная плотность текста произведения, тем большее количество раз вам потребуется перечесть его для полноценного анализа. Всякая малая форма читается с этой целью не менее четырёх раз по описанной выше схеме (1 — 2-3 — 4), всякая средняя и крупная — как минимум трижды (1 — 2-3). Это, разумеется, не академический анализ, но вполне серьёзная читательская работа. Анализировать подобным образом каждый том, который попадает к вам в руки, вас, конечно же, никто не неволит. Однако навыки, приобретённые в процессе такой работы, могут пригодиться вам для правильного прочтения ваших собственных сочинений, которые, конечно же, имеет смысл исследовать гораздо более дотошно, чем плоды чужого творчества.

По сути, на этом теоретическая часть семинара завершена. Вам осталось только упражняться в применении полученных знаний на практике. И прежде чем мы закончим сам семинар, я, как вполне добросовестный учитель, продемонстрирую вам пример практического применения этих знаний.

Сделайте перерыв минут на пятнадцать, упорядочьте мысли и разомнитесь слегка.

Сконцентрируйтесь, пожалуйста. Вспомните (лучше не подглядывая в бумажки), о чём шла речь на сегодняшнем семинаре и к каким выводам вы в результате смогли прийти. После этого бегло просмотрите теоретическую часть семинара и переходите к практической части, то есть к следующему блоку.

Помнится, год назад кое-кто из вас драл здесь глотки: «Даёшь мастер-класс по стилистике!» Остальные молчаливо поддерживали крикунов. А я сидела и думала: зачем он вам, этот мастер-класс по стилистике?

Что вы будете делать с четвёртой степенью свободы?

Что посредством отточенной техники вы собираетесь выражать?

Чтобы ответить себе, я долго и вдумчиво читала ваши журналы — и те, которые включила в свою френд-ленту, и те, которые не включала, тоже. Примерно так, как мы с вами сегодня читали «Песню о Буревестнике». И вот что я увидела. (Речь пойдёт о вас, как о писательском сообществе. В какой степени причислять себя к этому сообществу и причислять ли вообще — дело ваше личное. Полужирным выделены мои выводы.)

1. Вы очень часто спрашиваете: «Как?» и «Откуда?», но на встречный вопрос: «А зачем?» лепечете что-то очень невыразимое. Ну или просто не отвечаете на этот вопрос — тоже практика. Вы плохо представляете себе, чего же вы хотите.

2. Вы стараетесь, если есть такая возможность, поработать на мастер-классах, которые проводят старшие писатели. Но, почитав ваши рассказы о принципах проведения этих самых мастер-классов, а также ознакомившись с выводами, которые вы делаете по результатам этой… деятельности, я увидела: вы как не имели, так и до сих пор не имеете понятия о том, что такое настоящая работа над текстом. Хотя, справедливости ради, вот именно сейчас уже, возможно, имеете.

3. Зато я поняла, что вы умеете. Умеете вы следующее:

1) настрочить текст;

2) закрыть на время файл (вы это называете «дать тексту вылежаться» или «отстраниться от текста»);

3) исправить некоторые орфографические, стилистические и фактические ошибки, перечитав этот опус через некоторое время. Причём нередко вам для этого требуются так называемые «бета-ридеры» или «беста-тестеры», от самой концепции которых («Подберите, пожалуйста, за мной дерьмо бесплатно, будьте так любезны») я даюсь диву воистину по-взрослому. Причём ещё до наступления этого этапа у вас уже порой подписан договор с издательством;

4) сдать рукопись в издательство;

5) (в лучшем случае) ознакомиться с редактурой и принять или не принять правки.

Всё. Вот это — ваша работа… как вы это называете. И у вас нет ни малейших сомнений в правильности такого отношения к работе. В то же время никаких объективных причин для этакой поспешности у большинства из вас не наблюдается: кусок хлеба насущного вы извлекаете из источника, не связанного с собственно писательской деятельностью. То есть с голоду, в общем, не мрёте.

Вам плевать на объективную ценность своей работы. И вы считаете это нормой.

4. Вы пишете один роман приблизительно один год. Полностью: от первых слов до обработки по указанной выше схеме, и нередко в этот год укладывается так же и предварительная подготовка. Речь идёт, подчёркиваю, не о рассказе, не о повести, а о романе.

Поступая так (один роман в год), вы апеллируете к успешно продаваемым авторам (ну, и, в частности, к их опыту). А мне, ребята, ваши сопли, развезённые по немыслимым достоинствам этих самых авторов, уже весь системный блок залепили. Причём соплям вашим я не верю: пишут успешно продаваемые авторы на самом деле ни уму, ни сердцу, ни памяти. Сегодня прочёл, завтра уже забыл, послезавтра и вовсе потерял. Вы берёте с них пример и пишете в лучшем случае точно так же: вода на воде и водой погоняет. О плотности текста речи не идёт вовсе (а если вдруг она появляется, её резко начинают ставить автору в упрёк). О подтексте я просто выразительно молчу, потому что концепцию подтекста вы всё равно не понимаете и техникой его создания не владеете совершенно. Точно так же, кстати, как и «мэтры», у которых вы учитесь. У вас в лексиконе даже и слова такого, «подтекст», нету. У вас есть слово «мессадж». Правильное слово. Оно в точности отображает ту каракатицу, которой напичканы книги: ваши и ваших учителей. Это действительно не подтекст, а мессадж.

А оно и не странно, если знать, сколько времени у вас уходит на создание одного романа.

Вы склонны копировать, но не склонны создавать. И поэтому остаётся только недоумённо пожимать плечами, когда вы ставите друг другу в упрёк прямое копирование.

5. Вы охотно поддакиваете, когда речь заходит о необходимости личностного роста. Но ваши поступки часто расходятся с вашими словами. Во всяком случае они заставляют думать о том, что ваши истинные цели расположены, очень мягко выражаясь, не там, куда вы указываете.

6. Ваше отношение к результатам собственного творчества формируется читателями, а не вами самими. И это настораживает само по себе. Посмотрев же, что представляет собой ваша читательская аудитория, я озадачиваюсь уже всерьёз. Я бы такой аудитории стыдилась. Точнее, я стыдилась бы того, что моя аудитория не включает в себя более развитых, разумных и самостоятельных людей. У меня создалось впечатление, что вы искренне уверены, будто мир ограничен интернетом. Точнее даже, той его частью, которая читает ваши книги. И вы никогда не задумываетесь над тем, как расширить круг своих читателей.

Что, кстати, тоже не странно, если вспомнить о существовании маркетинговой политики издательств. Эту задачу за вас решают посторонние люди. А значит, фактического стимула развиваться у вас попросту нет.

7. Вы представляете собой замкнутую структуру, в которой действуют оторванные от жизни, искусственные законы. Вы называете это фандомом и почему-то гордитесь своей обособленностью. Хотя для меня, например, ценность предмета вашей гордости весьма и весьма сомнительна.

Когда же вы сталкиваетесь с реальной жизнью и реальной литературой, вы попросту не знаете, куда смотреть и как себя вести.

Вы инфантильны, а значит, у вас нет собственного мнения. Всё, что вы принимаете за своё, по большей части навязано вам контекстом. И вы этого даже не замечаете.

8. Читаете вы много, взахлёб и запоем, пишете на книги рецензии буквально с первого прочтения, а это значит: читать вы не умеете.

9. Вы всё время хвалите друг друга даже за мелочи, но что касается самих себя, то вы стесняетесь констатировать даже ваши несомненные удачи. При этом, правда, сильно обижаетесь, если вас ругают даже за дело. Хотя, вообще-то, по-настоящему боитесь вы не брани, а честности, в том числе и в понимании вас и ваших мотивов. А ещё вы склонны хвастаться по поводу и без.

Вы боитесь самих себя — своей индивидуальности. Вы стремитесь быть хорошими и понятными для других в надежде, что другие проявят к вам снисхождение. Вы боитесь ответственности и на этом основании избегаете выделяться.

10. Вас тошнит и коробит от собственных изделий. Мысль о том, чтобы перечитать написанное, вызывает у вас идиосинкразию. Когда же вы всё-таки перечитываете, то сгораете от стыда и тонете в безысходности. Тем не менее, вы предъявляете ваши художества широкой аудитории, хотя, повторяю, никто у вас над душой не стоит и за язык вас не тянет.

Вы отчаянно хотите обмануться в своих, в сущности, правильных оценках. А поскольку того же самого хотят и все окружающие, вы, в конце концов, начинаете считать негативное отношение к результатам своей работы нормой. Проходит время — и вы уже не задаётесь вопросом, какова же норма на самом деле.

11. Вы избегаете употреблять слова: «творчество», «сочинять», «произведение», «подтекст», «образ», «идея» и ещё много всяких интересных слов, я всех уж и не упомню. Вы эти слова принимаете спокойно только в ироническом или образовательном контексте. Во всех остальных случаях вместо этих слов вы говорите: «писанина», «ваять», «текст, книга, роман», «мессадж», «картинка», «фишка». И, соответственно, ещё много всяких зверьков малюете. Того же самого вы требуете от других под угрозой подвергнуть ослушников остракизму.

Вы не понимаете подлинного смысла своей деятельности. Вы боитесь своего основного инструмента. Вы загоняете себя и своё окружение в хлев.

Вы ненавидите русский язык, а следовательно, русскую культуру. Их величие и красота являют собой неоспоримые доказательства вашего безобразия. Их беспредельная сила, лёгкость и упругость — это свидетельства вашей дряблости и беспомощности. И вы прикладываете все силы для того, чтобы выхолостить русский язык — основу русской культуры.

12. Вы жульничали во время семинара. Вы не следовали моим инструкциям, а если и следовали, то не всем и не в полном объёме. Большая часть вас читала текст насквозь, не останавливаясь, без отрыва от производства. Вы поступали так не оттого, что перед вами возник вопрос доверия ко мне как к учителю (вы не задавались этим вопросом). Вами владело оголтелое любопытство.

В результате вы не поняли даже половины.

Вы не умеете и не любите учиться. Вас интересуют не знания, а сведения. Вы недисциплинированны и неработоспособны.

Обобщая, я могу сказать, что вам свойственно весьма много чего, но совсем не свойственно: ставить перед собой высокие и интересные цели, понимать реальность, использовать для достижения целей адекватные средства.

И вот, я повторяю вопрос: зачем вам мастер-класс по стилистике?

Зачем вам четвёртая степень свободы, если вы несвободны во-первых, во-вторых и в-третьих? Зачем вам учиться технике, если вы всё равно не умеете мыслить, панически боитесь инструментов и абсолютно не понимаете контекста их применения? Просто потому, что говорить о развитии ныне модно? Или потому, что, если вы скажете: «Мне всего-навсего нужны деньги», вас перестанут уважать?

Бросьте. Те, кто умеет видеть, перестанут уважать вас так или иначе, а те, которые умеют только преданно заглядывать в глаза, даже и это ваше заявление примут на ура: цинично, мол, зато правдиво. Фактически, всё, что вам надо, — это уютные домашние тапки в виде очередного изданного за денежку томика и очередного междусобойчика. И чтоб вас знали — но в меру, потому что вы всё равно не представляете себе, что делать с серьёзной аудиторией. Вам нечего ей сказать. Вы можете только следовать за такими же, как вы сами.

Ну, а ради этого совсем не обязательно исследовать предмет глубоко; достаточно того, что у вас уже есть. Просто гоните текст дальше, набивайте руку, и всё у вас получится в соответствии с вашими истинными стремлениями.

Я же, пока вы гоните текст, обобщу результаты семинара.

«Песня о Буревестнике». На примере прочтения «Песни…» вам были продемонстрированы основные принципы извлечения информации из текста, а в процессе анализа этой поэтической аллегории вы получили возможность понять, из каких составляющих складывается основа творческого результата (в частности, художественного произведения). Вы так же получили пример применения фундаментальных знаний на практике.

Таким образом, тема собственно литературного творчества освещена максимально глубоко и максимально же ёмко.

В принципе, говорить здесь больше не о чем. Будет ещё лекция о штампах и эвфемизмах, но на этом курс начинающего графомана завершён.

И я позволю себе подвести основные итоги моей работы.

Задумывая цикл лекций для графоманов, я ставила перед собой только одну цель: найти настоящий исток графомании и дать ему имя. Причина проста: меня не удовлетворяло ни одно из традиционных имён (а традиционно их два: бесталанность и лень); мне казалось, что и лень, и бесталанность сами больше смахивают на следствия, чем на причины. А мне хотелось найти именно причину, и это, повторяю, была моя единственная цель. То, что сформулировано во введении к циклу, невозможно назвать целями (реверанс в сторону Маши Звездецкой, которая одна лишь обратила на это внимание): указанное там либо слишком мелко для такой объёмной задачи, как написание курса лекций, либо относится скорее к области чувств, нежели стремлений, либо вообще не моего ума сердце, либо касается чересчур далёкой перспективы. Это можно назвать мотивами, причинами и поводом, но это нельзя назвать целями. Никакого намерения научить вас чему бы то ни было я не имела. Цикл лекций и связанных с ними статей изначально планировался как инструмент для решения только моей персональной задачи, и тот факт, что вы тоже смогли воспользоваться этим инструментом для решения своих персональных задач, говорит лишь о вашей сноровке и о том, что инструмент оказался более или менее универсальным. В принципе же, мне безразлично, как вы сами относитесь к перспективе своего развития; меня интересуют только мои собственные трансформации. Именно поэтому я не придерживалась указанного во введении плана: на добрую половину вопросов я находила ответ задолго до того, как появлялось время изложить ход мыслей. А так как в письменном оформление своих размышлений я не видела самостоятельной ценности, то не видела и смысла топтаться на месте.

Ещё раз: моей целью было выяснить, в чём причина графомании. Ставя её перед собой, я была свободна мыслью.

Цель эта ныне достигнута с помощью ровно того набора инструментов, который я планировала использовать с самого начала. Это означает, что я имела адекватное представление о степени сложности стоящих передо мной задач. Таким образом, я свободно ориентировалась в контексте.

Для того, чтобы достигнуть поставленной цели, мне понадобились четыре месяца автономной работы и семь месяцев работы с аудиторией моего журнала. Фактически, простите за цинизм, я использовала вас в своих целях: путём публичного исследования вашего творчества и участия в ваших играх я провоцировала вас ставить передо мной логические и этические задачи, пыталась их решить, анализировала процесс и результаты решений, делала выводы и верифицировала их справедливость. Не могу сказать, что мне всегда и во всём удавалось относиться правильно к аудитории и к инструментам работы с аудиторией, но ориентиров я, в конечном счёте, не потеряла и о целях своих не забыла. А значит, я, пусть не с лёгкостью, но была и осталась свободной в своём отношении к инструментам.

За этот неполный год я не только нашла причину графомании, но и отыскала много других интересных вещей. Я смогла сделать это, применяя полученные прежде навыки, а также используя некогда накопленные знания и собственные индивидуальные особенности. Иными словами, я свободно владела инструментами.

Таким образом, у меня есть основание полагать, что инструмент, который я одновременно и создавала, и использовала в процессе работы — цикл лекций и связанных с ними статей, — представляет собой нечто более содержательное, чем одноразовый станок (при том, что объективно он весьма неопрятен, разобран по частям и с виду неказист). Я могу и ошибаться, но основания полагать свои записи потенциально ценными (отличать от популярных) в перспективе как минимум одного поколения у меня, тем не менее, есть.

При этом я получила и отчасти уже проанализировала опыт непосредственного взаимодействия с активной и совершенно незнакомой мне прежде аудиторией, какового опыта до этих пор не имела.

Кроме того, я обогатила опыт осмысленного и свободного творчества.

Таковы основные итоги работы, которую я вела в течение последних одиннадцати месяцев.

Почему я всё это рассказываю?

Потому что по-прежнему свободна мыслью. Обрывать размышления, не доведя мысль до логического конца, неразумно по отношению к мысли и нечестно по отношению к себе самому.

Зачем я всё это рассказываю?

Затем, чтобы, как и обещала в предисловии к семинару, в полном объёме и без утайки раскрыть фундаментальные принципы, в частности, создания художественного произведения, а в общем — мастерства как такового. Это являлось единственной целью моих сегодняшних раздумий, и обратиться так или иначе к собственному опыту я всё равно планировала.

Другое дело, что ещё до того, как эта цель оказалась достигнута, я обнаружила и единственную причину появления графомании, придя, таким образом, к логическому завершению текущего исследования. Однако достижение стратегической цели, увы, не способно отменить поражение цели тактической, коль скоро тактический снаряд уже в полёте. Да и необходимость анализировать итоги работы и полученный опыт никуда от меня не денется. В любом случае сосредоточена я по-прежнему на собственных задачах. Намерения научить вас чему-то или вытереть о вас ноги у меня нет. Я просто не вижу причины щадить вас. Но если вы умеете учиться, вы сумеете так же рано или поздно абстрагироваться от досады, обиды, стыда или негодования, которые, быть может, уязвляли вас, пока вы читали две трети этой статьи, и до последней капли выжать из неё информацию. С этого момента вы станете свободны в своём отношении к инструментам.

И это станет сугубо вашей личной заслугой.

В заключение хочу сказать, что журнал я не бросаю, общаться и сотрудничать на индивидуальном уровне по-прежнему готова, хотя участвовать в коллективной жизни писательского сообщества не имею отныне ни малейшей охоты. Всё, что касается вас, как цеха, более не касается меня. Лекция о штампах и эвфемизмах — последний штрих к моей работе — будет выложена примерно в конце сентября или начале октября, если меня не утомит техническая рутина (принципиально там всё прозрачно); если же утомит, выложу тезисы, они вполне познавательны и, к счастью, уже готовы.