September 2008
| |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
| 7 |
8 |
9 |
10 |
11 |
12 |
13 |
| 14 |
15 |
16 |
17 |
18 |
19 |
20 |
| 21 |
22 |
23 |
24 |
25 |
26 |
27 |
| 28 |
29 |
30 |
|
7/6/07 03:54 am
К вопросу об интеллигентности
Продолжение анализа «Ромео и Джульетты» будет через несколько дней. Хотела написать сейчас, но рука отвыкла (давно не писала), стилистика не пошла, и надо расписаться. Поэтому говорить мы сегодня будем о третьем цикле «Бесед о русской культуре» Ю.М. Лотмана. Цикл называется «Культура и интеллигентность», он опубликован в сборнике «Воспитание души» (СПб, 2005, с. 470-514), цитировать буду по этому именно изданию.
Кстати, Жарковский, если вы это читаете, то имейте в виду, что я давно уже хотела порекомендовать Лотмана (в частности, вот этот его цикл) вам персонально, да всё забывала. Уверена, вы найдёте в его лице прекрасного собеседника, у вас сходный взгляд на многие вещи… э… нематериальной природы. Вообще, Лотмана надо читать всем. Мало того, что это блестящий исследователь, это ещё и блестящий идеолог: такую этическую экспансию, какую проводил он, мало кто осилит провести.
Спорить с Лотманом очень трудно. Не потому, что он прав (он, по-моему, во многом не прав), а потому, что его слабое место — структурирование материала. Наиболее яркий пример — четвёртая лекция уже из другого цикла всё тех же «Бесед…» (там же, с. 575-584). Формально она посвящена Александре Осиповне Россет-Смирновой («сегодня мы взяли образ такой женщины, которая сыграла в пушкинской судьбе и в русской культуре своей эпохи большую роль»). Но фактически Лотман говорит в этой лекции о чём угодно, только не о роли Россет-Смирновой в русской культуре и даже не об её образе. Он говорит о Кюхельбекере, о стереотипе «Пушкин и женщины», о том, как относился к Россет-Смирновой Пушкин, об отце Россет-Смирновой, о том, как тяжело Россет-Смирнова рожала и как она выставила из дому Вигеля за оскорбление покойного Николая I; говорит о том, что говорила о Россет-Смирновой жена Пушкина, и о том, как весел был Пушкин, живя в Царском Селе летом 1831 года, как он там плодотворно работал и что написал; говорит о цензурных исправлениях в «Сказке о попе и работнике его Балде»; говорит о Лермонтове, о том, какое влияние оказал на Лермонтова Пушкин, о том, как относился Лермонтов к Россет-Смирновой, о том, какое образование получил Вяземский и как мало было оснований у Тынянова считать, что Пушкин влюбился в Карамзину; говорит о Гоголе, очень много говорит о его «Выбранных местах из переписки с друзьями» (упоминая в конце и о двух письмах Россет-Смирновой) — и заканчивает заявлением: «Россет была замечательным человеком… Она оставила яркий, ничем не заменимый след в русской культуре». Честно скажу, этот след я пыталась отыскать только что не с собаками. Всё думала, что же это был за след: то ли мучительные роды, то ли благодарное прослушивание чужих стихов (а ей все свои стихи читали: и Пушкин, и Лермонтов, и… хотела сказать, Гоголь), то ли тем, что Вигеля зобанела. Не понятно, в общем, в чём значение этой, несомненно, интересной женщины. Может быть, она предложила те самые цензурные изменения, благодаря которым оказалась возможной публикация «Сказки о попе…». Не знаю, не понятно, в общем.
Я, однако, не о женщине, а я о том, как Лотман структурирует информацию. Пример, надеюсь, достаточно наглядный для того, чтобы вы поняли сложность задачи: мало того, что нужно анализировать, так ведь надо ещё догадаться, что принимать во внимание, а что нет. (Тут поймите меня правильно: я не хочу обвинить Лотмана в чём бы то ни было, нет. Его и читать, и слушать очень интересно, «легко и приятно». Просто у каждого оратора и публициста, у каждого писателя вообще есть слабое звено. Вот у Лотмана хромает инженерный аспект. Не судите его строго: это беда почти поголовно всех гуманитариев. И уж поверьте, ради удовольствия понять Юрия Михайловича можно потерпеть ещё и не такие выверты. Это всё-таки не графоман-прозаек.)
Итак, прежде всего следует выделить то главное, на что мы будем опираться.
В первой лекции цикла «Культура и интеллигентность» даётся развёрнутое определение того, что следует понимать под словом «культура» в данном контексте. Кроме того, даётся попытка определить интеллигентность: «интеллигентный человек — это человек внутренне свободный, бесспорно уважающий себя». Также различаются понятия «интеллигенция» и «интеллигентный человек»: первое — это социальная прослойка людей умственного труда, второе — это человек определённого склада.
Во второй лекции даётся образ интеллигентности — «это образ матери с ребенком на руках». Говорится об имманентном интеллигентности. Это толерантность («интеллигентный человек стремится понять другого»); склонность к сомнению (с одной стороны, «в самом понятии интеллигентности неизбежно присутствует сомнение», тогда как неинтеллигентный человек «убежден, что он сам думает правильно», с другой — «Мышление — это право на сомнение, способность раз в жизни подвергнуть сомнению всё» — курсив автора); индивидуальный взгляд на вещи («он имеет выношенные, свои мысли и строит жизнь в соответствии с этими мыслями»); наличие убеждений («Он может ошибаться, но готов за свои ошибки платить, в том числе и своей жизнью»). Кроме того, Лотман в этой лекции делает интересную оговорку, касающуюся гуманизма, из чего мы косвенно (автор прямо не называет гуманизм в числе свойств, имманентных интеллигентности) делаем вывод о том, что интеллигентности свойственна как минимум гуманность. Из следующих лекций мы поймём, что это действительно так, более того, гуманизм и есть фундаментальная черта интеллигентности.
Третья лекция посвящена аспекту борьбы: интеллигентный человек, по Лотману, «борец, и борец в тяжелых ситуациях», поскольку ему приходится противостоять бюрократической, хамской системе. Лотман приводит в пример Вольтера, его борьбу за торжество толерантности. Здесь же мы узнаём, что если «человек был настолько поражен несправедливостью мира, что в минуту, когда он покидал этот свет, думал о борьбе с этой несправедливостью, то он заслуживает не только уважения, но и оправдания в своих грехах». Кроме того, в этой лекции Лотман начинает разговор о среде, из которой возникли интеллигентные люди (школяры, монахи, паломники).
Лекция четвёртая посвящена критическому взгляду на мир и способности к рефлексии («поскольку мыслящий, чувствующий, имеющий совесть человек — человек оценивающий, и потому он оценивает и себя»), а также «страдающей любви к Родине». «Страдающая любовь к Родине» — так называет Лотман любовь к Родине, которая возникает под воздействием критического взгляда на текущее положение вещей и которая прямо вытекает из привязанности «к своей культуре, к своему народу и к своей Родине». Здесь же продолжается разговор о среде, из которой вышли интеллигентные люди (разночинцы).
В пятой лекции Лотман рассказывает о дворянстве как о ещё одной среде, давшей начало интеллигентному человеку. Здесь же говорится о стыде («интеллигентность подразумевает развитое чувство стыда, а отсутствие интеллигентности — столь же развитое чувство бесстыдства… Для людей с интеллигентной психикой регулирующим свойством является стыд, а для людей бесстыдных регулирующим свойством является страх: я не делаю, потому что боюсь… Стыд — это чувство свободного человека, страх — это чувство раба»). Здесь же упоминаются «развитое чувство самокритики, развитое чувство долга, необходимости за этот долг платить, погасить этот долг». Здесь же уточнение: «Чувство стыда, долга перед народом и чувство собственной гордости составляет тот комплекс, который тогда называли чувствами благородного человека, а мы сейчас называем интеллигентностью».
Шестая лекция посвящена развитому чувству справедливости и независимой позиции, в частности по отношению к власти.
Вот такая выжимка.
Честно скажу, если бы писал кто-нибудь из сетевых графоманов, я бы это даже читать не стала, потому что столько сферических коней на кв. см. текста — это выше моего понимания однозначно. Но Лотман есть Лотман, он интересен, даже когда противен, он захватывает, его читаешь, как роман, а уж коль скоро читаешь, изволь анализировать (анализ имманентен чтению, если кто забыл).
Вот и будем анализировать, следовательно. Не капитально, а так, чуть-чуть.
I. Культура.
Объясняя понятие «интеллигентность», Лотман связывает его с защитой культуры (противопоставляя интеллигентности хамство). Для этого ему естественным образом требуется определить или описать понятие культуры:
«Прежде всего, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что слово "культура" мы будем употреблять не в значении научно-технического прогресса. Научно-технический прогресс составляет только определенную часть культуры, хотя в очень многих контекстах эти слова употребляют как равнозначные… Для этого есть известные основания, поскольку само слово "культура", восходящее к латинскому слову, означало первоначально "обработанное поле" — то, что сделано руками человека.
Действительно, культура — в определенном смысле — противостоит природе. Природа — это то, что человеку дано, а культура — это то, что человек сделал. Но не все то, что человек сделал, есть культура. Человек создает культуру, и человек ее разрушает. Культура (как мы будем употреблять это понятие) — это своеобразная экология человеческого общества. Это та атмосфера, которую создает вокруг себя человечество для того, чтобы существовать дальше, для того, чтобы выжить. В этом смысле культура — понятие духовное: понятие, связанное с идеями, представлениями, эмоциями, а не с вещами, аппаратами и машинами. Конечно, это две стороны одного вопроса, но стороны эти не механически связаны друг с другом. В истории человечества мы наблюдаем, как развитие науки и культуры идет дружно и научный прогресс вызывает технически и сопровождается прогрессом в культуре, но будем наблюдать и то, как быстрое развитие науки, особенно техники, будет вызывать регресс культуры, откатывание назад».
Ниже Лотман говорит о том, что исторически культура начинается с запретов:
«В обществе возникает закон, и первый закон: нельзя жениться на сестре и матери — физически можно, но культура запрещает. Нельзя, скажем, что-то есть… Видите, какая странная вещь: самые нужные, простые, естественные вещи — еда и секс и на них накладывается запрет. Вот с этого начинается культура. Конечно, чем дальше, тем культура требует больших отказов, больших стеснений, она облагораживает чувства и превращает просто человека в интеллигентного человека».
Я не собираюсь спорить с тем, что описанное Лотманом превращение есть превращение именно в интеллигентного человека. У меня возражения другого порядка. Во-первых, я не согласна с лотмановским определением культуры. Я не вижу оснований отделять материальную культуру от нематериальной и рассматривать последнюю в отрыве от контекста материальной культуры. Если мы связываем понятие культуры с идеями, эмоциями и т.п., то раньше или позже мы неизбежно натолкнёмся на проблему зарождения идей и получения эмоций, а это вне контекста материальной культуры если и возможно, то только в очень ограниченном объёме. Так, например, чайная церемония уже не будет входить в круг нематериальной, то есть т.н. духовной культуры, поскольку эта церемония неотделима от определённого набора предметов (если же этот набор изменить, изменится сама идеология чайной церемонии). Так же мы не сможем отнести к «духовной» культуре бальные и иные праздничные, в частности маскарадные традиции: одежда в данном случае предопределяет стиль поведения. К примеру, маскарад в странах мусульманского Востока невозможен, поскольку абсурден.
На самом деле зависимость одного аспекта культуры от другого глубока почти до бездонности, и это естественно: предметы востребованы лишь тогда, когда они могут воплотить некую идею, тогда как идея не может быть совершенно чуждой материальному контексту. Так, например, идея о том, что нужно любить родину, могла появиться только при условии существования родины, то есть именно что конкретной земли, которую человек возделывает. С другой стороны, любовь к родине помогает возделывать землю быстрее и эффективнее, чем равнодушное к ней отношение.
Говорить о нематериальной культуре вне контекста культуры материальной — это всё равно что выхолащивать нематериальную культуру, низводя её до уровня сферического коня. Это, повторяю, во-первых.
Во-вторых, я не нахожу в описанном Лотманом превращении (вторая цитата) защиту культуры. То есть, на мой взгляд, интеллигентный (по Лотману) человек и культурный человек суть два разных человека, более того, это антагонисты.
Потому что культура, на мой скромный взгляд, начинается не с запретов, а с построения системы символов. А как вы собираетесь выражать запрет, если вы не в состоянии этого сделать? Это — раз. Два: если говорить о запретах, то первичен не сам запрет, а осознание необходимости запрета, то есть индивидуальная или общественная (смотря о какой культуре мы ведём речь) естественнонаучная деятельность. Видите ли, я считаю (будучи глубоко в этом убеждена), что запрет без фундаментальной основы — это порочный запрет. Запретить ведь можно что угодно, но если в запрете нет практического смысла, он превращается в идола, и наилучшим образом это доказывают т.н. православные христиане, весь смысл веры которых заключается в том, что женщине нельзя снимать платок, а в постный день нельзя есть мясо. Подумать о том, чем могли быть вызваны такие запреты в ту пору, когда они возникали, и адекватно распорядиться выводом, то есть спроецировать выраженное в старой системе символов на новую систему, люди, приученные к слепому «нельзя», часто оказываются неспособны. Между тем культура невозможна без развития системы символов. Как только возникает новая идея, для её обозначения неизбежно изобретается новое слово. Как только новая идея находит воплощение, слово придумывается и для воплощения тоже.
Итак, если мы понимаем интеллигентность как следование запретам (точка), то мы неизбежно противопоставляем её культурности. Мы получаем человека, непонятно зачем моющегося предписанное число раз в день или в неделю, непонятно почему не вступающего в сексуальные отношения с собственной сестрой и непонятно с какой стати отказывающего себе в мясе по постным дням. Если это культура, пристрелите меня, пожалуйста.
Можно возразить: Лотман не имел в виду настолько примитивное понимание культуры. А я на это так отвечу: меня настораживает, что семиолог ни разу не апеллировал в разговоре о культуре к системам символов. Если понимание культуры не настолько примитивное, то почему на протяжении всего цикла «Культура и интеллигентность» мы видим такое количество апелляций к авторитетам и к стыду, но не видим ни одного удовлетворительного объяснения того, почему в качестве культурного авторитета выбрана именно эта личность, а не та, и почему мы должны считать стыд мерилом культуры.
Неубедительно и неудовлетворительно.
II. Стыд
Кстати, вот, о стыде. Я ещё раз процитирую Лотмана:
«…интеллигентность подразумевает развитое чувство стыда, а отсутствие интеллигентности — столь же развитое чувство бесстыдства… Для людей с интеллигентной психикой регулирующим свойством является стыд, а для людей бесстыдных регулирующим свойством является страх: я не делаю, потому что боюсь… Стыд — это чувство свободного человека, страх — это чувство раба».
Я не собираюсь спорить с тем, что имманентно интеллигентности. Плохо разбираясь в сфероконях, я предпочитаю в том, что касается интеллигентности, верить на слово более этически продвинутым товарищам. Меня смущает другое. Дело в том, что из множества возможных регулирующих свойств Лотман назвал только два — стыд и страх. Такие чувства, как практицизм («я не делаю этого, потому что эффективнее добиться своей цели, не делая этого»), эстетика («я не делаю этого, потому что это некрасиво»), логика («я не делаю этого, потому что это бессмысленно»), любопытство («я не делаю этого, потому что известно, чем это кончится») и прочие подобные во внимание не принимаются, причём не принимаются так настойчиво, словно бы отсутствуют вовсе.
А между тем, откуда берётся упомянутый Лотманом стыд? Не на голом же месте он вырастает, верно? Нет, я охотно верю, что существуют люди, для которых регулятором действительно оказывается этический императив («есть нравственное и безнравственное»). Но ведь стыд могут испытывать и те, кто чихать хотел на этот этический императив, а временами даже и сморкался. Откуда стыд берётся у них?
А вот отсюда: регуляторами могут быть не только этический императив и страх. Альтернатив очень много, всё зависит от того, что положено в основу образа, который создаётся человеком в отношении себя самого. Вот это очень важно: то, каким человек себя представляет, тот идеал, который он хотел бы воплощать и к которому он стремится, и есть его регулирующее свойство. Если человек себя в идеале представляет всего лишь существующим, то его регулирующим свойством будет, безусловно, страх. Но если его идеал хотя бы чуть-чуть отличается от простого существования, его регулирующим свойством будет, возможно, уже нечто иное. И собственное острое несоответствие идеалу, безусловно, вызовет в таком человеке приступ острого же стыда. Вот только при чём здесь этика, если этика составляет лишь малую часть возможного? И при чём тут стыд как таковой, если он может базироваться на едва ли не диаметрально противоположных вещах?
Вообще, судить об идее человека по его действиям, а тем более по его реакциям на собственное и чужое поведение, а тем более по собственным оценкам его реакций — это большая ошибка. Это всё равно что судить о том, из чего приготовлено блюдо, на основании критерия «вкусно — невкусно».
Нет в этих котлетах моркови. Да, я рада, что они вам нравятся, но морквы в них нет. Вот в тех есть, а в этих — только мясо.
III. Интеллигентность
Говоря об интеллигентном человеке, Лотман приводит в пример Вольтера. Я не спорю с тем, что Вольтер был интеллигентным человеком. Может быть, и был. Но посмотрите, что у Лотмана лежит в основе такой оценки: «Вольтер нам сейчас не кажется таким апостолом истины, и уж тем более его личные свойства, как говорил Пушкин, нуждаются в оправдании. И все-таки я хочу привести в пример его… Каждый год в годовщину Варфоломеевской ночи Вольтер был болен». Далее Лотман рассказывает о том, как Вольтер защищал и протестантов, и генерала Лалли, и пишет: «Если человек был настолько поражен несправедливостью мира, что в минуту, когда он покидал этот свет, думал о борьбе с этой несправедливостью, то он заслуживает не только уважения, но и оправдания в своих грехах». Я теряюсь, потому что на основании этого вердикта мы можем оправдать даже нацистов. Не помню, кто из них конкретно (чья-то жена) писала сыну, находившемуся за границей примерно следующее: «Когда ты получишь это письмо, нас уже не будет в живых, мы приняли решение покончить с собой, чтобы дать нашим последователям пример мужества во имя торжества идеи», или что-то в этом роде. Вот, тоже ведь боролись люди, и тоже, с их точки зрения, с несправедливостью мира. Настолько были поражены этой, как им казалось, несправедливостью, что без колебаний отдали за свою идею жизни. Правда, земля в крови утонула, но ведь тогда, в мае 1945-го, их к самоубийству никто не принуждал, сидели в бункере, а могли же и за границу свалить.
Так оправдать ли?
Дьявол, как всегда, в деталях, а искомая деталь в данном случае — понятие «несправедливость». Фактически, фразу Лотмана следует читать так: «Если человек был настолько поражен несправедливостью мира (как я её понимаю), что в минуту, когда он покидал этот свет, думал о борьбе с этой, в моём понимании, несправедливостью, то он заслуживает не только уважения, но и оправдания в своих грехах».
Пожалуйста, не поймите это как упрёк Лотману или тем более как оскорбление, нанесённое ему лично. Лотман, повторяю, был крупнейший идеолог и проводил этическую экспансию, он имел право на подобные высказывания, потому что его задачей было, как он сам это определял, «воспитание души». Он прямо декларировал этические ценности, и это давало ему основания оперировать любыми удобными или хотя бы просто интуитивно понятными сфероконями.
Но меня лично, как человека, далёкого от этики в принципе (я не приемлю этического императива), все эти сферокони не устраивают. Я, таким образом, исключаю из своего лексикона понятие интеллигентности, потому что не могу интуитивно определить понятие «справедливость». Для меня справедливость, как я уже когда-то говорила, точно так же относительна, как и любая идея, не приложенная к материальному контексту.
Вот вам, кстати, лишнее подтверждение того, насколько неправомерно отделять нематериальную культуру от материальной.
IV. Оправдать?
Интересная деталь: «оправдать». Оправдать — это значит признать за человеком право поступать неким образом. То есть Лотман выписывает индульгенцию Вольтеру на основании его соответствия некоей идее.
Что это автоматически означает? Это автоматически означает, что все равны, но некоторые, тем не менее, равнее. Хотел Лотман сказать именно это или не хотел, теперь уже не спросишь, но получилось как получилось, и в дальнейшем люди будут понимать эту фразу именно так: все равны, но соответствующие некоей идее равнее.
Безусловно, это поднимает престиж озвученной Лотманом идеи (Вольтер — величина, на которую сложно закрыть глаза), но в то же самое время это и дискредитирует саму идею, даёт почву для её профанации. Кстати, именно отсюда растут ноги той профанации научной деятельности, на которую так ругался сам Лотман. Постулат «соответствуй — и тебе будет дозволено больше прочих» не может привести к иным результатам.
Это, надо заметить, слабое звено всякой этической экспансии: проводя её, идеолог неизбежно сталкивается с проявлениями «безнравственности», а находя проявления «безнравственности» там, где находить подобные вещи неудобно, начинает в самом лучшем случае, как Лотман, искать оправдания. Почему в самом лучшем случае? Потому что в норме «греховные» (то есть в этическом смысле «безнравственные») неудобные факты попросту замалчиваются. В школе не рассказывают, что Пушкин писал матные стихи, потому что мат — это аморально.
В лучшем же случае матным стихам (условно) находится оправдание. Здесь есть тонкость: не объяснение, а именно оправдание. Объяснить «грехи» Вольтера (да и вообще любые «грехи») несложно. Но этический императив требует соответствия моральным нормам и наказания за несоответствия, а этика исследователя не позволяет закрывать глаза на неудобные «плохие» факты. И вот так рождается феномен оправдания. Вроде как состоялся суд, рассмотрел обстоятельства дела и принял следующее решение: с одной стороны, признать, что человек грешил против морали, а с другой — освободить от возмездия.
В результате получается, что наказывать Вольтера мы не будем, то есть не открестимся от него, признаем его нашим. По сути же это и означает, помимо приобретения очередного авторитета (а что такое «наш» в культурологической среде и вообще в среде гуманитариев, думаю, не надо рассказывать), начало профанации этической идеи. Идеолог, таким образом, собственными руками роет могилу своей идеологии.
Порочная практика — апелляция к авторитетам. Вдвойне она порочна в устах идеолога. Малейшая ошибка авторитета, на который опирается идея, ставит под сомнение всю идеологическую надстройку. Благо, если ошибка тоже в надстройке.
А если она в фундаменте?
Ведь смотрите, если Вольтера не оправдывать «в грехах», его не получится назвать интеллигентным человеком, а если его не получится назвать интеллигентным человеком, рухнет тот столп, на которым зиждется толерантность на базе гуманизма, — одна из имманентных, по Лотману, черт интеллигентного человека (гуманизм он не называет прямо, подозреваю, именно потому, что это абсолютно неотделимая от интеллигентности черта, настолько очевидная для Лотмана, что он попросту не видит смысла называть её специально). С Вольтера же, в частности, начиналось свободомыслие — так что, если Вольтер окажется изъят из списка интеллигентных людей, пошатнутся устои интеллигентности.
Между тем, именно гуманизм отличает интеллигентного человека от человека просто культурного. Просто культурный человек может быть негуманен до безобразия, а вот интеллигентный человек негуманным быть не может, равнодушие к страданиям отдельно взятого человека противоречит интеллигентности.
Я не думаю, что Лотман сознательно пытался манипулировать общественным мнением и размахивать авторитетом Вольтера. Всё проще, как мне кажется: Вольтер был настолько привлекателен для Лотмана лично, что у Лотмана не было никаких сомнений в его интеллигентности. Ну да, то самое стремление определить ингредиенты по критерию «вкусно — невкусно». Я плохо читаю в сердцах и не претендую на истину, но, по-моему, всё именно так и обстояло.
V. Рефлексия
Рефлексия в норме — это способность оценивать постфактум приемлемость собственных поступков, мыслей, побуждений и т.п. То есть не «Как сделать правильно?», а «Правильно ли я сделал?» Но рефлексия интеллигентного человека — это нечто иное. Фактически, это постоянный поиск выхода из этической вилки, в которую человек загоняет себя сам. Дело в том, что над ним довлеют противоречащие друг другу императивы: с одной стороны, он должен быть мягок и уступчив (это почти прямые цитаты из Лотмана), с другой — непримирим и непоколебим в своих принципах; с одной стороны, он должен любить отдельно взятого человека, но с другой — он должен руководствоваться любовью к родине (а это часто противоречащие друг другу вещи). При всём при том его поведение регулируют стыд и постоянное сомнение, в частности, в собственной правоте.
Я не хочу сказать, что такой набор однозначно плох. Он однозначно плох для меня, потому что быть, например, одновременно и уступчивой, и непоколебимой — это коллапс. Но я и не претендую на гордое звание интеллигентного человека, и вообще не о том говорю. А говорю я о том, что рефлексия интеллигентного человека — это такой бесконечно мучительный процесс, выход из которого мне лично не видится ни в профиль, ни анфас. И я не знаю, как жил с таким набором Лотман, если, конечно, жил именно так, как писал.
Но я, как мне кажется, очень хорошо представляю, почему об интеллигентном человеке принято думать как о никчёмной и беспринципной пустышке. Причина вот в этой рефлексии. Она отнимает огромное количество времени и редко превращается в деятельность (а когда превращается, человек и в действии стремится максимально соответствовать всем требованиям, отчего очень часто получается не результат, а манная каша, как получается всегда, когда цель подменяется средством).
Интеллигентному человеку должно быть очень трудно действовать в принципе, его действия, по-моему, если они не касаются его лично, — это всегда ответная реакция на какой-то раздражитель. Вот когда припёрло, грубо говоря, тогда и начали что-то делать, а пока не припёрло, сидим совмещаем противоречащие друг другу элементы. Мучаемся, страдаем, льём горючие слёзы — скорбим.
Это всё, безусловно, не отменяет достижений интеллигентных людей, если таковые достижения были (а я, повторю, в сердцах не чтец, и кто интеллигентен, а кто нет — это не мне решать). Это говорит лишь о том, что быть интеллигентным человеком непрактично и, как это ни странно, некрасиво. Постоянное самокопание — это в принципе некрасиво, поскольку бесформенно. Одно дело — стремление к идеалу, но как стремиться к идеалу, если идеал сочетает в себе несочетаемые вещи?
В связи с этим мне вспоминается сказка, в которой девушка должна была явиться к царю «ни голой, ни одетой, ни верхом, ни пешком, ни с подарком, ни без подарка». Девушка, не будь дура, напялила на себя рыболовную сеть, влезла в стремя одной ногой (а по другой версии, запрягла зайца) да принесла в подарок птичку, которая потом улетела. Так вот, интеллигентный человек в состоянии рефлексии (а это, как мы помним, имманентное интеллигентности состояние) представляется мне в образе девушки, одетой в рыболовную сеть и скачущей на одной ноге, держа другую в стремени.
И я ничего не могу с этим сделать. При всём своём уважении к Лотману.
ЗЫ. Да, его — читать всем обязательно.
7/5/07, 08:32 pm
Очень интересно. Я Вам сразу скажу, что я к Вам сюда попал случайно, по цепи ссылок, сам уже не помню как. И вот читаю теперь, хотя сам ничего не пишу и не собираюсь :)).
Меня удивляет представление стыда как свойства интеллигента и чего-то противоположного страху. Разве стыд - не разновидность страха? Разве мотивом стыда не является желание что-то скрыть? Какая в этом к черту свобода?
7/6/07, 07:35 am
Ну, у стыда ведь разные источники, страх не единственный из возможных. Если речь идёт о чём-то, что ещё только предстоит сделать, то, конечно, можно говорить, что в основе стыда, бывает, лежит и страх (тогда ни о какой свободе говорить действительно не получиться). Но человек может стыдиться и поступков, совершённых в прошлом, -- тут уже будет иной мотив.
С чем я совершенно согласна, так это с тем, что нельзя противопоставлять абстрактный страх абстрактному стыду -- они на поверку могут оказаться одним и тем же.
7/6/07, 10:59 pm
У меня большие сомнения насчет механизма и природы стыда за поступки в прошлом - как и в будущем. Стыд ведь всегда "перед кем-то" - причем имеются в виду именно внешние хомосапиенсы. "Стыд перед собой" - бред. Берем самого стыдливого человека, высаживаем на необитаемый остров, где людей нет по определению. Навсегда. И всё, о чем он краснел и бледнел, исчезает в голубой дали. Пробежаться в голом виде по пляжу - пожалуйста. Кинул камень в кокосовый орех, не попал - нет проблем. Перед кем стыдиться - перед мартышками? Задумал убить черепаху из красной книги и съесть. Никто никогда не узнает. Будет ли стыд частью уравнения? Да не будет. Будет размышление о голоде с одной стороны и значимости красной книги для островитянина с другой.
Всё-таки стыд - всегда страх. Чего там скажет княгиня Марья Алексевна. Свободный человек на (обобщенную) Марью Алексевну наплюёт с высокой башни, если она начнет вторгаться в его жизнь. Найдет способ. Стыдливый - никогда, даже искать не будет. Стыд - механизм подчинения, вот что это такое. Механизм закрепления за личностью последней буквы алфавита. И суть его - страх. Или я чего-то упускаю?
7/7/07, 02:40 pm
Неубедительно, потому что чисто умозрительно. На необитаемом острове навсегда ни вы, ни я не оказывались, а между тем практика может очень сильно отличаться от теории. Но вот ситуация: некто втихаря совершил постыдный, с его точки зрения поступок. Этот поступок гарантированно не будет замечен окружающими (предположим, мог быть замечен, но не был замечен и теперь уже никогда не будет; либо вообще не мог быть замечен, потому что постыдное для героя нашего романа не выглядит постыдным в глазах окружающих -- здесь можно смоделировать ситуацию по вкусу). Бояться, как бы то ни было, нечего -- но человек, тем не менее, стыдится своего поступка. Как вы объясните это, если не стыдом перед самим собой?
Стыд - механизм подчинения, вот что это такое.
Возможно. Но я не вижу ничего дурного в том, чтобы человек подчинялся себе самому.
7/21/07, 08:40 pm
О каком же подчинении самому себе может идти речь, если человек не может избавиться от стыда?!
7/22/07, 05:55 am
Вы: "Стыд - механизм подчинения".
Я: "не вижу ничего дурного в том, чтобы человек подчинялся себе самому".
Вы: "О каком же подчинении самому себе может идти речь, если человек не может избавиться от стыда?!"
Или, выражаясь в абстрактных терминах:
Вы: "А есть В"
Я: "Аа есть Ва"
Вы: "Ва противоречит наличие Аа"
Я в ахуе. Выберите, пожалуйста, либо первое, либо третье.
7/22/07, 01:33 pm
Из ахуя, пожалуйста, выйдите :) Тут четвертое. Подчинение самому себе ведь никак не идентично подчинению другим. Теоретически, это подчинение своих эмоций разуму, а не наоборот. Стыд же работает в эмоциональной сфере, то есть неспособность справиться со стыдом - это отсутствие самоконтроля.
Тем более что - и это я считаю главным - стыд основан на установках, привнесенных извне. Такой чужой "жучок" в мозгах, манипулирующий эмоциями. Пример: мусульманке стыдно ходить без паранджи, а француженка без всякого стыда болтается по пляжу в одних трусиках. Оба "предела нестыдности" разные и установлены извне, а не самим человеком.
7/22/07, 02:01 pm
Подчинение самому себе ведь никак не идентично подчинению другим. Теоретически, это подчинение своих эмоций разуму, а не наоборот.
Совершенно согласна.
Стыд же работает в эмоциональной сфере, то есть неспособность справиться со стыдом - это отсутствие самоконтроля.
Что такое "справиться"? Перестать испытывать стыд или прекратить влияние стыда на действия? Если первое, то тогда следует признать, что вообще любое чувство есть признак того, что человек не владеет собой. Если второе, то где причины изымать стыд из списка чувств "дозволенных" человеку, о котором можно сказать, что он владеет собой?
О себе могу сказать, что придерживаюсь второй трактовки и считаю, что в ситуации, когда с позиции разума безразлично или неясно, как поступить, человек может (и даже в каком-то смысле должен) руководствоваться чувствами (например, всё той же любовью). Не вижу, почему бы ему в аналогичных случаях не руководствоваться стыдом.
стыд основан на установках, привнесенных извне
Если так рассуждать, то же самое можно сказать и о любом другом чувстве. Опять же не вижу в этом смысле разницы между стыдом и, например, гордостью.
7/5/07, 09:41 pm
Ведь смотрите, если Вольтера не оправдывать «в грехах», его не получится назвать интеллигентным человеком, а если его не получится назвать интеллигентным человеком, рухнет тот столп, на которым зиждется толерантность на базе гуманизма, — одна из имманентных, по Лотману, черт интеллигентного человека (гуманизм он не называет прямо, подозреваю, именно потому, что это абсолютно неотделимая от интеллигентности черта, настолько очевидная для Лотмана, что он попросту не видит смысла называть её специально). С Вольтера же, в частности, начиналось свободомыслие — так что, если Вольтер окажется изъят из списка интеллигентных людей, пошатнутся устои интеллигентности.
Между тем, именно гуманизм отличает интеллигентного человека от человека просто культурного. Просто культурный человек может быть негуманен до безобразия, а вот интеллигентный человек негуманным быть не может, равнодушие к страданиям отдельно взятого человека противоречит интеллигентности.
Я не думаю, что Лотман сознательно пытался манипулировать общественным мнением и размахивать авторитетом Вольтера. Всё проще, как мне кажется: Вольтер был настолько привлекателен для Лотмана лично, что у Лотмана не было никаких сомнений в его интеллигентности. Ну да, то самое стремление определить ингредиенты по критерию «вкусно — невкусно». Я плохо читаю в сердцах и не претендую на истину, но, по-моему, всё именно так и обстояло.
Мне кажется, Лотман мог и откреститься от Вольтера, это не проблема. Сейчас многие открещиваются, и это не входит в противоречие с их интеллигентными установками. Встречалось даже выражение "вольтер в человечьей шкуре" (о Сартре).
А Лотман специально решить рассмотреть случай именно Вольтера - чтобы усложнить себе задачу, если угодно.
Его позицию, если искать в ней конкретный идеологичекий вывод, можно понять примерно так: "Вольтер - ответственен за многое, но полное отрицание Вольтера - это признание мира справедливым, что еще хуже."
Наверное, проблема вольтеров - они быстро устаревают. То, в чем они правы - со временем усваивается, превращается в баян и не отрицается даже консервативными оппонентами вольтеров. Потому потомки судят о вольтерах только по их ошибкам, отсюда и фантомный образ чудовища в чужой шкуре, намеренно усыпляющего бдительность баянами, чтобы подсыпать среди них йаду.
7/6/07, 07:46 am
Может быть, и так. Я, правда, не понимаю, зачем Лотману могло понадобиться усложнять себе задачу, но в данном случае я и без того много не понимаю. :)
С чем я не согласна, так это с тем, что Лотман мог откреститься от Вольтера. Если я правильно понимаю Лотмана, для него это было бы равносильно предательству, и тут мнение многих для него не аргумент (тем более, что он прямо пишет о массовой профанации идеи интеллигентности).
7/5/07, 10:58 pm
Ищу тексты лекций в сети. Пока не нашла. Не подскажете, где взять?
7/6/07, 08:07 am
Текстов в электронном варианте, похоже, нету, но есть видеозаписи. По ссылке два адреса, я качала с multiki.arjlover.net. Для нероссийских IP закачка оттуда разрешена только с 4 ночи до 10 утра по Москве, но качается оч. хорошо. Лекции в самом конце списка, на букву "Ю": "Юрий Лотман". Они там, правда, не полным комплектом (первой и двух последних не хватает), но, наверное, в случае чего можно и с торрентс.ру докачать.
7/6/07, 10:53 am
Спасибо, попробую.
Сложно оценить спор, когда не знаешь второй стороны :)
7/6/07, 01:44 am
Занятно, появилась парочка мелких замечаний.
1) Запрет на половую связь с сестрой или матерью - это не чисто культурное явление, это биологический инстинкт, замечательно наблюдаемый у всех, насколько я знаю, высших животных с половым размножением. Этот "запрет" животными иногда нарушается, с примерно такой же частотой, как и людьми.
2) где-то читал, что первым (условно) интеллигентом в Европе был Гамлет - с его вопросом "быть или не быть".
Интеллигентности свойственна способность к рефлексии, но это не обязательно постоянное самокопание.
7/6/07, 08:13 am
1) У человека с инстинктами всё плохо, ему и забор изнасиловать не слабо.
2) Способность к рефлексии свойственна всем здоровым людям старше 8-10 лет, это не исключительная особенность интеллигента. Как я уже говорила, у них рефлексия просто специфическая. Что касается Гамлета, то я не могу сказать, был он интеллигентом или нет. Очень у меня со сфероконями плохо, так что исследователям видней.
7/6/07, 08:52 am
1. Который из ГамлЕтов? :)
Первоначальный? Так он был викинг -- и, как истинный викинг, имел ввиду все интеллигентские заморочки: трахнул Офелию, прибил дядю гвоздиками к полу и правил долго и счастливо, пока не погиб от руки исторического аналога Фортинбраса в драке "за скромное болотце у Наших рубежей"...
Шекспировский?.. Тут тоже много впросов...
То, что накрутили р-романтики в XIX веке? Ну, так, они и не то еще говорили!..
2. "...замечательно наблюдаемый у всех, насколько я знаю, высших животных с половым размножением..."
Особенно -- у кошек, собак, кур, кроликов и -- самое главное -- у обезьян!..
Как заведено говорить реперь: "Испацстула!.."
7/6/07, 08:42 am
Очередное большое спасибо!
Поскольку, к счастью, я не семиолог и (слава богу) не культуролог, то проблему дефиниции интеллигентности я отправил к "сферическим коням в вакууме" довольно давно.
Согласен с Вами, что понятие интеллигентности в Русской культуре построено на взаимоисключающей аксиоматике. Как, наверное, и вся Русская культура...
Может, прав Быков, и, в действительности, существует две РАЗНЫХ культуры? Тогда неустранимая противоречивость установок интеллигенции происходит от того, что она пытается объединить их в одно?..
Мне вообще кажется, что понятие интеллигентности следует оставить структуралистам, культурологам и пр.
Мне гораздо больше нравится "определение Кацмана" из "Града обреченного" (так как дословно не помню, то изложу общий смысл -- и простите за неточности):
Культуру (всю -- "материальную" и "нематериальную")человечества можно рассматривать, как некоторый учловный храм.
Есть люди, которые его строят. Есть жрецы, которые отправляют в нем обряды, следят за храмом и водят посетителей. Есть люди, которые приходят туда на службы -- или, просто, поглазеть... Ну, а есть люди, которые туда никогда и не ходят...
Все эти категории людей должны обладать РАЗНЫМИ качествами. "Строителю" культуры не обязательно (и даже вредно) обладать качествами жреца и хранителя. Ему, главное, -- нужно уметь хорошо и красиво строить. При этом он может быть (и, сплошь и рядом, бывает) изрядным козлом -- не в этом его ценность...
Жрец и хранитель должен обладать определенно-нравственными качествами (дабы окормлять и просветлять) и любить свой храм, чтобы содержать его в чистоте и порядке...
И так далее...
Кацман излагал это примерно так.
И, с моей точки зрения, в этом есть некоторый смысл...
И отсутствуют многие неустранимые противоречия "моральных норм строителя интеллигентности"...
А русской интеллигенции всегда хотелось быть и строителями, и жрецами. Это, в свое время, не удалось даже аббату Сугерию -- он был плохим монахом и изрядной сволочью (но любим мы его, конечно, не за это!)...
P.S.
А по поводу взаимодействия материальных и нематериальных составляющих культуры, как продукта жизнедеятельности человечества, -- это к Лему. Он, по-моему, сказал все, что на этот счет можно сказать рационального -- и это одна из причин, по которой его так не любят гуманитарии... :)
P.P.S.
Еще раз спасибо. С нетерпением жду, когда Вы завершите Ваш цикл о "Ромео и Джульетте"...
Увы! Сильна во мне культуро-потребительская сторона! :)
7/7/07, 03:06 pm
Спасибо за комментарий, очень рада вас видеть.
Поскольку, к счастью, я не семиолог и (слава богу) не культуролог, то проблему дефиниции интеллигентности я отправил к "сферическим коням в вакууме" довольно давно. (И ниже: Мне вообще кажется, что понятие интеллигентности следует оставить структуралистам, культурологам и пр.)
Да, но с Лотманом нужно спорить, потому, перефразируя классика, что он был Учитель. Во всяком случае, его таковым считали и считают. А он, между тем, оправдывал существование пошлости, называя её "необходимым ядом". Может быть, с философской точки зрения, он был и прав, но мне такая философия не по нутру -- отсюда и неизбежность моей с ним полемики.
Может, прав Быков, и, в действительности, существует две РАЗНЫХ культуры? Тогда неустранимая противоречивость установок интеллигенции происходит от того, что она пытается объединить их в одно?..
Две разные культуры, растущие из одной и той же системы символов? Помилуйте, я такое и представить не могу. Будь оно так, мы бы уж давно на разных языках говорили, и русский был бы только одним из них.
Есть люди, которые его строят. Есть жрецы, которые отправляют в нем обряды, следят за храмом и водят посетителей. Есть люди, которые приходят туда на службы -- или, просто, поглазеть... Ну, а есть люди, которые туда никогда и не ходят...
...и собственным отсутствием влияют на её дальнейшее развитие. Нет, вот в чём я с Лотманом совершенно согласна, так это в том, что не иметь отношения к культуре невозможно. Мы все относимся к ней так или иначе.
А русской интеллигенции всегда хотелось быть и строителями, и жрецами.
Я бы так сказала: русской интеллигенции всегда хотелось иметь статус жреца. О том, кем ей хотелось быть, равно как и о желании строительства, я пока не рискну предполагать. Но на статус претендовала и претендует, что верно, то верно.
P.S. Да, вообще, по поводу взаимодействия составляющих культур у Ростана есть прекрасная иллюстрация. :) Остроумная шоэтовот.
P.P.S. Обязательно продолжу на днях. Мне очень приятно, что культурно-потребительская сторона так сильна в вас, а то мне всю дорогу казалось, что вы совершенно равнодушны к этому циклу. :D
7/8/07, 11:41 am
С Лотманом спорить, конечно, нужно...
"Две разные культуры, растущие из одной и той же системы символов? Помилуйте, я такое и представить не могу."
Скорее, наоборот -- исходно разные культуры, оперирующие одинаковыми идентификатами символов, но вкладывающие в них разное содержание. Это может происходить, если обе культуры вынуждены пользоваться обним языком, как "средством межнационального общения". Пример, лежащий на поверхности, -- "негры" и "белые" в Америке. И те, и другие идентифицируют себя, как американцев, но это -- довольно разные американцы (уж, не знаю, сформируется-ли "эбоник", как отдельный язык, или нет, но культурные ценности у них, точно, другие)...
У нас, между прочим, такое тоже было -- Русь (и Киевская, и, потом, Московская) ассимилировала массу финно-угорского населения, часть которого, даже по сей день, сохраняет языковую автономию. Как это отражается на страшном звере "менталитете"?..
"...русской интеллигенции всегда хотелось иметь статус жреца."
Вы, как всегда, сформулировали это лучше!
Другое дело, что в ту же группу, чохом, попадали и "строители", кое-кому из которых, тот статус был, -- вот именно, шоэтовот...
P.P.S.
Просто, из меня шекспировед, как ... Я даже не знаю, что...
Поэтому, я стараюсь ( насколько это мне удается :( )придерживаться принципа: "Промолчишь -- за умного сойдешь!" :D
Но читаю Ваши очерки с большим удовольствием!
7/8/07, 04:27 pm
Скорее, наоборот -- исходно разные культуры, оперирующие одинаковыми идентификатами символов, но вкладывающие в них разное содержание.
Проблема в том, что негры-то в Америке пришлые, а вот у нас, вроде как, все свои, исконно-посконные (даже те, которые лет пятьсот или триста назад тут поселились, всё равно считай что свои). Хотя чёрт его знает, может, вы и правы.
Если подумать, то разночинская среда (наиболее оторванная от корней, как это ни дико, возможно, прозвучит, потому что дворяне -- помещики, во всяком случае, -- от народной культуры отнюдь не отрывались) действительно пыталась лепить что-то своё, несуразное. Но, с другой стороны, коль скоро она была создана на нашей же почве, нельзя говорить о том, что исходно это были разные культуры.
Тут, пожалуй, надо начинать с вопроса о том, когда интеллигенция (как носитель идеологии интеллигентного человека, о котором говорил Лотман) появилась как таковая (т.е. осознала себя вот именно в таком качестве и, желательно, обозначила себя по имени).
Но я вряд ли асилю эту тему в комментарии, хотя, конечно, тема интересная.
Другое дело, что в ту же группу, чохом, попадали и "строители", кое-кому из которых, тот статус был, -- вот именно, шоэтовот...
Да, и вот поэтому, в частности, я предпочитаю говорить о том, кто что сделал, а не кто кем был.
P.P.S.
Спасибо, я стараюсЪ! :D
7/6/07, 09:31 am
Но я, как мне кажется, очень хорошо представляю, почему об интеллигентном человеке принято думать как о никчёмной и беспринципной пустышке. Причина вот в этой рефлексии. Она отнимает огромное количество времени и редко превращается в деятельность (а когда превращается, человек и в действии стремится максимально соответствовать всем требованиям, отчего очень часто получается не результат, а манная каша, как получается всегда, когда цель подменяется средством).
Интеллигентному человеку должно быть очень трудно действовать в принципе, его действия, по-моему, если они не касаются его лично, — это всегда ответная реакция на какой-то раздражитель. Вот когда припёрло, грубо говоря, тогда и начали что-то делать, а пока не припёрло, сидим совмещаем противоречащие друг другу элементы. Мучаемся, страдаем, льём горючие слёзы — скорбим.
---
Угу, Васисуалий Лоханкин как он есть.
Меня, помнится, когда-то давно очень поразило жизнеописание одного художника, Владимира Ковенатского, написанное его товарищем. Даже пост про это написал, длинный и исполненный матерных слов чуть более, чем наполовину.
У нормального человека в оценке "это плохо" как бы заключён импульс к исправлению ситуации, то есть "это плохо -- поэтому я хочу, чтобы стало не так, и буду этого добиваться", можно даже наверное сказать, что это побуждение к изменению окружающего мира и придаёт смысл слову "плохо", то есть в обратную сторону идёт импликация, "я хочу это изменить, значит, я считаю это плохим". Когда нормальный человек говорит про что-то "это плохо, это мне не нравится", но ничего не делает, у него появляется побуждение оправдаться, что дескать не знаю как лучше, или боюсь не справиться, или сил не хватит -- и всё равно как-то стыдно.
Я даже считал, что это вообще говоря имманентное свойство человека, ну то есть если сам символ "плохо" получает своё значение из стремления изменить, то любой, использующий этот символ, должен принимать это его значение, и именно таким образом.
Автор же тех воспоминаний о Ковенатском с кристалльной прозрачностью продемонстрировал полнейшее отсутствие этой связи между негативной оценкой чего-нибудь и побуждением к изменению. То есть вообще никакой. Я был в полнейшем ахуе, когда читал, я не верил, что это вообще человеческое существо написало, что можно так вот относиться к жизни и не умереть во младенчестве от тяжких раздумий по поводу необходимости дышать. Или в более зрелом возрасте, от того же.
Я не знаю, этот дефект является первопринципным для интеллигенции (в плохом, конечно же, смысле), или наоборот возникает при попытке совместить несовместимое, но результат в общем-то один -- из всего многообразия внутренней жизни начисто исчезает стремление к действиям, поэтому удаётся быть Непоколебимым в Принципах, Любить Родину, Стыдиться и Сомневаться, Размышлять о Судьбах России и Своём в них Участии -- безо всяких внешних последствий. Это действительно некрасиво, бесформенно и противно!
7/6/07, 06:10 pm
Поразмыслив...
Disclaimer: всё нижеследующее является плодом размышлений, основанных на ряде частных случаев, и не претендует на универсальность.
"Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно" (В. И. Ленин, 15 сентября 1919).
С одной стороны, в Советском Интеллигенте присутствует неодолимая любовь к Родине и стремление размышлять о её судьбах, унаследованные от дореволюционной традиции. Берёзки, русский народ, всё такое, Советский Интеллигент чувствует себя неразрывно связанным с Россией и воспринимает эмиграцию как поражение. С другой, у Советского Интеллигента нет ни малейшей возможности повлиять не только на судьбу государства, но и даже на свою собственную судьбу, он является гражданином низшего сорта, ему нет места в "государстве рабочих и крестьян". Максимум, на что он может рассчитывать в плане самовыражения -- это быть репрессированным за убеждения, но и об этом акте пассивного героизма будет знать, по сути, только он сам.
Такая комбинация порождает удивительное мировоззрение, в котором поступкам как таковым не отводится вообще никакой роли, а важна только внутренняя работа разума и духа. Советский Интеллигент крайне заинтересованно наблюдает окружающие события, осмысляет их, оценивает, но не принимает никакого участия (потому что не может -- но эта невозможность интериоризированна и воспринимается как ненужность и даже неправильность). По аналогии с "мыслепреступлением" можно назвать такое поведение "мыслегероизмом". Советский Интеллигент непоколебим в своих принципах (которые внутри), но никак их не проявляет снаружи, поэтому он мягок и уступчив. Можно даже предположить, что Советский Интеллигент испытывает стыд при совершении поступков, ибо они оскорбляют платоническую чистоту Принципов взаимодействием с грязным материальным миром архонтов. Для него вполне осмыслено словосочетание "внутренняя свобода", над чем весьма изящно простебался Виктор Олегович™.
Тогда всё парадоксы и противоречия, на которые Вы указали, закономерно исчезают:
1) материальная культура оказывается совершенно нерелевантной, интеллигенту неинтересна эффективность возделывания родной земли, он же не крестьянин.
2) разнообразные запреты _обязаны_ не иметь под собой никакой материальной основы, Советский Интеллигент творит свою этику из ничего и озабочен только её внутренней структурой, как вещью в себе.
3) руководит Советским Интеллигентом именно стыд, тогда как страх, практицизм, логика, эстетика, любопытство и всё остальные стимулы для него действительно не существуют, потому что не имеют смысла вне контекста поступков, а поступки Советскому Интеллигенту неинтересны и даже отвратительны. Стыдиться же можно чего угодно.
4) Образ идеала себя, который создаётся внутри Советского Интеллигента, принципиально не может отличаться от реального образа, потому что реальный образ -- это опять-таки поступки, а они неинтересны и противны и так далее. Стыд интеллигента относится либо к внутренним свойствам образа (противоречиям, там), либо к любой манифестации (то есть искажению!) этого образа. И своего тела Советский Интеллигент наверняка стыдится.
5) Грехи Вольтера это, видимо, активное участие в жизни. А вот своими бездеятельными мыслями о борьбе с несправедливостью мира на смертном одре Вольтер, видимо, искупил свои грехи, продемонстрировав, что участие для него не главное, что он тоже способен на Мыслеподвиги. (Что-то я совсем в какой-то гностицизм ударился, но ведь всё сходится! =))
6) "Оправдать — это значит признать за человеком право поступать неким образом." -- ну, Вы понимаете уже =). Когда Советский Интеллигент оценивает и оправдывает кого-то, он оценивает не его поступки, а его намерения, его духовную твёрдость, силу и чистоту. Более того, никакой концепции "наказания" для интеллигента тоже не существует. Богатый Внутренний Мир Вольтера был оценен и признан Достойным, вот и всё.
2b continued
7/6/07, 06:37 pm
Re: Поразмыслив...
3*) Даже уточнить можно: Советский Интеллигент понимает страх -- как пассивное ужасание внешними событиями. Стыд он само собой понимает тоже. А вот всё, что Вы перечислили, подразумевает активное участие со стороны индивидуума, а этого Интеллигент попросту не в состоянии осмыслить. Поэтому остаются только страх и стыд.
7/6/07, 06:11 pm
Re: Поразмыслив...
continued
7) Да, Советский Человек должен любить и Родину, и каждого конкретного человека. Это значит -- сострадать как несчастьям Родины, так и несчастьям отдельных людей. Он ни в коем случае не должен строить планов обустройства Родины, не ущемляющих в то же время отдельных людей, это недостойно.
Вот, вроде по всем важным моментам прошёлся. Чтобы всё вышеприведённое не казалось сферическим каменным шаром в вакууме, вот, собственно, ссылка на то жизнеописание Ковенатского. Оно совершенно чудовищную картину рисует, причём если по поводу первой половины, с Кердимуном, автор ещё пытается как-то самооправдаться что ли, чувствуя, что какой-то невообразимый просто пиздец он "молчаливо осуждал", и говорит про морок, наведённый Кердимуном на всех участников, то вторая часть, где события в точности повторяются, но уже под руководством матери Ковенатского, не оставляет места для подобных иллюзий. Они там все просто ебанутые Советские Интеллигенты.
И ещё вот какой вопрос в связи с этим всем встаёт: получается, что профессор Преображенский нифига не является типичным Советским Интеллигентом, а даже и совсем наоборот. Он совершенно не стесняется послать претендентов на квартиру, не читает советских газет, а в самом конце жёстко и без колебаний возвращает Шарикова в исходное состояние. Откуда, собственно, и вопрос: можно ли говорить о наличии в романе "противостояния интеллигенции и пролетариата", что по этому поводу думал сам Булгаков и как оценивался роман настоящей, выдержанной советской интеллигенцией, родившейся уже после революции?
7/6/07, 06:31 pm
Re: Поразмыслив...
7) s/Советский Человек/Советский Интеллигент/
7/7/07, 03:20 pm
Э-э... асиливаю. Асилю -- атвечу.
7/7/07, 04:21 pm
Асилила, отвечаю сразу на всё
Здесь нужно различать понятия "интеллигенция" и "интеллигентный человек", как различал их Лотман (всё-таки полемику мы ведём именно с Лотманом, поэтому должны различать дефиниции, которые различал он сам).
Дело в том, что по Лотману интеллигентный человек -- это человек деятельный. Ниже вы пишете (я сейчас на всё сразу отвечаю, мне так проще):
Грехи Вольтера это, видимо, активное участие в жизни. А вот своими бездеятельными мыслями о борьбе с несправедливостью мира на смертном одре Вольтер, видимо, искупил свои грехи, продемонстрировав, что участие для него не главное, что он тоже способен на Мыслеподвиги.
Это не так, Вольтер очень активно пытался воспрепятствовать гонению на гугенотов, чему посвятил немалую часть деятельности, -- и Лотман прямо одобряет эту деятельность, равно как одобряет и деятельность по реабилитации генерала Лалли. Можно спорить об объективной ценности той и этой реабилитации, но говорить о том, что Вольтер занимался чистыми мыслеподвигами, не получится.
Но вот, однако, что Лотман пишет уже о другом человеке, начальнике штаба дивизиона, в котором он сам служил во время войны (он, кстати, прошёл всю войну, от Кавказа до Берлина, служил в артиллерийском полку связистом на трёх или четырёх фронтах, встретил Победу на Одере -- но это так, для справки). Цитата длинная, прошу прощения, но в противном случае будет неясен её смысл:
"...среди командующих дивизиями и армиями к этому [середина -- конец войны -- Sch.] времени всё более развивалась погоня за орденами. А это требовало эффектных прорывов и совершенно чуждой для частей, переживших на своей шкуре большое отступление сорок первого -- сорок второго годов, тенденции не щадить людей...
Именно таков был дух нашего нового командира бригады Пономаренко... В том красноречии, которое передать на бумаге затруднительно, но которое мне по телефону регулярно приходилось слышать, кричал спьяна... "Пастушенко, Пастушенко, поднимай дивизион в наступление, Одера больше не будет!" (Эта многократно повторяемое выражение означало, что нельзя пропускать такую возможность получить Героя Советского Союза или по крайней мере хороший орден).
Начальник штаба дивизиона, умный человек и хороший артиллерист, находившийся в районе, густо обстреливаемом миномётами противника, отвечал: "Слушаюсь!" -- и клал трубку с хорошим матом и словами: "Сам полезь". А потом докладывал о том, что приступил к атаке, встретил сильный огонь противника, залёг, а к вечеру сообщал: "Отступили на исходный рубеж, потери средние".
Читатель... может не понять ситауции: командир дивизиона понимал, что, потеряв своих прекрасно обученных солдат ради орденов пьяного дурака, он обессилит батарею или дивизион. Им руководили вовсе не соображения гуманности или чего-то ещё, о чём тогда не думали, а практический разум, который заставлял человека беречь своё оружие, поддерживать подразделение в боевой готовности, кормить своих солдат не из жалости, а чтобы они могли работать".
Ю.М. Лотман, "Не-мемуары", цит. по: см. головной постинг, с. 31-32.
Продолжение ниже.
7/7/07, 04:23 pm
Продолжение
Понимаете, для Лотмана (а Лотман, безусловно, причислял себя к интеллигентным людям или стремился быть причисленным к ним, в противном случае он не стал бы морализировать в защиту интеллигентности) крайне важна мотивация. Действие для него ценно не только (а возможно, и не столько) результатом, сколько мотивом (иначе не было бы нужны в той оговорке, которую он делает о Пастушенко: "им руководили... не соображения гуманности... а практический разум"). И он не против того, чтобы интеллигентный человек действовал, наоборот, он приветствует деятельность интеллигентного человека. Но он не может назвать интеллигентным того, кто спасает солдат из практических, а не из гуманных соображений. Да, это хороший человек, прекрасный командир, но -- неинтеллигентный.
Я вижу здесь противоречие (для меня такой командир стократ гуманней любого мыслегуманиста), вы, возможно, усмотрите его, -- но не Лотман. Для интеллигентного человека ценность действия определяется в первую очередь мотивацией, результат же оказывается вторичен -- и вот отсюда отношение к Вольтеру: каков был объективный результат деятельности Вольтера (результат, я имею в виду, выраженный в цифрах или иных конкретных терминах), не имеет значения (хотя, конечно, очень хорошо, что он сделал что-то хорошее), а имеет значение мотив, который им руководил.
Что касается остального, то мне трудно судить, кто есть Советский Интеллигент. Не будучи таковым, я не знаю, каков он.
7/8/07, 12:31 pm
Re: Продолжение
Ну да, приблизительно это я и пытался сказать. Даже не сам мотив наиболее важен, а внутренняя работа по в результате которой он появляется.
Вы прочитали текстик про Ковенатского? Он, на мой взгляд, довольно хорошо показывает, кто есть Советский Интеллигент, причём если Лотман выступает в роли (неизбежно пристрастного) исследователя, то этот текст позволяет увидеть интеллигента, не озабоченного рефлексией по поводу своей сущности. Конечно, это может быть какой-нибудь предельный случай, какая-то редкая патология, но очень уж хорошо всё остальное ложится на полученный образ.
7/8/07, 04:04 pm
Re: Продолжение
А, ну если вы именно это хотели сказать, тогда извините за тавтологию, я вас, значит, неправильно поняла.
Нет, про Ковенатского пока не читала (у меня винде капец, сижу с чужого компа и только на комменты отвечаю). Но, думаю, в этом нет большой нужды, коль скоро мы и так поняли друг друга.
7/8/07, 04:25 pm
Re: Продолжение
Нужда, я думаю, есть -- ибо только такой текстик, переводящий внутренний диалог на исключительно инвективную лексику буквально с первых же строчек, адекватно показывает, к чему на самом деле приводят все эти слова про Богатый Внутренний Мир. Одно дело -- спокойно констатировать, что Интеллигентность это некрасиво, а совсем другое -- увидеть, насколько именно и как именно некрасиво. Советую отложить ссылочку и прочитать как-нибудь всё же.
7/8/07, 04:29 pm
Re: Продолжение
Хорошо, я отложу её и прочту, как только доберусь до своего компа.
12/18/07, 04:38 pm
ох, вот этот пост мне помог разобраться с разницей культурный - интеллигентный, за что признательна
и - буду ждать продолжения про Шекспира!
12/18/07, 05:43 pm
Спасибо за коммент, это важно (я имею в виду, что постинг оказался полезным).
Про Шекспира будет, только неторопливо, ага. Впрочем, про неторопливость -- это уже раз десять сказала. :)
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/imported-profile.gif){kind=small}
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}