"Каникулы президента": часть последняя
Начало
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая

КАРТИНА ВТОРАЯ

За столом П о л и с а д о в и б а б а З и н а пьют чай.

Б а б а З и н а. Вот так всю ночь по дому он блукался.
П о л и с а д о в. Вдруг слышу – кто-то за ногу схватил. Я валенком его и шандарахнул.
Б а б а З и н а. Так человека можно и прибить.
П о л и с а д о в. А врать чего? Я, говорит, Серега Есенин – ваш любимейший поэт! Надеялся, наверно, что спросонья я от Есенина его не отличу.
Б а б а З и н а. Интеллигентный вроде бы мужик. Вот и возьми его за рубль двадцать. А где сейчас-то?
П о л и с а д о в. Говорит, умыть пошел он личико.
Б а б а З и н а. Да вот же рукомойник.
П о л и с а д о в. По-ихнему так, думаю, зовется сама ты, Зина, понимаешь что...

Входит Н а д е ж д а. Снимает тулуп, остается в халате, на голове – полотенце.

Вот и Надюха! С легким паром, что ли?
Н а д е ж д а. Какую Федя баньку истопил – аж вся размякла! (Суетится у стола.) Угощайтесь чаем, конфетами. Сейчас подам пирог.
Б а б а З и н а. Нам это нравится. Ты молодец, Надежда, вот обихаживай и дальше стариков.
П о л и с а д о в. Еще как нравится! Иваныча, случаем, не видела?
Н а д е ж д а. Была сегодня ночь такая странная! Мне снилось, бьют меня…
Б а б а З и н а. Ну, это значит – кто-нибудь прибьется.
Н а д е ж д а. Вот и прибился. Просыпаюсь – шарит по одеялу эдак и вот так. Я говорю: "Угомонися, Федя!" – и повернулась вся к нему спиной. И чтоб вы думали? Опять передо мною любимый муж!
П о л и с а д о в. Он чтой-то – раздвоился?
Н а д е ж д а. Скрипит зубами и поверх меня глазищами во тьме ночной сверкает. Переворачиваюсь – прямо надо мной склонился кто-то белый весь и страшный. Я закричать хотела, но потом увидела, что это наш писатель. Он, не спросясь, присел на край кровати и говорит: "Дерутся тут у вас". Я виду не даю, туды-сюды...
П о л и с а д о в. Так он и на меня всю ночь кидался.
Б а б а З и н а. Такие страсти!
Н а д е ж д а. Есть покуда время, я поскорее соберу на стол. Немного погодя, придут из бани и Федя, и товарищ президент. (Берет со стола листы бумаги.) Бумаги чьи-то…
П о л и с а д о в. Ну-ка покажи. (Берет листы.) Никак заметки нашего героя. О чем писал столичный человек?
Н а д е ж д а. Без спросу-то, я думаю, нельзя.
П о л и с а д о в. Наверно, постеснялся вслух читать, вот и оставил здесь, на видном месте, чтоб мнение коллеги услыхать. (Читает.) "Сестрица милосердия…" Смотри-ка! "Зовут ее Надежда. Целый день заботилась, как уж никто давненько заботиться не думал обо мне…"
Б а б а З и н а. Надежда-то, конечно, расстаралась.
П о л и с а д о в. Да я не против. Это для того, чтобы могла потом, но только лучше, мнучонка обиходить моего. (Читает.) "К тому ж она похожа на Наташку, что к нам в редакцию пришла позавчера…"
Н а д е ж д а. Вот видите, в Москве, за тыщи верст, живет Наташка, на меня похожа. Вот так и я бы запросто смогла.
Б а б а З и н а. Да, ждет тебя Москва-то не дождется...
Н а д е ж д а. А я надену шляпку и манто!
П о л и с а д о в (читает). "Все так и дальше было бы забавно, но тут Надеждин заявился муж, законченный, как видно, неврастеник…" (Отвлекается.) Я сам давно на это намекал. Как говорится – нервы, нервы, нервы!
Н а д е ж д а. Зачем же так? Вы знаете, мой Федя порою очень даже ничего.
П о л и с а д о в. Смотри-ка ты, попарилась маненько и сразу – "Федя! Распрекрасный муж!.."
Б а б а З и н а. Одно у них, как видно, на уме.
П о л и с а д о в (читает). "Потом меня поили самогоном и, пользуясь, что был немного пьян, назадавали каверзных вопросов, а я давно от этого отвык…" (Отвлекается.) Чегой-то мы ему назадавали? Я не пойму, чего он написал? (Протягивает листы бабе Зине.)
Б а б а З и н а (читает). "Особо удивляет президент. Он абсолютно, кажется, спокоен, как будто это он – простецкий парень, и будто он родился на селе! Его тут обожают. На меня же все смотрят с подозреньем и упреком, а больше всех – почтенная старушка и этот боевитый юбиляр…"
П о л и с а д о в. Вот это да! Его мы приютили, а он чего?
Б а б а З и н а. Ты не перебивай. (Читает.) "В дальнейшем пребыванье здесь опасно, и, может быть, не только для меня…"
Н а д е ж д а. Да с головой его не все в порядке, с больного человека что возьмешь. (Берет посуду, уходит на кухню.)
П о л и с а д о в (кричит ей вслед). А ты бы, милосердия сестра, еще бы титьку хворому дала! Тогда бы он пришел в себя мгновенно.
Н а д е ж д а (выглядывает из двери). Ну титьку-то зачем ему?
П о л и с а д о в (трясет листами). За этим! Ведь это он визит свой описал и наше, так сказать, гостеприимство!

Н а д е ж д а скрывается за дверью.

Б а б а З и н а. Каков писатель – чистый прокурор.

Прихрамывая, входит помятый П и с а т е л ь.

Пришел, голубчик, легок на помине. И как прикажешь это понимать?
П о л и с а д о в. Тебя лечили мы, как человека, а ты чегой-то накалякал тут? Чего ты намалякал? Говори!
П и с а т е л ь (рассеянно). О чем вы это? Я не понимаю…
П о л и с а д о в. В газету подготовил репортаж? Да мы тебя не выпустим отсюда, никто не вспомнит, что и был таков.
П и с а т е л ь. В чем дело-то?
П о л и с а д о в. Не знаешь? Да вот в этом! (Швыряет Писателю листы.)
П и с а т е л ь. А-а, это… Это просто черновик. Хотел бы я увидеть президента, все утро не могу его найти.
Б а б а З и н а. Да затемно, как лыжи навострили, так с Федором куды-то и ушли.
П и с а т е л ь. Куды ушли?
Б а б а З и н а. Сказал одно: писатель на попеченье ваше остается, покудова не наберется сил.
П и с а т е л ь (растерянно). Не может быть такого! С президентом я неотлучно должен быть всегда!
П о л и с а д о в. Забеспокоился. Подайте президента! Ты лучше расскажи, куда хотел вот эти вот каракули отправить? Вот эту, с позволения, статью?
П и с а т е л ь. Вы что, с ума все дружно посходили? Пишу я книгу, в том числе о вас: зима, тайга, заимка, то да се…
П о л и с а д о в (перебивает). Мы – "то да
се"? Все ерничаешь, братец, все веселишься, только вот чему? А ты задумался, зачем живет народ в Сибири этой? Лютые морозы зачем он терпит?
Б а б а З и н а. Ну-ка, отвечай!
П и с а т е л ь. Я на дурацкие вопросы не ответчик.
П о л и с а д о в. А вот вопросы задаем здесь мы!
Б а б а З и н а. Ты посмотри, денек покуролесил, с молодкой лясы вдоволь поточил, а все туда же – сочиняет книгу. А разве понял ты хоть что про нашу жизнь?
П о л и с а д о в. Ой, Зина, ну да разве интересна им наша жизнь!
Б а б а З и н а. Да неужели врет?
П и с а т е л ь. Я, знаете ли, никогда не вру.
П о л и с а д о в. А коли так, тебя мы оставляем. До лета на заимке поживешь, к труду крестьянскому маненько попривыкнешь, окрепнешь хилым телом и душой. Тогда-то и приступишь к написанью, сообразуя мысли и слова.

Входит Н а д е ж д а с подносом в руках.

Н а д е ж д а. Андрей Иваныч, где же вы пропали?
П и с а т е л ь. Вот точно пропаду, когда останусь. Я с президентом должен улететь.
Б а б а З и н а (берет Надежду за руку). Да он, небось, давно уже в столице.
П и с а т е л ь. И думать я об этом не хочу!
Б а б а З и н а. А знаешь что? Ты очень просто думай, вот так вот: "Слава Господу за все!" И после этого уже не трепыхайся. Ну понял?
Н а д е ж д а. То-то будет хорошо!
Б а б а З и н а. Обрадовалась девка...
П о л и с а д о в. Неужели ты можешь радости такой ее лишить?
П и с а т е л ь. Я вам не кто-нибудь! Я русский вам писатель!..
П о л и с а д о в. Да кто бы спорил – истинный плебой.
П и с а т е л ь. Чего-чего?
П о л и с а д о в. А то не понимаешь? Ты думаешь, тебя я не признал – в куфайке красной на Олимпиаде по телевизору не ты ли гарцевал? Глядите, золото перо России! Не выщипать ли это нам перо?
Н а д е ж д а. Да что же вы пристали к человеку? Ведь он – богемия, почти уже бомонд!
П и с а т е л ь (распаляясь). Хваленого вкусил гостеприимства я вашего – по самый по кадык! А что же не вцепились в президента, когда вот здесь он, перед вами, был? К нему-то разве не было вопросов, с него-то разве нечего спросить?
Н а д е ж д а. Так он у нас в гостях!
П о л и с а д о в. В своем дому и отдохнуть мы не дадим ему?
Б а б а З и н а. За президента не переживай, ты о себе внимательней подумай! (Поднимает палец.) Ведь там тебя не спросят, с кем ты был, с тебя там с самого, дружочек, спросят: "Раб Божий, отвечай да не юли, почто ты изгалялся над людьми?"
П и с а т е л ь. Ну, знаете, ведь это как сказать – кто и над кем сегодня изгалялся! (Заводится.) Я ухожу! Во мне от ваших слов клаустрофобия уже распространилась. Незамедлительно откройте эту дверь!
П о л и с а д о в. Вот городские! То им дай природу, то непременно отпускай домой – к машинам, небоскребам и асфальтам, и чтоб опять – как белка в колесе…
П и с а т е л ь. А сами что? Пророчества, да песни, да рифмы, что навязли на зубах, – все ваши подвиги.
П о л и с а д о в. Да я в штрафбате бился!
П и с а т е л ь. И потому я должен здесь застрять – в прекраснодушной вашей глухомани?
Б а б а З и н а. Для общего развития ты должен, чтоб не томился в каменной Москве и юмор не выдавливал по капле.
Н а д е ж д а. Выдавливал? Чего?
П о л и с а д о в. А вот чего! (Берет листы, читает.) "Наш президент – ведь это как Париж, с другой же стороны – довольно страшно. И эти восхищение и страх к правителю испытывает каждый". (Писателю.) Ну, чьи слова?
П и с а т е л ь. Наверное, мои.
П о л и с а д о в. Вот я – народ, а президент – правитель. Пусть восхищение бывает иногда, а страха нет. Нет, понимаешь, страха! Другое есть…
Б а б а З и н а. Что скажешь нам, сынок?
П и с а т е л ь. Вам демократия, я вижу, ни к чему. Вот президент пришел, и в две минуты он вам и царь, и Бог! И все дела…
П о л и с а д о в. Ну что же, это верно ты подметил: быть демократом в возрасте моем довольно глупо. Но зато у нас, какой ни есть – сам каждый по себе, под общую гребенку не причесан. Ведь это вам охота быть как все, дресс-кодом радуясь во всей его красе!
Б а б а З и н а. Дрись кот? Смотри, какая срамота!
П о л и с а д о в. Вот ты – писатель…
Н а д е ж д а. Кто бы сомневался!
П о л и с а д о в. Мне интересно – как таких высот ты, будучи из наших, деревенских, сумел добиться, как никто другой? Талант? Настырность? Или что другое?
П и с а т е л ь. Теперь уж поздно, батя. Ничего я вам не скажу. Одно лишь: нихт ферштейн!
П о л и с а д о в. Вот как запел? Тогда с минуты этой персона ты нон грата для меня!
П и с а т е л ь (хватается за сердце). Забилось как невидимое сердце!.. Обмякли ноги, пробивает пот… (Кричит.) Так за каким же лешим не даете мне вырваться отсюда на простор?!
П о л и с а д о в (срывается к вешалке). Все! Надоело мне! (Натягивает на Писателя одежду, толкает его к выходу.) Хотел свободы? Так вот тебе свобода – сколько хошь!
Н а д е ж д а. Зачем же так? Загнется бедолага!
Б а б а З и н а. А может, отрезвит его мороз?
П и с а т е л ь. Вы – дед Пихто и бабка с пистолетом, видал я вас таких, перевидал! Покаетесь ужо, да будет поздно… (Рвет на себя дверь.)

Входят Ф е д я и П р е з и д е н т.

И все-таки вернулся он за мной! (Бросается Президенту на шею.) А я уж вас отчаялся
увидеть!
П р е з и д е н т (не слышит). Ну что за чудо – в деревенской баньке попариться и ни о чем уже не думать, не стараться, не спешить. Спокойно посидеть за самоваром, побаловаться чаем, а потом согреться под верблюжьим одеялом и слушать, как в трубе гуляет ветер, скрипят деревья за ночным окном…
П и с а т е л ь. Какая банька! Что вы говорите? Забросили на произвол судьбы!.. Меня же здесь почти уже прибили.
П о л и с а д о в. А Чехов прав – ружжо должно стрельнуть!
Б а б а З и н а. Товарищ президент, сказать хочу вам... (Шепчет Президенту на ухо.)
П р е з и д е н т. Режим постельный? Двигаться нельзя? Ну что же делать…
П и с а т е л ь. Что, опять вериги?
Н а д е ж д а. Иначе мы вас можем потерять.
П р е з и д е н т. Андрей Иваныч, требуют остаться.
П и с а т е л ь. Взять этого писаку да в Сибирь?! Мечтанья эти мне уже знакомы, покорно вас за них благодарю!
Б а б а З и н а. А ты не сумлевайся – не обидим, поучим только разуму-уму.
Ф е д я (берет лыжи и рюкзаки). Товарищ президент, нас ждут, пора.
П и с а т е л ь (вырывает у Феди лыжи). Нет, как приехали, так вместе и уедем! К тому же дома дети мал мала, да и жена маненько заскучала…
П о л и с а д о в: Ты посмотри-ка, про детишек вспомнил!
Н а д е ж д а. Супружница нашлась – в один момент...
Б а б а З и н а (твердо). Воспоминанья к делу не пришьешь.
П о л и с а д о в. Да ты пойми, Иваныч, ты – из наших, а пишешь как – легко и с огоньком. Останься, опосля не пожалеешь, ты посмотри, как рады все кругом.
П и с а т е л ь. Все прямо счастливы, особенно ваш Федя!
Н а д е ж д а. А Федя что? Он тоже человек, не чуждый творчеству. Вот сочинил он песню ко Дню электрика. Причем не по заказу, а по веленью, так сказать, души.
Ф е д я (берет гитару). Хотите сбацаю?
П и с а т е л ь. Ну, разве на прощанье.
Ф е д я (поет). Тэц-тэц-тэц-тэц! Тэц-тэц! Тэц-тэц-тэц-тэц!..
Н а д е ж д а. Какая прелесть!
П и с а т е л ь. Это он о чем?
Н а д е ж д а. О тепловых энергетических централях.
П и с а т е л ь (отрешенно). Тэц-тэц-тэц-тэц… Тэц-тэц? Тэц-тэц-тэц-тэц?! (Прислушивается.) О, Боже мой, как воет эта вьюга! У-у, гада бестолковая! (Хватается за голову.) Зачем я посрывал с главы моей повязки? Ужасный молот бьется мне в виски… Где губернатор этого безбрежья? (Кричит.) Куда пропал почетный караул?!
Ф е д я. А мы тебе чем хуже караула?
Б а б а З и н а. Да и почета будет – сколько хошь.
П р е з и д е н т. Что ж, делать нечего, и нам пора прощаться.
П и с а т е л ь. Зачем вы оставляете меня?
П р е з и д е н т. Так будет лучше всем, Андрей Иваныч. (Обнимает Писателя.) Привет горячий! Федя, где мой ключ?
П и с а т е л ь. Постойте-ка! Слова я эти помню – "Эй, Федя, ключ!.." Да нет же – "Федя, дичь!"
П о л и с а д о в. Хочу заметить, эта ваша память когда-нибудь вам точно навредит.

В с е обступают Писателя.

П и с а т е л ь. Вот, значит, как! А я-то все гадаю, куда я так нечаянно попал? Заимка эта ваша не простая, одна компания здесь нынче правит бал!..
П р е з и д е н т. Андрей Иваныч, помню, вы томились и жаждали здоровых впечатлений, пожить мечтали средь простых людей.
П и с а т е л ь. Пожить мечтал, но неужели – так-то?
П р е з и д е н т. А вы как думали, легко вносить поправки?
Б а б а З и н а. К тому же – адреса, пароли, явки…
П о л и с а д о в. Вот хочешь – верь, а хочешь, брат, не верь, все лучше, чем хваленый Куршавель!
Н а д е ж д а (поет). С чего начинается Родина?
В с е (кроме Писателя).

С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе…

Затемнение.


ЭПИЛОГ

Комната в квартире Писателя. П и с а т е л ь, в свитере и валенках, спит в кресле.
Автоматически включается проигрыватель. Голос Ленского: "Куда, куда, куда вы
удалились, весны моей златые дни?.." П и с а т е л ь поднимает пульт и выключает
проигрыватель.

П и с а т е л ь. Еще темно, а мне уже вставать. В такую рань! Когда дождусь покоя? (Потягивается. Стонет.) Что за привычка – в кресле засыпать. И голова как будто не моя, и ногу будто судорога сводит. (Потирает ногу, видит валенки.) А это что еще за маскарад? Мороз… Метели… Как же я забыл! Командировка, будь она неладна. (Включает запись автоответчика.)

Голос редактора: "Андрей, вопрос решен, и с президентом на самолете утречком –
в Сибирь".

Преглупый сон приснился нынче мне! Мой милый дедушка… А после кто-то дрался, кого-то чья-то мамка родила… Молодка, ейный муж… Спасти Расею… Народность так и лезла через край! Все люди спят, а мне опять в дорогу: такси, аэропорты, небеса, а после лица, шапки, голоса. Ну, хорошо, он видит в этом смысл – слуга народа. Мне-то что за дело? Рукопожатья, вечные поклоны, улыбки и объятья невпопад. Тьма городов, но все одно и то же! Так много стран – а все один язык. Где эксклюзив? Подайте мне фактуру! Но каждый раз – все снова да ладом. Ищу зацепку для статьи – в речах, в поклонах, восклицаниях, намеках. А нету слов – сгодится оговорка, неловкое движенье, глупый чих. И снова в путь, и снова гнать строку – и к сроку, и легко, и гениально. (Подходит к зеркалу. Трогает свитер.) Вот настоящий профессионал – пусть трижды пьян, но все же снарядился. Откуда же, однако, свитерок и эти валенки?

Звонит телефон. П и с а т е л ь включает громкую связь. Женский голос: "На проводе – межгород».

Кому еще не спится поутру?

Голос Надежды: "Андрей Иваныч, это я, Надежда!"

Надежда?

Голос Надежды: "Слава Богу, вы в Москве! Все шлют приветы, крепко обнимают
и ждут, когда приедете опять".

Послушайте, что от меня вам надо? Оставьте эти шутки на потом!

Голос бабы Зины: "Все на потом, а помнишь бабу Зину? Ведь я сказала – нет у нас потом".

(Растерянно.) Мне некогда. Какое-то безумье! Перезвоните после, я спешу.

Голос Феди: "Я говорил – и помнить не желает!"

Сейчас же прекратите балаган!

Голос Полисадова: "Иваныч, друг, ты Федора не слушай! Я понимаю, занят ты по горло и вырваться навряд ли сможешь к нам. Но не горюй, к весне приедем сами. Таких стихов
тебе я написал, сам удивишься, чудо – не стихи!"

Вот этого мне только не хватало!

Голос Надежды: "Андрей Иваныч, деньги на исходе, и, чтобы не скучали вы без нас,
вам на прощанье дарим эту песню. (Поет.) Зачеркнуть бы всю жизнь да сначала начать..."
В с е подхватывают: "Полететь к ненаглядной певунье своей!.."

(Падает в кресло, подпевает.)

Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропащих своих сыновей...

Затемнение.

КОНЕЦ