Окончание. Первая часть. Вторая часть. Третья часть.

Ещё раз для совершеннейших маразматиков: это не лекция, а мысли вслух. Иногда непечатно.

Там, за туманом

«— Уезжайте отсюда, - сказал колдун, вылавливая со дна тарелки кольца обжаренного лука. – Уезжайте, пока не поздно.

Илва едва не поперхнулась.

— Вы что все – сговорились? Никуда я не поеду! Во всяком случае, до тех пор, пока не справлюсь с вашими демонами».

Не верю, что едва не поперхнулась. Верю, что не хочет уезжать, но не верю, что удивлена. После недавнего аттракциона удивление в ответ на предложение уехать — это самая невероятная реакция, какая только может возникнуть. Она тем более невероятна для опытного воина, который, по идее, должен оценивать примерную сложность задачи ещё в момент её постановки.

Теперь о главном.

Прежде всего, это не рассказ, а синопсис как минимум повести. Рассказ — это всё-таки об одной судьбе, а тут две, к тому же равноправные. Причём обе выписаны скверно (это и не удивительно, адекватно упихать в 22 тыщи знаков столько информации невозможно по определению, а в авторской стилистике и подавно).

Нужно было жертвовать одной из судеб; вернее, нужно было жертвовать Илвой, а ещё вернее — её репутацией. Сейчас объясню, почему.

В рассказе идёт речь о Маргусе, однако главный герой не он, а Илва. И, таким образом, единственный человек, который мог поведать автору о Маргусе и о событиях, произошедших в пещере, — это тоже Илва. Если Илва умирает, умирает и обоснование авторской осведомлённости обо всех этих демонах, вратах и прочей маловразумительной чертовщине. И ничего с этим сделать невозможно, ибо такова логика рассказа. (Почему она такова, объяснить пока затруднясь. Точнее затрудняюсь сформулировать объяснение, которое на самом деле есть.)

Иное дело Маргус. Будь он главным героем безо всяких экивоков, о его судьбе автор мог узнать напрямую. Но в этом случае подробности личной жизни Илвы и все её собеседования с местными жителями оказались бы ни чёрту кочерга, ни богу свечка.

Как бы то ни было, фундамент основной проблемы этого рассказа покоится на тяге автора к трагическому героизму жены-воительницы.

Фактически, автор поставил перед самим собой чертовски неприятную дилемму: делать Илву либо статистом, либо дезертиром, — только так он мог получить железное обоснование собственной осведомлённости. Не сделав ни того, ни другого, он получил сумятицу из телеги, рака и щуки (хорошо ещё без лебедя) и вполне логичный де-юре, но совершенно противоречащий логике де-факто финал.

Ещё прокол. Маргус без колебаний приносит дочерей в жертву ради спасения жены. И тот же Маргус (опять-таки без колебаний) приносит Илву в жертву ради спасения дочерей. У некроманта раздвоение личности? Некромант сам не знает, чего хочет? Фиговый некромант. Или это не тот же Маргус?

А вот не знаем мы об этом. Нам забыли рассказать, как развивался, что пережил и к чему в итоге пришёл Маргус после того, как долгое время провёл наедине с преисподней, памятью и дочерьми в обличии демонов. А если рассказать забыли, то и у нас не имеется оснований полагать, что Маргуса извела совесть.

До мелочей не докапываюсь, работа ученическая.

Резюме: не в топ. Нежизнеспособный рассказ. Зато весьма поучительная иллюстрация к вопросу о том, как капризы мешают удовлетворять желания.

Я встречала этот почерк и все эти пробоины в днище корабля в рассказе «Я пришла» Юлии Остапенко (и ещё в парочке других, уже не помню, каких именно). Если это Остапенко писала, то фи. За несколько месяцев можно было бы и выводы сделать. Надеюсь, что не она. Тогда кто? Андронова? Не читала я её художественные вещи, но проза чисто женская, а на Аделаиду Фортель и Карину Шаинян не похоже ни боком, ни рыком.

Цветок из бумаги

«Мешанина архитектурных стилей, начиная от мрачной готики и кончая аляповатым неоабстакционизмом, неуловимым образом гармонично сочеталась, представляя взору отточенный, совершенный ансамбль».

Да, да. Так неуловим был образ гармонии, что очертить его не осилил даже автор. Что уж говорить обо всех остальных! Чую, чую беду… Ученик писал, будь ему хоть под полтинник.

«Город, словно записная кокетка, облачался в утренний наряд. Мягкая пастельная пелена подсветки медленно опустилась на проспект, окрасив выстроившиеся в шеренгу вычурные многоэтажки в таинственные цвета. Мешанина архитектурных стилей, начиная от мрачной готики и кончая аляповатым неоабстакционизмом, неуловимым образом гармонично сочеталась, представляя взору отточенный, совершенный ансамбль. Всполохи рекламных роликов неслышно тонули в общей иллюминации. Мерно флюорисцировали разделительные полосы на серой ленте проезжей части. Город был тих и спокоен. Тих той предутренней тишиной, которая сродни замершему на курке пальцу охотника».

Уважаемые граждане писатели. Я вам, разумеется, не указ. И вообще. Но…

Вот лично мне пришлось перечитать этот фрагмент трижды — и только после третьего прочтения я поняла его смысл… если так можно выразиться.

А почему?

А потому что для начала считаем глаголы. Кыш отсюда все, кто полагает ниже своего достоинства пользоваться опцией «Статистика».

Итак, статистика: 78 слов. Из них глаголов… (шёпотом) пять штук. Не считая вспомогательного глагола «быть» (одна штука), а также причастий и деепричастий, которые, безусловно, имеют к глаголу самое прямое отношение, но представляют собой отдельные части речи и семантически приближаются скорее к прилагательным и наречиям, нежели к глаголам.

Матка бозка! Пять глаголов на семьдесят восемь слов!

Автор полагает, что издевательство над читателем — лучший способ доказать свою состоятельность? Н-ну… эт-та…

Здесь же… Здесь же и записная кокетка (в утреннем наряде, обращаю внимание), и охотник (да не просто так, а с пальцем на курке). И это всё, как вы с лёгкостью можете увидеть, — об одном и том же городе в одно и то же время. Воля ваша, граждане, а я лично просто теряюсь. Я никак не соображу, что за мутант передо мной. Или здесь речь идёт о кокетливой Диане-охотнице, сменившей лук на BFG? Или об известной пулемётчице, которая лихорадочно наводит марафет перед церемонией экспроприации племенных тачанок? Очень, очень сложный образ. Такое впечатление, что автора прямо-таки распирало от изобилия мыслей, и он — ну не пропадать же добру, в самом-то деле! — постановил излить их оптом.

А точнее выплеснуть в морду ошалевшему читателю. Читатель, как известно, любит борзых авторов и готов не замечать кривого текста до тех пор, пока автор имеет его этим текстом во все извилины головного мозга.

Да, обращаю внимание: речь идёт о первом абзаце. В середине рассказа такой пассаж ещё туда-сюда, но встретив подобную муть в начале, я обычно просто закрываю книгу и иду по своим содержательным делам.

И больше уж к этой книге не возвращаюсь… при прочих равных.

Повторяю, я не указ. И вообще читаю не как редактор. Я просто думаю хорошо… и много.

Но в данном случае читать продолжу. На всякий пожарный (хотя жизнь иллюзиями — это не про меня).

«Луна вела себя совершенно по-блядски: то высовывала из-за тучи жирную округлую ляжку, то снова стыдливо пряталась в рваные одежки…»

А в каком месте у луны ляжка, коль не секрет? Пальцем, если можно.

Вот что меня добивает в ученической прозе, так это бессмысленность образов: красное словцо ради красного словца. «Ляжка» — это такое смачное словцо, которое немедленно вызывает ассоциацию с непристойным вообще и блядьми, в частности. И его, разумеется, надо срочно влепить во фрагмент, где проводится сравнение с блядью! По сараю, что у «бляди» в худшем случае жопа в профиль, а в самом лучшем — просто жопа. «Ляжка» круче, пишем ляжку.

И вот такое, извините за прямоту, блядство авторы очень часто оправдывают стилем.

Ах, как поэтична эта проза!

О да, поэтична — слов нет. До полного маразма.

Здесь же: «стыдливо пряталась в рваные одёжки» — это, надо думать, тоже «по-блядски». У вас другое мнение? А я, вот, разночтений почему-то не вижу.

А вообще, меня дико раздражает, когда автор, желая вставить крепкое или смачное словцо, даже в ум не берёт, что в контексте это словцо может звучать попросту идиотски.

«Вот это рыжее мочало, которое оплетает мозги как паутина – нейробридж. Та самая штука которая принимает информацию с прошитой материи, и накладывает ее на ту что ты получаешь через рецепторы – глаза, там, уши, язык».

Я стесняюсь, но всё-таки спрошу. А что такое «прошитая материя»? Или это фича такая — все термины строго к концу объяснять?

«Протезирование чувств. Проецирование наведенной информации поверх оригинальной. Гениальная идея!»

Точно. Я даже знаю, кому она пришла в голову не та… Кто сказал «братьям Вачовски»?

Братья Вачовски пешком под стол ходили, когда она в воздухе витала.

Кстати, почему мне кажется, что Колес чернокожий?

Дочитывала, признаться, с трудом, но спасибо, хоть без детского сада обошлось.

Резюме: не в топ, разумеется. Тридцать восемь тыщ знаков откровенно скучного текста на изъезженную всеми транспортными средствами тему — это не тот вариант, когда прощаются мелочи.

Вместо послесловия

Ладно, ребята…

С вас довольно, а с меня уже можно узницу Шато-Гайяра малевать. Озвучиваю свой топ.

1. Рыцарь Печального Нейтралитета

2. Если есть дорога…

3. Истерика

4. Рыбаки

И на этом, если бы я участвовала в конкурсе, я попросила бы самоотвод. Потому что заполнить пятое и шестое места мне нечем.

Наверное, я могла бы поставить на пятое место «Сару», будь в этой «Саре» смысла хотя бы грош. Но смысла в ней — прости уж, автор, — ноль целых ни одной десятой. Так что считать её лучшей среди худших я могу, а вот худшей среди лучших — никак нет.

Рука не поднимается.

Наверное, я могла бы — от большой беды — поставить на шестое место «Цветок на бумаге». Но на самом деле его реальная цена — это победа над «Там, за туманом» — и не более. А если уж «Сару» рука не поднялась вписать в топ, то «Цветок» тем более перебьётся.

Теперь о том, почему оценки распределены именно так.

Рассказы на первом и втором местах объективно равноценны (даже сырые примерно одинаково), просто «Рыцарь» мне ближе по темпераменту. В идеальной модели они вообще в разных топах должны стоять, «Дорога» и «Рыцарь». Сравнивать их так же бессмысленно, как фолк и рок или как джонку и фрегат. «Истерика» же объективно профессиональнее их обоих на порядок. Но «Истерику» я ставлю на третье место, потому что зрелый профи трусливее салаг. Стыдно, гражданин автор «Истерики». Очень стыдно. Профи вашего уровня должен быть наглым до конца. И не для того, чтобы шокировать окружающих, а для того, чтобы в зеркало смотреть без внутренней дрожи. Не могу я вас мастером назвать, простите. Двух молодых могу, а вас — нет.

«Рыбакам» отдала четвёртое место только потому, что в топе оказались вакансии. Объективно они этого, возможно, не заслуживают, но мне многое непонятно, а если непонятно и прицепиться не к чему, то это моя проблема, а не автора.

Теперь в целом.

Итак, четыре рассказа попали в мой топ (один из них под жирным вопросом до тех пор, пока я в нём не разобралась). Ещё три: «Сара», «Там за туманом» и «Цветок из бумаги» — написаны более или менее добросовестно. Их авторы не халтурили, выжимали из себя ровно столько, сколько могли выжать, думали раньше, чем писали, и в литературе явно не новички. Они попали на конкурс абсолютно справедливо. (Повторяю для тех, кто в танке: из пятнадцати человек справедливо оказались на конкурсе в лучшем случае только семь.)

Ещё один рассказ — «Петров и Васильев» писал человек, который смотреть умеет, а видеть — нет. И мастером я его назвать на этом основании не могу, потому что мастер зрит в корень (автор «Истерики», к слову, тоже зрит в корень, но увиденного боится до инсультных судорог). С другой стороны, это и не дилетант и не подмастерье, больно уж слог хороший. Следовательно, инвалид. А раз так, то на конкурсе здоровых писателей делать ему совершенно нечего.

Рассказ «Пять двенадцатых» — это обратный вариант: человек видеть умеет, а писать ещё не научился, потому пупок и надорвал. А кроме того, ленив или глуп, или жулик (об этом я уже говорила). Опять же на «Мини-Грелке» (если она и впрямь претендует на известную нам крутизну) ему не место. Пока, во всяком случае.

«Дети пидорасов» — это не рассказ, а сценарий. А «Мини-Грелка» — независимо от степени крутизны — это конкурс рассказов. Об уровне автора как беллетриста ничего не могу сказать, потому что, если предложенного нам кадавра называть беллетристикой, я тогда лучше по шпалам пойду — в добровольном порядке. «Дети», словом, тут тоже ни к селу, ни к городу.

Но, по крайней мере, я могу понять, почему авторы «Петрова», «Пяти» и «Пидорасов» оказались в списке приглашённых. Вот чего я не могу понять, так этого того, откуда там взялись все остальные (не много, не мало, пять человек, как минимум, — треть состава, — а то и все шесть). Это типа до кучи? Или чтоб выигрышнее на их фоне смотреться? Или за красивые глаза? Или по дружбе, чтоб приятелю не обидно было? То есть обижать приятеля западло, а унижать нифига не западло? Изумительное иезуитство! Торквемада кончает на откинутые от счастья копыта Шпренгера и Инститориса. Или вы всерьёз полагаете, что упомянутые шесть рассказов суть диадема конкурса невъебенной крутизны? Ребята… а где вы такую траву берёте?

Upd. Я тут отдельные ваши рецензии почитала на досуге, теперь вот сижу и медленно, но уверенно превращаюсь в культовую фигуру шиваитов: чем больше читаю, тем неотличимей становлюсь.

Upd 2. Я тут результаты «Мини-Грелки» увидела… сижу теперь и думаю… И боюсь до чёртиков (потому что от мнения своего хрен откажусь). Время уже восемь по Москве, а я сижу, как дурак, и пялюсь в монитор и думаю… о многом.

Размышление на тему

Предвижу вопрос: «Почему, если ты такая умная, не участвуешь в конкурсах сама?» Отвечаю (не потому, что он законный, а потому, что мне самой интересно разобраться).

Начать с того, что о «Грелке» я узнала только в этом году, а обо всех других конкурсах — вообще только после «Грелки-8». Звучит, наверное, дико, зато честно.

Времени познакомиться с историей до объявления темы очередной «Грелки» у меня было немного: я успела прочесть парочку рассказов мастеров, десяток отстойнейших «нетленок» из топов разных лет — и всё.

И возникла у меня на тот момент шальная мысль: а не ломануться ли и мне в те же палестины? Рассказы я… пишу, но редко. А надо бы… почаще, видимо. А тут — повод.

И — тема.

Да, тема… кстати…

Когда я увидела тему восьмой «Грелки», меня заколбасило так, что мой кот полез на стену, а у любимого волосы на голове встопорщились. Придя в себя, я посмотрела на любимого, на кота, недоумённо поскребла затылок и подумала: не, ребята, давайте-ка вы как-нибудь без меня управитесь. Вам в любом случае скучно не будет.

Для тех, кто ещё не понял, объясняю: заставить меня написать на тему «Управляемая удача» с граничным условием освободить от платы любителя халявки может только маньяк, непосредственно угрожающий моей жизни.

Да, я забыла сказать: я, вероятнее всего, паршивый писатель, я очень привередлива в выборе темы. Я и журналист паршивый. По той же причине.

В общем, села я, грустная, читать чужие рассказы и комменты.

О рассказах говорить ничего не буду. Потому что. Хотя нет, в двух словах скажу. Я бы на первое место поставила «Горшечника» — за блестящую издёвку над граничными условиями темы, которая, несмотря ни на что, была соблюдена самым пунктуальнейшим образом (перевожу для тех, кто не в курсе: Карина Шаинян цинично и изящно оттрахала журнал «Если» непосредственно в его дебильную тему), — а на второе «Сабачку» — за охренительную честность и опять-таки циничное изнасилование всех «Еслей» оптом (теперь уже нет, не поставила бы, но тогда — да, без колебаний. Почему теперь не поставила бы? Потому что теперь я знаю позицию автора. Я готова была аплодировать «Сабачке» именно как серьёзному рассказу, реализованному в балаганном духе, а не как собственно фиглярству). За отлично заточенные мозги, короче говоря, — в обоих случаях.

Что же касается комментаторов, то мне лично интересны оказались двое: Лукьяненко и Остапенко. Да и те лишь местами и, в основном, не сутью, а формой. Каганов утомлял полным отсутствием обоснования, правда, был иногда забавен. Процентов семьдесят всех остальных гнали такую пургу, что в стремительно образовывавшихся сугробах тонули не только редкие здравые мысли, но даже и следопыты, рискнувшие их отыскать. Прочие комментировали с переменным успехом, но почему-то с непременными извинениями за то, что вообще осмеливаются думать и излагать свои мысли. От таких комментариев я выпадала в осадок, а по комнатам ещё долго бродило до боли знакомое эхо.

Лучше всех выступила Прокопчик. Я смеялась до упаду.

А потом задала себе вопрос: почему на «Грелке» так мало умных людей, и почему некоторые несомненно умные люди не лезут на «Грелку»?

Не успела я толком на него ответить, как случился Эквадорский конкурс.

Вот тут темы выбирали уже не «Если», и я даже намахала целых четыре эскиза к целым трём рассказам. При этом один из них вписывался сразу в обе темы, а ещё один оставалось только довести до ума.

И тут меня как будто по башке треснули. «Ёпт! — это был инсайт. — Это мне сорок рассказов читать придётся?!»

Не знаю, о чём я думала раньше, не спрашивайте. Наверное, о творчестве.

Сорок рассказов показалось мне многовато. Я разделила сорок на семь, получила шесть штук прочитанных рассказов в сутки, и мне занехорошело. Девка я хоть и умная, но эмоционально неустойчивая, а так как рассказы с прошедшей «Грелки» чуть не довели меня до зелёных галюников, то и от эквадорского компота я не ожидала ничего хорошего.

И не полезла я на Эквадор.

Но пообещала самой себе полноценно прокомментировать какой-нибудь небольшой литературный конкурс. Возможно, в качестве епитимьи, но вероятнее всего, ради получения опыта. Сейчас уже не помню мотивов.

Я не знала, выложат в общий доступ рассказы «Пасынков» и «Мини» или же это будет закрытый для широких масс раздел, а потому, признаться, нацеливалась на какую-нибудь самиздатовскую дребедень (отчего-то мне казалось, что будет именно дребедень, хотя откуда появилась такая уверенность, стреляй — не скажу… впрочем, нет, теперь скажу). Когда же я узнала, что рассказы «Мини-грелки» доступны простым смертным, я решила читать их. Объяснять, полагаю, не надо.

Дальше вы знаете.

А теперь, собственно, ответ.

Я никогда не полезу на литературный конкурс, участники которого обязаны читать чужие рассказы. И даже если на этом конкурсе объявится обалденно вкусная тема, я лучше эту тему просто так напишу. Безо всяких конкурсов.

Потому что читать и оценивать конкурсные рассказы — это ад.

Я снимаю шляпу перед теми, кто имеет в себе силы не только проходить этот ад раз от разу — честно, без халтуры, без нытья и прочих соплей, — но ещё и раз от разу комментировать прочитанное. Потому что вот это, ребята, уже не ад, это сразу пиздец.

Как, по-вашему, должна оплачиваться работа говновоза-аналитика? Обращаю внимание: добровольные комментаторы ничего от авторов рассказов не требуют, работают за одну идею. Могли бы, кстати, не комментировать вообще — никто не заставляет. А они пашут в таком режиме и пашут. Некоторые — годами.

Я же за три дня прочла шестнадцать не самых плохих рассказов. Чуть не сдохла, но прочла. Но шестнадцать. На семнадцатом бы сдохла, как пить дать. Сорок не прочла бы даже за месяц. Сорок, при условии, что пропорции говна и мёда выдержаны в лучших традициях «Грелки», не прочла бы никогда. А про то, чтобы комментировать такую тряхомудию — пусть даже в трёх наиболее известных словах, — я вообще не заикаюсь.

Вы думаете, я это всё веду к тому, чтоб спеть очередной дифирамб заслуженным участникам-комментаторам? Ничего подобного. Это их выбор, их путь и их проблемы. У меня другая мысль.

Я знаю, что многие участвуют сразу в нескольких конкурсах. Это что такое? Это вот что. Получил тему и сроки, сел писать. В это время приходит пора читать рассказы с другого конкурса. Откладываешь заготовку, начинаешь читать другой конкурс. Примерно на середине с третьего приходит охрененно радостное известие: твой рассказ вышел во второй тур. Перевожу: надо читать рассказы второго тура третьего конкурса. В это время подходит срок сдачи рассказа на первый. Срочно оставляем все дела, садимся дописывать грёбаный рассказ, чтоб ему пропасть. Пишем левой задней лапой через жопу под язык. «Под язык» читать буквально, потому что язык от усталости уже давно на полу. Не успели написать, хватаем дочитывать второй конкурс — и тут приходит время четвёртого…

Там ещё где-то периодически тусуются друзья, любимые и работа, но их, скорее всего, замечаешь только мельком и с грустью.

Так или примерно так. С такими или примерно такими увечьями.

Кое-кто пеняет некоторым, особенно удачно выступившим авторам на домашние заготовки. А кое-кто утверждает, что профи неизбежно победит. Я вам теперь как краевед скажу, дичь это всё. Нет, в некоторых случаях заготовки, наверное, бывают. А профи действительно время от времени бьют молодняк. Но когда мы видим хороший, добротно изготовленный конкурсный рассказ с фундаментальной базой и во-от таким хвостом причинно-следственных связей, мы должны говорить скорее не о домашней заготовке и не о безусловном профессионализме автора, а о том, что автор занимался только этим рассказом.

Свежему полукровке нетрудно обогнать загнанную чистокровную лошадь. Да, в манерах чистокровки будет чувствоваться и почерк, и норов, и кровь, которую не пропьёшь, и жажда борьбы. Но если её загнать, первой у финиша, как ни верти, окажется полукровка. Это я к тому, что конкурсные рассказы, участники которых должны читать сорок «нетленок» за неделю или даже две недели, не только необъективны, но и попросту бессмысленны. Они ничего не выявляют. Кроме, конечно же, степени трудолюбия комментаторов.

Во всяком случае, на данном этапе, когда такие конкурсы плодятся едва ли не как амёбы — в геометрической прогрессии — и чудо ещё, что не экспоненциально.

Ну, и, соответственно, объективность оценки героической судейской бригады, состоящей из участников конкурса, оставляет желать не просто лучшего, а сразу всего. Традиционно на первом месте оказываются сопли, которые обкончавшаяся толпа вуайеристов, жаждущая порнухи, с огромным удовольствием размазывает по всему топу.

Становится ли от этого порнуха содержательной? Не смешите. Трахаться содержательно можно только с интеллектуальной проблемой, всё остальное — чистое развлечение… или интеллектуальная проблема, помноженная на секс, но это будет уже не порнуха, и физиология неизбежно уступит место серьёзной философии и не менее серьёзной психологии…

…которых вуайеристы ни при каких условиях не прощают. Вуайеристам хочется распустить слюни, а со слюнявой мордой думать затруднительно — и им не хочется думать.

В результате все имеют что имеют: кто-то убивается над неудачей, кто-то комплексует по поводу своей «бездарности», кто-то задирает нос, кто-то радуется успеху, а кто-то просто удивляется. Аттракцион удался, всем спасибо, все свободны.

И тут я позволю себе моветон. Я закончу рассуждение на тему о причинах моего сегодняшнего равнодушия к таким аттракционам, чужими словами; вернее, перефразирую их.

Что победой-то считать, граждане?

Всё, вот теперь я тоже кончил. Ом Шива-е намах.

Imported event Original