В России террор государственный и как бы противостоящий ему «международный терроризм» срослись незримым коррупционным клеем, «чеченизация России» и всякое такое, а жители либо на все забили («все равно ислам победит, у них рождаемость, нечего рыпаться»), либо сказали себе: «религия – зло», либо заточили зуб на «лиц неславянской внешности», и это самое удивительное: про ислам – ни-ни, шариат в Чечне – вроде и неважо, что противоречит российским законам, а официальный, т.е. как бы политкорректный, язык ежедневно сообщает нам про этнические преступные группировки, массовые драки «уроженцев» с «выходцами», инциденты типа недавнего «два уроженца Дагестана открыли в метро стрельбу, ранив двух пассажиров славянской внешности» . Соответственно, людей в России исподволь предлагают делить по внешности – не по паспорту же, изучая место рождения уроженцев и выходцев. Этот гитлеровский подход не только абсурден, но и опасен. Люди с «неславянской внешностью» (знать бы еще, что это за внешность: большинство славянских народов – тип средиземноморский) должны чувствовать себя в одной «социальной группе» с преступниками?
Налицо, между тем, экспансия ислама, хотя ни один экстерриториальный муфтий не скажет вслух, что задача дня – превратить мир в халифат. В мирное время как-то относишься только к отдельному человеку и его поступкам, а не к «категории». Почему ж иначе с исламскими террористами? Потому что это не Х убивает Y, это солдат, «воин Аллаха», «шахид», ликвидируя группу неверных по случайной выборке, совершает подвиг – в собственных глазах и в глазах референтной группы. В Палестине портреты шахидов развешаны всюду, детей воспитывают на их примере. Классическое понимание войны ушло в прошлое, война с открытым забралом, победителем и побежденным – это теперь футбол, разве что без полной гибели всерьез. Характерно словцо «мундиале». Сегодняшняя война – это бои без правил, без начала и конца, неизвестно, кого с кем. Еще вчера каждый европеец свято верил в гражданство: получивший французское гражданство беженец – француз.
(...)
Очень неприятное ощущение – «обобщательное», как во время всякой войны: с 1941 по 1945 не оставалось внутри места для восхищения Гете и Бетховеном, тем более Вагнером: немец – враг, точка. Но это все еще классический мир и классическая война, «мундиале» закончилось, разгромленная немецкая сборная полностью поменялась, как не раз уже менялись все участники Истории, и объявленный Фокуямой «конец истории», казалось, настал, но тут-то и начался процесс по отмене этой Истории как таковой.